Журавлик растревожил сильней, чем все слова и поступки Райлена вместе взятые. Нет, понятно, что гадания — это несерьёзно, но что если он… что если он в самом деле любит? О, Богиня… но это же невозможно. Вернее, только это и возможно. Нас могут связывать чувства и ничего кроме. Может госпоже Флёр и отшибло разум, но я-то ещё помню — герцоги абы на ком не женятся. А без свадьбы… нет, я слишком люблю родителей, чтобы позволить себе увлечься чёрными глазами, невероятной улыбкой и такими сильными, такими властными руками, от одного воспоминания о которых… О, Богиня! О чём я думаю?!
— Соули, с каких пор ты кладёшь в чай десять ложек сахара?
— А?!
Я подпрыгнула на стуле и во все глаза уставилась на отца. Это именно он про сахар спрашивал.
— Анрис, прекрати, — благодушно отозвалась мама. — Разве не видишь — девочке не до тебя…
Папа чуть заметно ухмыльнулся и вновь уткнулся в газету. В конце обеда, когда подавали десерт, он всегда развлекался чтением.
Мама в этот раз тоже читала… журавлика. То ли третьего, то ли четвёртого. И постоянно подхихикивала, бросала на меня быстрые, недвусмысленные взгляды.
И только близняшки занимались тем, чем положено — поглощали пирожные и шумно прихлёбывали из чашек.
Я с отвращением поглядела на полную ложку сахара, но всё-таки высыпала её в чашку и размешала. После, невероятным усилием воли, нацепила на лицо беззаботное выражение и попробовала напиток. Увы, отец не соврал. Нет, это уже не чай, но пить всё равно нужно, чтобы лишних вопросов не задавали. Пусть считают, что так и задумано…
Едва сделала второй глоток, в приоткрытое окно влетел ещё один бумажный журавлик и, совершив круг почёта, важно опустился на белую скатерть. Чётко перед мамой. Госпожа Далира проворно сцапала птичку, взломала печать и погрузилась в чтение. А отец оторвался от газеты, спросил:
— Так когда свадьба?
— Накануне Дня Осеннего Равноденствия, — вчитываясь в послание, пробормотала мама.
— А не поздновато? Может перед Солнцеворотом?
— Нет, — всё так же, не отрываясь от журавлика, отозвалась мамулечка. — Он же поухаживать должен…
Губы господина Анриса растянулись в невероятной улыбке, а глаза блестели до того хитро, что любой лис позавидует.
— В Вайлесе? Или всё-таки в Даоре?
— Конечно в Вайлесе! — возмущённо воскликнула госпожа Далира и таки отлепилась от заветной записки.
Отлепилась, взглянула на папу и покраснела… ну почти как я, когда Райлен коленку "лечил". А отец всё-таки не выдержал, прыснул.
— Анрис!
Мир содрогнулся от мощного, басистого хохота.
— Анрис!
Но папа остановиться уже не мог — хохотал, неустанно смахивая слёзы.
— Анрис, перестань немедленно! — мамулечка даже вскочила, и кулаком по столу стукнула. Её смущение сменилось злостью, и я, кажется, догадалась почему — мама поняла, что заигралась.
— А дату кто назначил? — продолжал веселиться господин Анрис. — Госпожа Флёр? Или госпожа Дюи?
Мама поджала губы и гордо вздёрнула подбородок.
— А имя первенцу вы уже придумали? — не унимался отец.
— Анрис!!!
— Молчу-молчу! — притворно испугался он, даже руки над головой поднял.
Госпожа Далира чинно опустилась на стул и уставилась в чашку. Отец тоже посерьёзнел.
— Далира, объясни пожалуйста, с чего вы взяли, что Райлен женится на Соули?
Мама молчала.
— Далира, я жду…
Родительница бросила строгий взгляд… почему-то на меня. Сказала:
— Он любит Соули, это все заметили.
Сердце ухнуло в желудок, а руки… в общем, чай я благополучно расплескала, по белоснежной скатерти поползли уродливые бурые пятна.
— Даже если так, Райлен — герцог.
— Но он не только герцог! Он ещё и маг! — отказываться от надежд на моё замужество госпожа Далира не собиралась. — А магам позволено куда больше, нежели остальным!
— Да, — отец кивнул. — Но не до такой степени.
— Анрис… — мама всё ещё намеревалась сопротивляться.
— Далира, перестань! И не смей потакать сплетням! Ты представляешь, что случится с репутацией Соули, когда он уедет и благополучно женится на какой-нибудь графине или вообще принцессе…
Внутри что-то оборвалось.
— Он женится на Соули! — упрямо заявила родительница, но спустя мгновенье стушевалась и спрятала глаза. — Да, наверное ты прав…
Воцарившуюся тишину нарушил слаженный изумлённый вздох:
— Так Райлен — герцог?!
О… кажется, близняшки — единственные во всей округе до кого ещё не докатилась эта новость.
— Будущий герцог Даорийский, — шмыгнув носом, с достоинством сказала мама.
Подозреваю, что в этот миг девочки сильно пожалели о недавнем "подарке". Возможно наоборот — обрадовались избавлению от столь "бесперспективного" жениха. А может, чем Богиня не шутит, посочувствовали сестричке, которую угораздило наступить на такие грабли, в сравнении с которыми прогулка по забитому умертвиями кладбищу — пустячок да и только.
Не знаю. Близняшек не видела. Родителей — тоже. Никого не видела. И ничего.
Встала, выдохнула тихое "извините" и, не дожидаясь разрешения, пошла прочь. Мне вдруг очень душно стало, а слёзы… они уже не жгли, а попросту выедали глаза.
— Соули? — голос отца едва слышен. — Соули!
Я бы побежала, если б смогла.
— Соули, подожди!
Папа настиг на пороге столовой, аккуратно взял за плечи, развернул.
— Доченька, ты чего? — прошептал тихо-тихо, так чтобы никто другой не услышал.
— Ничего, — выдохнула я.
Поверить он, разумеется, не мог. Никто бы не поверил…
— Ты что, действительно влюбилась в мага?
Да! — хотела выкрикнуть я, но… от осознания этой мысли так больно стало, так…
— О нет… — пробормотал отец. Прижал к груди, осторожно коснулся волос. Я же закусила губу, чтобы не зареветь в голос. — Доченька, ну почему…
Кто бы самой на этот вопрос ответил!
— О, Всевышний… Соули, прости. Прости за этот спектакль. Я же был уверен, что ты благоразумная, что ты… Ты же на него весь вечер волком глядела, и я подумал…
Я дёрнулась, высвобождаясь из объятий. Прошептала, едва сдерживаясь от плача:
— Не надо.
И помчалась к себе.
Нет, я ни на секунду не забывала, что мы с Райленом не пара, и будущего у нас нет. Просто одно дело знать, а другое — слышать из чьих-то уст. Второе несравнимо больней, почему-то.
…Остаток дня провела в своей спальне, за чтением сентиментального романа. Он оказался невероятно грустным, так что поплакала вволю. И над судьбой героини, и над собственной. Домашние вызволять из добровольного заточения не пытались. Единственной, кто осмелилась нарушить уединение, была Фиска — она принесла ужин.
