солнца скрываются за горизонтом, а на мир опускается тьма, укрывая его плотным темным покрывалом. В окнах Академии погасли последние огни, затем на небе яркими точками высыпали звезды, а я все сидела и сидела, не зная, что делать дальше. Уйти или остаться? Бороться или сдаться? Что лучше, что предпочтительнее? Могу ли я хоть раз в жизни поступить так, как велит сердце? Сделать что-то для одной себя? И могу ли я вообще принимать такое решение? Ведь я не одна в этом мире. Существуют люди, которые мне дороги. Могу ли я бросить все, оставив их и даже, возможно, подвергнув смертельной опасности? Что важнее? Мое желание или желание дорогого мне человека? Собственное счастье или счастье большинства? Время близилось к полуночи, а я все никак не могла найти ответа на эти вопросы.
Осторожно повернув голову в сторону, я взглядом натолкнулась на песочные часы. Демонову приспособлению почти не повредил огонь, лишь две лозы оплавились и потеряли форму. Песок в верхней чаше почти закончился, остатки медленно и неотвратимо стекали вниз. Наконец упала последняя песчинка. Вот и все. Времени на размышления больше не осталось.
Я осторожно встала, стараясь не потревожить спящую Нию. Вышла в коридор и тихо притворила за собой дверь. Где находится нужная мне комната, я не знала, но, как говорят эльфы: «Магия и до Архипелага доведет». Прикрыв глаза, я выпустила поисковое заклинание. Дверь, которую я искала, была на втором этаже, сразу за поворотом. На робкий стук долго никто не отвечал. В конце концов в комнате послышались шаги, створка отворилась, и на пол коридора упала тонкая полоска света. Волосы Эвана были в беспорядке, ворот рубашки расшнурован – видимо, успел заснуть до моего прихода. Он сонно щурился от яркого пламени магического сфероида, зависшего у него над головой.
– Леа? – недоуменно нахмурился мужчина. – Что ты здесь делаешь?
– Я решила, – просто ответила я. – Пусть будет Этальдер.
Лорду Аласси потребовалось несколько мгновений, чтобы понять, что я сказала. Лицо мужчины просияло, будто сбылись его самые заветные мечты. Одним движением он заключил меня в крепкие объятия, поднял и закружил по комнате.
* * *
Солнце уже давно скрылось за горизонтом, погрузив мир в зловещую тьму. Я торопливо пересекла лужайку, но входить в главный корпус побоялась и обогнула его по едва заметной тропинке. Во дворе царила тишина, больше не было видно ни неспешно прогуливающихся девушек, ни торопящейся по своим делам прислуги. Академия напоминала крепость на осадном положении: темные окна без единого лучика света неприветливо взирали на случайных прохожих. Я невольно поежилась. Во внешнем дворе и на дорожке, ведущей к воротам, я не встретила ни единой живой души, что, естественно, не могло не радовать. По створкам ворот, как и в день моего приезда, хаотично пробегали белые импульсы магической защиты. Я протянула к ним пальцы, но на полпути благоразумно передумала. Вместо этого я сняла с шеи кулон-ключ, который забрала у Эвана, и приложила к замку. По воротам пробежала легкая волна, погасив все импульсы, замок щелкнул, и створки бесшумно распахнулись. Мгновение царила такая глубокая тишина, что я не слышала даже собственного дыхания. А затем раздались уверенные шаги, и сильные мужские руки заключили меня в крепкие объятия. Я подняла взгляд и посмотрела в родные синие глаза – точь-в-точь как мои. Наконец-то. Эти полтора десятидневья вдали от дома в одиночестве показались мне вечностью.
– Как я справилась? Ты доволен мной? – поинтересовалась я.
– Я нисколько не сомневался в том, что ты выполнишь задание, сестренка, – прозвучали над ухом слова. – Ты все сделала в точности так, как мы планировали.
Тот день я не забуду никогда в жизни – день, когда казнили моего отца, лорда Морради. Казнили на главной городской площади столицы. Демонстративно. Напоказ. Чтобы показать всем, кто осмелится бороться за свободу, насколько тщетны будут их усилия. И у них получилось. Большинство сторонников отца сдались. Та же жалкая горстка людей, что еще хранила верность семье Морради и оппозиции, поспешила укрыться в нашем родовом поместье.
Когда к замку стянули несколько отрядов боевых магов, солдаты, собрав остатки сил, притворились, что решили прорываться к лесу. Пока королевские отряды сломили сопротивление и разобрались, что к чему, было уже поздно. Мы с братом спаслись через подземный ход. А потом долго стояли на опушке, глядя, как небо заливает отсвет пожара, объявшего наш дом. Мне тогда едва исполнилось шесть лет, а Лайр в неполные двенадцать стал главой семьи.
Потом была долгая дорога через перевал в Миркон. Зима в тот год выдалась необычайно суровой. Кое-где снега наваливало выше пояса взрослого мужчины. В Мирконе мы поселились в каком-то богами забытом селе в горах, где никто и не слышал о неудачной попытке переворота в Северии, не знал наших имен. Чтобы прокормиться, пришлось научиться охотиться, ловить рыбу в горных реках, собирать ягоды. Слава Десятерым, в то нелегкое время бывший телохранитель отца Рей неотступно находился рядом. Без него мы бы не выжили.
Шли годы, и брат все чаще стал заговаривать о возвращении. О необходимости очистить наше доброе имя. О сыновнем долге, который призывает продолжить дело отца. По словам Лайра, лорд Морради лишь хотел спасти страну от жестокого тирана на троне. Сумасшедший король принес бы горе Северии. Подданные заслуживали лучшего правителя. Умного, расчетливого, дальновидного. Такого, как наш отец. Или как Лайр. Долгими зимними вечерами, когда я, по их мнению, давно спала, Рей с братом обсуждали возможные варианты возвращения. Затем Рей стал исчезать на дни, потом – на десятидневья, иногда пропадал месяцами. Лайр объяснил, что он разыскивает все еще верных нам людей, тех, кто вынужден скрываться от власти.
В это же время брат замкнулся в себе. Стал вспыльчив, не мог контролировать частые приступы ярости, которые предсказуемо обрушивались на меня. Лайр считал, что однажды он займет трон, а значит, все его приказы необходимо исполнять незамедлительно. Возражать запрещалось. Иначе следовало наказание. Правда, потом, когда я сидела в своей комнате, глотая слезы и прикладывая лед к очередному синяку, брат садился рядом, брал меня за руку и вновь и вновь извинялся. И каждый раз я прощала, потому что знала: он меня любит. А как же иначе, ведь мы – последние, кто остался от некогда большой и могущественной семьи. У нас не было никого, кроме друг друга. Лайр и Олеанна. Двое против всего мира.
Время шло, брат внимательно прислушивался к вестям, долетавшим из Северии. Сын сумасшедшего
