Я попыталась найти Тенса, хотела понять где он и чем занят. Вдохнув воздух я почувствовала желание прогуляться, пока они не очистятся, но не стала этого делать. Пожарные и местные делали то же самое в других вагонах, некоторые даже работали рядом со мной. Вокруг было так много нуждающихся в помощи, и слишком мало людей, способных ее оказать. Нас было очень немного, и я не могла прерываться надолго. Я повернулась и снова пролезла в дыру, которую сделала в окне. В этом вагоне было много мертвых, другие были смертельно ранены.
Не знаю, сколько раз я проделала путь туда и обратно. Достаточно много, чтобы стопка одеял и пальто, которыми я покрывала мертвых, стала принимать форму и собственную жизнь. Небольшая гора, имитирующая намного большую Гряду Святого Христа вокруг нас. Я рылась в багаже и обломках, пытаясь найти пассажиров, которым все еще требовалась помощь. Этот поезд был переполнен возвращавшимися с праздников путешественниками.
— Моя нога сломана. Вытащи меня отсюда, — какой-то мужчина ухватил меня, и впервые с момента, как я сюда попала, я почувствовала страх и отчаяние, а не желание перейти. Должно быть, он весил двести фунтов, и был больше чем шести футов роста. Он продолжал. — Я помогу тебе. Я все еще могу двигать другой ногой, я буду ей отталкиваться. Прошу тебя, я клаустрофоб и не знаю, сколько еще смогу это выдержать. Здесь так темно.
Я кивнула.
— Я не знаю, как сделать так, чтобы вам не было больно.
Он постарался улыбнуться.
— Боль означает, что я еще жив. Просто помоги мне выбраться отсюда.
Я крепко обхватила его со спины.
— Ладно, на счет "три" я потяну, ты толкайся, и мы выберемся.
Он кивнул.
— Раз, — я попыталась упереться ногами во что-нибудь твердое и убедилась, что на пути к дыре, которую я расширяла с каждым походом, ничего нет. — Два.
Он обхватил себя руками и глубоко вдохнул.
— Три!
Мы сказали это одновременно и вывалились в грязь и снег. Моя голова и спина приняли всю тяжесть падения. Осколки стекла запутались в волосах как кристаллы льда, и я почувствовала заструившиеся по спине тепло. Я не была уверена, то ли это кровь, то ли это пот. Скорее всего и то и другое. Мужчина застонал от боли, но он был силен и полон жизни.
Накачанная адреналином, я вытащила его на чистое место, по пути собирая пальто, которыми некоторое время назад закрывала глаза умерших от взглядов живых. Скрутила одно пальто в комок и подложила под его голову, другим прикрыла его тело и ноги. Хотела бы я иметь медицинские навыки.
— Это все, что я могу сделать.
— Отыщешь мою жену? Пожалуйста.
Я кивнула. Мои ноги были как намокшая лапша. Откашлявшись, я повернулась и нырнула обратно в этот хаос.
В течение нескольких следующих часов ко мне присоединились другие. Они нашли жену того мужчины, трех подростков и несколько детей. Санитары клали людей на носилки и выносили их оттуда сразу же, как мы вытаскивали их. Количество погибших намного превышало количество выживших. Преподобный Перимо склонился над несколькими ранеными. Казалось, что он молится, но волосы на загривке поднялись дыбом. Я не смогла почувствовать их смерть, но он закрыл их глаза, и пошел дальше. К следующей жертве?
Из одиночной цистерны стали полыхать вспышки, все ближе и больше. Я подняла голову, чтобы удостовериться.
— Ты ранена? — только через минуту я поняла, что это лицо смотрит на меня с озабоченностью. Это был пожарник, его лицо было покрыто кровью и сажей, отчего казалось черным.
— Нет, — прохрипела я.
— Ты можешь идти? Тебе надо уходить отсюда. Видишь машины? Иди к ним. — он указал куда-то далеко, на длину футбольного поля или еще дальше.
— Но здесь еще остались люди, — сказала я. Я чувствовала волны жара, одну за другой, накатывающие, будто ритм сердца, из хвоста поезда.
— Я знаю. Но все равно мы уходим — несколько цистерн вот-вот взорвутся. Тебе надо уходить. — Лицо пожарного отразило боль, которую чувствовала и я. Я была уверена, что он не из тех, кто бросает людей в беде.
В отдалении я заметила Преподобного Перимо, исчезающего в клубах дыма. Его никто не остановил.
— Мы не можем их бросить! — Я плакала, пытаясь освободиться из сильных рук пожарника.
— Мы должны, — он поднял меня и перебросил через плечо, вынося из зоны аварии.
Вниз головой я смотрела на землю, красно-черную. Затем мир потемнел и я провалилась в темноту вместе с ним.
_________
— Меридиан! Меридиан! — голос Этты пробивался через рев конца света. Мы были в аду, и морская черепаха рассказывала мне свои секреты. Но я продолжала слышать свое имя, и это меня смущало.
Я открыла глаза и увидела Тенса на расстоянии нескольких дюймов от моего лица.
Он улыбнулся.
— Ты очнулась.
Я кивнула и стянула кислородную маску, которая была надета на мое лицо.
— Тебе нужен был кислород потому, что ты надышалась дымом.
— Я в порядке. Поедем домой, — мне нужно было подумать над тем, что я видела.
— Тут стекло вокруг. Хочешь я отнесу тебя?
— Нет. — Я поднялась на ноги. Всплеск адреналина чуть не утащил меня в пропасть и я задрожала. — Нам нужно обратно.
— Они никого не подпускают. Утечка химикатов. Мы ничего не сможем сделать оставаясь в отдалении. — Тенс помог мне забраться в Ровер. — Не уходи, Меридиан. Мы не знаем, как на тебя повлияли столь много душ. Просто не засыпай. Говори со мной.
Я услышала, как он сел на водительское сидение и завел мотор.
— Говори со мной! — приказал он.
— Этта. Сказала выучить урок, — промямлила я.
— Ох-хо. Что еще она говорила? — Он так быстро вошел в поворот, что меня вжало в дверь. Я не смогла сдержать стон.
— Прости. Так что она сказала?
Я сражалась, пытаясь держать глаза открытыми, но мозг как будто был одурманен наркотиком.
— Дар. Унесет страх.
— Серьезно? Что еще? — Прокричал он. Так громко.
— Поймана между без меня.
— Ага.
— Объятия. — слова совсем не соответствовали моим мыслям.
— Объятия?
— Нет, охват.
— Охват? — он отвесил мне пощечину, откидывая назад.
— Да. Перимо плохой. Украл Селию.
— Держись, мы почти дома. — Тенс должно быть летел как гонщик.
Он резко затормозил и извинился, когда я вскрикнула.
— Прости, прости.
Он внес меня в дом.
— Давай тебя почистим.
— В порядке. Я в порядке. — слова оказывались простым бормотанием и шипением.
Я почувствовала боль и аккуратные руки, но остаток ночи прошел в забвении теплой воды, и заверениях.
Memento te mortalem esse sed vim in perpetuum durare.