Эдинбургского леса? Иногда, его еще называют демоном. Возможно ли его существование с научной точки зрения?
Слоун чуть улыбнулся и ответил:
– Это сложный вопрос, господин Бонк. С научной точки зрения нет никакого демона. Но…
Его высочество повернул голову и посмотрел на Ральфа.
– Но? – Бонк сощурился.
Слоун положил папку на стол и договорил:
– Но ведь вы и ваша сестра существуете.
Неожиданно, ничего не скажешь. Ральф сощурился и, пристально взглянув в глаза Слоуна, вдруг подумал, что лезть в его голову, пожалуй, может быть опаснее, чем управлять эмоциями нескольких сотен белых одновременно. Был у Бонка пару месяцев назад такой опыт. Муха умер, и какой-то особенно ретивый радикал решил устроить небольшую демонстрацию против режима. Ральф увел их к реке и охладил, заставив прыгнуть в воду. А что до Эдриана…
Черт знает, что за идеи рождает его разум, черт знает, не покажутся ли в какой-то момент эти идеи привлекательными для самого Бонка…
Юрий громко хмыкнул:
– Вот уж точно.
Эдриан сел за белый стол и, сложив пальцы домиком, уточнил:
– Вам нужна моя помощь?
Бонк рассеянно взлохматил волосы.
– Пожалуй, нужна, – ответил он. – У моей сестры … есть некоторые проблемы с памятью.
– Вот как? – подался вперед доктор. Глаза его сверкнули той самой безумной жаждой ученого.
– Да. Именно так, – кивнул Ральф. – Причем касаются они только некоторых событий, вернее, одного, дорогого ей человека. И если воспоминания эти в какой-то момент начинают возвращаться…
Бонк запнулся.
– Говорите, – прямо посмотрел на него Слоун. – Даю вам слово, что ничего из того, что вы озвучите, не выйдет за пределы этого кабинета. Тем более, речь идет о госпоже Алиане. Я лицо заинтересованное.
Ральф вопросительно выгнул бровь.
– Я просил у господина Холд разрешения на ухаживания за вашей сестрой. Увы, император отказал мне. Не сложилось.
– Зато сложилась ваша карьера, – лениво протянул Юрий. – Так или иначе, но возможность изучить Бонков вы получили.
– Жизнь – очень интересная штука, – улыбнулся доктор. – И мне совершенно не хочется терять её, разочаровав вас, господин Бонк.
Его высочество тихо рассмеялся:
– Какой тонкий намек, доктор.
– Заметьте, я даже о вашем статусе не упомянул, – добавил Слоун. – Что-то мне представляется, тюрьма в таком случае окажется для меня курортом.
Ральф сдержанно улыбнулся. Склонности к садизму он, конечно, не имел. Но уверять Эдриана, что ему в принципе ничего не грозит – никому ненужная ложь. Зачем? Доктор и сам всё понимает. Доступ к секретам власть имущих – это не только их доверие, это риск в любой момент попасть под удар.
– Итак, вернемся к госпоже Алиане, – продолжил Бонк. – Воспоминания эти вызывают приступы сильнейшей боли. Как вы наверняка догадались, никакие лекарства не способны облегчить её состояние. В какой-то момент, вероятно, когда человеческое тело уже не способно эти ощущения выносить, она теряет сознание. И не только сознание. Она… исчезает. Тело её превращается в черный туман.
Слоун задумчиво кивнул:
– Интересно… Боль, проблемы с памятью… Я вижу четкую связь с подобными приступами у его высочества Юрия.
– Да, мы тоже пришли к этому выводу, – заметил бывший император. – От боли так же страдали и мой отец, и покойная госпожа Бонк.
– Болезни часто передаются по наследству, – улыбнулся Эдриан. – Совсем как дар, вот такое забавное сходство. Я давно заметил, чем сильнее дар, тем в какой-то степени слабее его носитель. Единственное исключение из правил, это вы – господин Бонк. Вы каким-то образом умудряетесь обойтись без жертв.
Без жертв? Ральф мысленно хмыкнул, ответом ему стал теплый смех Юрия. Можно ли считать эту странную созависимую связь жертвой? Возможно, если бы она не была желанной хотя бы для одного из них.
Жертва…Ральф посмотрел на Юрия, и поймал такой же полный вот-вот понимания взгляд.
Все одаренный платят собой, все они в той или иной степени безумные. Но то, что зовется духом Эдинбургского леса, существо иного толка, гораздо могущественнее любого самого легендарного мага, и, как это ни парадоксально, во много раз уязвимее человека.
– Благодарю вас, Эдриан, вы мне очень помогли, – хрипло сказал Ральф. – Позволите воспользоваться вашим блокнотом?
– Конечно, – Слоун протянул ему карандаш и бумагу.
У демона тела нет, он сам чистая сила. Но сила это и есть кровь … да и они все – живые.
Ральф по памяти набросал рисунок крепости. Быстрая речка, семейный склеп. Стершиеся надписи на каменном надгробии… каменный ангел с лицом сестры. Что он упускает? Почему всякий раз, пытаясь найти разгадку, он почти физически чувствует, как упирается лбом о холодную стену крепости, за шаг до распахнутой двери.
«Религия, – мысленно сказал ему Юрий. – Начало начал. А ты пытаешься распутать клубок с середины, забывая первопричины. Ищи там».
Бонк кивнул и карандашом написал «Эдинг – господь бог». Эдинг погиб на руках хозяина, и тело его обратилось в камень. Но если в реальности никакого сражения не было, почему он погиб? Демон… жертва… почему так случилось?
– Надеюсь, когда-нибудь вы поведаете мне, до чего додумались в этот момент, – услышал Ральф краем уха.
– Непременно, – ответил за него Юрий. – Когда-нибудь.
Слоуна вызвала сестричка, врач вышел из кабинета.
– Демон хотел свободы, – вслух сказал Ральф. – Но что есть свобода?
Юрий пальцами постучал по подоконнику и, повернувшись к Ральфу лицом, ответил:
– Свобода – это возможность выбора.
Выбор? Да, пожалуй. Ведь у связанного жертвенной кровью демона выбора нет… Бонки родились именно потому, что выбора у Эдинга не было. Не отказать, не сбежать … не умереть…
– Черт … да ну, не может быть… – охнул Ральф. – Или…
– Всё может быть…почему нет? – печально улыбнулся Юрий. – Если он навечно заперт с болью наедине, зачем ему быть?
Ральф закрыл глаза, позволяя темноте обнять его.
– Расскажи мне, – ласково попросил он. – Почему всё … так?
Северный лес горел багряным. Под ногами лежала осенняя листва. Алиана соткалась на белом камне и, подняв на Ральфа глаза, призналась:
– Когда он принял на руки наше дитя, меня не стало. Девочка кричала, а он всё смотрел на нож в своих руках. Он выбрал, а я вернула ему жертву. Я подарила ему его самого. Это было так забавно… видеть, как он корчится от боли, наконец, понимая, что сотворил. Со мной. И… с собой.
– И он остался здесь? Это ведь он построил крепость? Бонк?
– Да… он построил крепость. Он не молил о прощении, он делал из мрамора статую с моим лицом и тесал белый гроб, – она запнулась. Рябью пошло её лицо. – Я … не помню… – Эдинг беспомощно посмотрела на Ральфа. – Почему?
Ральф
