и мы очень им гордимся. Этот традиционный подарок мы дарим всем гостям – если, конечно, вы не считаете, что сорняк ниже вашего достоинства.
– Я помню его. Он был на ее жилете, – подтвердил Титус.
– Подарок – это замечательно, – добавил Ганнер.
Джейс кивнул.
– Мы обязательно приготовим хороший подарок и для королевы.
* * *
Подписав письмо, я вернулась в покои. Дрейк и Тиаго проводили меня до двери, но затем ушли, как я и договаривалась с Джейсом. Когда я вошла в комнату, то обнаружила на туалетном столике небольшую миску с фруктами. Апельсины. Три идеальных фрукта.
Неужели он знал, что я подпишу письмо? Это была его благодарность?
Я взяла один из них, провела ногтем по кожуре, поднесла к носу, вдыхая волшебный аромат.
А может, это была благодарность за то, что я вернула ему кольцо?
«Вряд ли», – подумала я, снимая кожуру.
Джейс просто помнил, что я любила апельсины.
Глава двадцать вторая. Джейс
Невзирая на открытые окна, воздух в комнате был горячий, неподвижный, будто сам мир затаил дыхание. Спина вспотела на простынях. Как странно. Еще утром я лежал на ковре из травы, прижавшись к Кази и чувствуя соединяющую нас цепь.
Было уже за полночь, и мне следовало давно отключиться от усталости, но вместо этого я метался, ворочался и вышагивал по одной из гостевых комнат. Олиз побоялась сообщить мне новость, поэтому, вернувшись в Дозор Тора, я был удивлен, что меня выставили из собственных покоев.
Да, я мог попросить Кази уйти, но впереди нас ждали другие битвы – война еще и за спальню была ни к чему. Кроме того, мне было приятно, что она ночевала в моей комнате. Почему? Я и сам не знал. Гостевая комната была больше, удобнее и рассчитана на то, чтобы произвести впечатление. Впрочем, я не сомневался, что к настоящему моменту она изучила каждую вещицу в моих покоях. О чем она думала? Листала ли книги в поисках историй, которыми я с ней делился? Копалась в одежде? Просматривала хлам на нижней полке шкафа? Если память мне не изменяла, там были спрятаны три ножа. Уверен, что один из них уже находился при ней. Хотя меня это ничуть не беспокоило. Я думал, что она, возможно, во второй раз залезла в ванну: я видел отвращение на ее лице, когда Титус бросил уши на стол. Когда она ушла, я схватил его за воротник и прижал к стене. «Никогда так не делай, – отрезал я. – Наша работа бывает грязной, но не все должны ее видеть». Особенно она. Я видел ее лицо, видел искорку страха: Кази решила, что я навредил ее друзьям. Убил их. Ужас в ее глазах пронзил меня, как тупой нож. Она заметила что-то в моем лице, возможно, и в лицах остальных. Она всегда узнавала смерть.
Мой поступок, однако, меня не волновал. Я бы повторил, будь в этом необходимость.
Фоули пришел рассказать, что произошло.
Когда Мэйсон, Ганнер, Титус и я пришли на склад, Лотар и Рансел уже поставили охотников на колени. Тиаго и Дрейк ждали неподалеку.
– Мы заметили их повозку в переулке, – рассказывал Рансел. – Подняв брезент, мы увидели мальчика пивовара с кляпом во рту и в цепях. Другие цепи были пусты. Они еще не успели поймать других.
Я подошел к троице негодяев. Двое из них начали плакать, молить о пощаде. Третий ничего не говорил, но лоб его покрылся испариной. Эти двое выглядели хуже, чем те охотники, которые похитили нас с Кази. Рваная одежда была пропитана зловонием, костяшки пальцев вымазаны грязью. При этом история их не отличалась новизной: кто-то заплатил им наперед. Судя по их словам, парень с толстым кошельком надвинул на глаза широкополую шляпу, поэтому они даже не поняли, какого цвета его волосы.
– Кто из вас взял деньги? – спросил я.
– Он, – закричали оба хнычущих охотника.
Я посмотрел на молчаливого мужчину. Пот выдавал его страх. Ненависть к нему вспыхнула во мне, ведь сыну пивовара было всего четырнадцать.
– Значит, ты здесь за главного?
Тот кивнул.
– Ты и раньше похищал людей?
– Не здесь. В других местах. Деньги хорошие. Но он… Он велел ехать в Хеллсмаус, и…
– Ты знаешь, чей это город? – спросил я.
Мужчина сглотнул, мое лицо запылало от нетерпения.
– Эй, я дам тебе долю, – выпалил он. – Можем заключить сделку. Половину. Хочешь половину? Половину за то, что ты ничего не делаешь.
– Ты знаешь, что бы случилось с этим мальчишкой?
– Ну, работал бы на шахте и ничего более. Хорошая тяжелая работенка.
В смерти в шахте не было ничего хорошего. Как и не было ничего хорошего в том, чтобы быть закованным в кандалы и против воли тащиться в повозке. Он даже не мог представить, что у мальчика была своя жизнь, будущее. Он видел в нем только предмет наживы. Я достал нож.
– Все. Можешь забрать все! – умолял он. – Деньги в жилете. Возьми их.
– Все? – Я подошел ближе, встал на колени так, что мы оказались на одном уровне. – Ты предлагаешь неплохую сделку, но я тороплюсь, так что вот предложение получше. Я убью тебя вместо того, чтобы отдать на растерзание собакам, чего ты и заслуживаешь. – Я не знал, успел ли он понять смысл сказанных слов, потому что нож уже вонзился в его горло. Кровь забрызгала мою рубашку и лицо, и он был мертв еще до того, как я вытащил лезвие.
Я встал – мое внимание переключилось на оставшихся. Они скулили, пытались отступить, стоя на коленях, но Мэйсон и Титус стояли позади них, преграждая путь.
– Хочешь, я займусь этой парочкой? – предложил Тиаго.
Я подошел к ним, внимательно рассмотрел.
– Думаю, мы найдем им лучшее применение. Почему бы не сделать их гонцами и не извлечь из этого пользу? Что бы вы предпочли: быть мертвыми или доставить послание?
– Послание! – закричали они. – Пожалуйста, любое послание! Мы доставим его!
Я кивнул Мэйсону и Титусу. Они схватили парочку за волосы, рывком откинули их головы назад, и не прошло и секунды, как каждый из них лишился уха. Крики эхом отскакивали от стен, но когда я приказал им заткнуться, они заткнулись: они уже знали, как могла закончиться их жизнь.
– Слушайте сюда. Вы возвращаетесь в дыру, из которой выползли, демонстрируете товарищам уши, сообщаете, что это сделали Белленджеры, а потом добавляете, что такие проблемы их ждут в Хеллсмаусе, и никакие деньги того не стоят. Жители этого города неприкасаемы. И если я еще раз увижу в своем городе одного из
