подошел к сестре и, сев на гроб первого Бонка, прижал её к себе.
– Пожалуйста, вспомни, – тихо попросил он, ласково погладив её по сгорбленной спине. – Что было дальше? Что случилось, когда он закончил?
– А когда закончил … – Ани подняла на Ральфа черные провалы глаз, – Мой мальчик … – прошептала она и невидяще посмотрела на белый камень надгробия. Сестра ласково обвела пальцами давно истертые слова, по щекам её потекли багровые слезы.
Чувствуя, как корчится от боли северный лес, Ральф ладонями отер кровь с родного лица.
– Он ушел. Он оставил меня. Одну… – едва слышно договорила она и, разжав руку, с ненавистью посмотрела на соткавшийся из ничего острый нож. – … Я так хотела остановить его! Но каменные руки не умеют двигаться…
– Остановить? – переспросил Ральф, глядя на то, как окрашиваются черной кровью тонкие белые пальцы.
Перепачканной рукой Эдинг нежно провела по щеке Ральфа.
– Он лег в гроб и убил себя. Этим ножом, – она улыбнулась краешком рта и прошептала: – я… вспомнила.
– Эти надписи, это не договор, – понял Ральф. – Это его любовь к тебе. Так ведь?
Глаза Эдинга стали синими.
– Теперь я знаю, кто будет жертвой, – твердо сказала она и, сжав рукоятку, добавила: – Прощай, Ральф.
У темноты нет тела, и чувств у неё не может быть, но Ральф чувствовал. Ужас, горечь, боль, понимание…
– Нет, Алиана! Нет! Не вздумай!
Бонк пришел в себя от пощечины. На полу. Над ним склонился бледный как смерть Юрий.
– Ну, спасибо тебе, ангел смерти, – потер Ральф скулу.
– Пожалуйста! – нарочито весело ответило ему высочество и встряхнуло пальцы. – Давно мечтал, всё повода не было. У тебя пульс пропал.
– Издержки одаренности, – Ральф принял его ладонь и, пошатываясь, поднялся на ноги.
– Ну что, узнал что-нибудь?
– Не помню, – признался Бонк. – Но дело точно в жертве, и что-то мне нифига не весело.
Жертва… Чтобы создать всесильное существо недостаточно крови одаренных. Бонк призвал его ценой то ли разума, то ли человечности, то ли куска собственной души. Демон – это всегда жертва.
Так же как и первый хозяин, отдав жизни солдат, убив любимого друга, переступив за грань человечности, обезумел Александр. Он разорвал себя на части. Себя. Не демона.
Сила … это кровь, сила – это жертва.
И если Ральф понимает правильно, все они – дети разорвавших себя на куски хозяев. Они все – жертвы. Части неизбежно стремятся к целому, и единственное, что им всем остается – выбор. Выбор того, ради чего все они станут собой жертвовать. Выбор между алым безумием, дарующим власть, и любовью друг к другу.
– Ну … все вроде бы уже выбрали, а рано или поздно, умирать в любом случае придется, – оптимистично заметил Юрий.
– Но лучше бы от старости, а не истекая кровью на чужой могиле, – буркнул Ральф.
Бонк прикрыл веки, вспоминая искаженное болью лицо сестры и безумный взгляд Холда. Нет. Выбрали не все. Последний ход в этой партии остался за Императором, и черт его знает, что будет, если он всё же решит забрать у Ника сестру.
Сестру…
Ральф застыл, заломило затылок. Ани, и окровавленный нож в её пальцах.
– Твою же мать… – согнулся Бонк в приступе боли.
– Ральф? – услышал он голос жены. Уже вернулись из буфета? – Что такое? Что случилось?
– Мне … нужно в Эдинбург, – пробормотал он, морщась от боли. – Прямо сейчас…
– Ну да, Эдинбург же совсем рядом. Прямо за этой дверью, – скептически заметил Юрий. – Только ключ найдем, и, считай, там. У вас, часом, его не завалялось, ваше высочество?
Голову отпустило, и Ральф взвыл от ощущения собственной беспомощности. Он здесь! Черт возьми, здесь! А сестра там, и ему даже думать страшно о том, что она решила…
– Ключ… – охнула Элизабет и дрожащими руками потянулась к сумочке. Неизвестно, что именно она там искала, но явно найти не могла, потому что вскоре всё её содержимое оказалось на краю стола Эдриана.
Эта картина так напомнила Ральфу тот день, когда в Эдинбург ушла Алиана, что у Бонка в глазах потемнело.
– Лиз? – ласково позвал её он. – Ты в порядке?
– Нашла! – воскликнула она и с видом победительницы потрясла перед мужем одноразовым скальпелем.
– Какое интересное содержимое в вашей сумочке, принцесса, – хохотнул Юрий. – Кто бы мог подумать, что вы держите хирургический нож рядом с помадой и духами.
Лиз свела бровки к переносице.
– А вы спите с пистолетом под подушкой, ваше высочество. Но я же ваши привычки не осуждаю, – ворчливо заметила она.
Юрий поймал тяжелый взгляд Ральф и замахал руками:
– Это было до, честное слово! Ну, приходи проверь!
– И проверю, – пообещал Бонк.
Обязательно проверит, только сестре поможет…
Элизабет вскрыла бумажную упаковку, закусив губу, сосредоточенно посмотрела на сияющее лезвие, и Ральф похолодел.
– Ключ… ключ… – как тогда монотонно бубнила она.
– Зачем тебе скальпель, любимая? – хрипло спросил он жену.
Всё внутри будто сковало льдом. Да. Больше всего в этой жизни Бонк ненавидел это рвущее на части чувство. Беспомощность.
– Так ведь кровь… – она подняла на него глаза и под испуганный вскрик заглянувшей в кабинет Дианы полоснула себя по раскрытой ладони.
Красные капли полетели на пол, а Ральф увидел, как дрожит вокруг Элизабет черный туман, в центре которого пульсирует алое пламя.
– Ключ … от Эдинбурга, – поморщившись, посмотрела Лиз Ральфу в глаза и протянула ему скальпель.
Ральф, не думая, повторил за женой, то же сделал и Юрий. Реальность таяла вокруг, застыла рядом перепуганная Диана.
Лиз протянула дрожащую руку, Ральф взял её за пальцы. Ладонь его высочества легла сверху, и мир исчез, собравшись снова в самом центре полыхающего алым огнем Эдинбургского леса.
Маленькая ручка коснулась моего лица. Я закрыла глаза, делая вид что сплю, и, распахнув веки, зарычала, щелкнув зубами:
– Кто здесь такой сладкий?! Ох, покусаю!
– Пойдемте, прогуляемся? – с улыбкой предложил Николас.
Мы оделись, я повязала Арианне полосатый шарф и, взяв её за руку, вышла на улицу. Осенний воздух был прозрачен и свеж. Дочь, заметив пар у моего рта, дунула, выпуская его струйкой.
Последние дни перед заморозками – отличный повод для прогулки. Ключевое слово «последние». Со дня нашей поездки в Рудники прошло два дня. Эти ночи я почти не спала, каждую минуту боясь того, что неизбежно случится.
«Не бойся», – чувствуя мой страх, неизменно повторяла мне Арианна. Я старалась, я ценила каждый миг, и … боялась.
Никки вышел на крыльцо, помогая спуститься Синтии, и невыносимая тяжесть вдруг упала на мои плечи. Он пришел. Он здесь. У самых моих границ.
