разглядывая небо такое звездное, какое увидишь разве что высоко в горах, далеко от человеческого жилья. Где-то я читала, что звезды, огромные солнца, движутся в пространстве, со временем изменяя очертания созвездий, и, если знать закономерности этого движения, можно вычислить век, в котором оказался. Жаль, что я не разбираюсь в созвездиях, разве что большую медведицу могу найти и полярную звезду. Обе были на месте и, как мне показалось, ничуть не отличались от привычных. И луна обычная, разве что чересчур яркая, в городе, где вечно горят фонари или окна, луна вовсе не такая.
Странно, но эта жизнь, полная тяжелого труда, начинала мне нравиться. Наверное, потому что я и раньше работала на кухне, и в этом мало что изменилось. А может, потому что тут я была не одна. Дома-то по мне, поди, никто и не плакал. Ваня, разве что, да и то… Впрочем, посмотрим, что я запою, когда вернется Гильем. Но и эта мысль не напугала меня. Теперь, когда я знала, кто стоит за наемниками, надежда окрепла. Глупо, но я верила Альбину.
Закончив дела, я отправила младших наверх. Сегодня моя очередь спать у кладовки. Устала я так, что уснула бы и на голых досках. Но едва начала проваливаться в сон, с улицы донесся топот копыт, потом кто-то стукнул в дверь, раз, другой, а после раздался голос Эгберда:
– Одурел совсем, посреди ночи в чужой дом ломиться?
– А что, уже ночь? – Голос Альбина, ответивший ему, звучал странно. Непривычно.
– Так упился, что луну от солнца отличить не смог? Как только лошадь ноги не переломала! – проворчал наемник.
– Так светит ярко! И я светляк сделал, вот!
В ответ раздался взрыв ругательств – похоже, зажженный без предупреждения огонек, или как он назывался у магов, ослепил Эгберда. Альбин не остался в долгу, тоже перечислив всех родичей бывшего наставника и их неизящные привычки. Притих на пару мгновений и снова разразился руганью.
– Кто додумался яму посреди двора вырыть?
– Глаза не надо заливать, и под ноги желательно бы смотреть, – хмыкнул наемник. – Какую-то диковинную штуку затеяли, хлеб печь. Я о таких слышал, но сам не видел.
– Ты-то понятно откуда слышал. А они?
– Почем мне знать? Ева говорит, от кого-то от купцов. Может, и не врет.
– Может, – согласился Альбин.
Что-то прошуршало о дверь.
– Что, так на земле под дверью и будешь сидеть, как пес? – поинтересовался Эгберд. – Спят все, а я твоей дури потакать не намерен. Сунуть бы тебя в море, охолонуть, пока не протрезвеешь.
– Так сунь. Ты со мной справишься… а, может, и нет.
– Шума будет много, людей будить не хочу. Да и не подобает, я все-таки здесь никто, а ты – сын владетеля.
– Еще тоже милордом обзови, и тогда я не посмотрю, что ты старше, – беззлобно проворчал Альбин.
– Тогда точно придется тебя в море сунуть, охолонуть. Но лучше проспись-ка ты. Пойдем, устрою в нашей комнате.
– Погоди, не убежит комната. Посижу, подышу, луна, вон, какая.
С минуту мужчины молчали, лишь протяжно, на одной ноте пел сверчок.
– Что тебе дома-то не сиделось? Смотрел бы на луну в окно сколько влезет.
Альбин заржал.
– Я тебе что, девка у окошка сидеть, на луну глядеть да вздыхать?
– Лучше, конечно, под дверью трактира сидеть. Чего тебя все-таки из дома понесло?
– К вам приехал, отчета спросить.
Эгберд рассмеялся.
– Какой тебе отчет, с утра не вспомнишь, о чем сегодня говорили. – Его голос стал серьезным: – Нет ничего. Может, отец их и в самом деле контрабандой промышлял, но эти ни при чем.
А я-то, дура наивная, думала, будто Альбин прислал их меня защищать! А он отправил их шпионить! Эгберд, между тем, продолжал:
– Крутятся целый день, все при деле, и в трактир праздных гуляк не заходит. С купцами и их людьми не секретничают. Старшая, правда, тут на полдня пропадала…
– Это я знаю, где и с кем была, тоже.
Я закрыла лицо руками, даром что была одна в комнате в полной темноте. Казалось, щеки мои раскалились докрасна, как фонарики. Зайди кто – заметит. Если Альбин расскажет, я… не знаю, что я сделаю. Должно же хоть что-то оставаться между двумя людьми! А вдруг он пытался меня соблазнить, только чтобы поразговорчивей стала? При этой мысли внутри словно все смерзлось. Я прокусила губу, чтобы не расплакаться, и принялась слушать дальше.
Услышав, что Альбин знает, где и с кем я пропадала полдня, его бывший наставник хмыкнул, но расспрашивать не стал. Альбин тоже, к великому моему облегчению, решил не вдаваться в подробности.
– Может, в деревне с кем спутались? – спросил он.
– Нет, и там ничего. Годфри с девчонками в деревню сходил – девчонки как девчонки. Шустрые и хваткие, повезет кому-то, когда вырастут. А, может, не повезет, тут как посмотреть. Младшая точно мужа к ногтю прижмет. Да и средняя тихая-тихая, а торговалась так, что Годфри был в восторге.
Значит, и этот пошел в деревню не для того, чтобы девочек никто не обидел, а проверить, точно ли мы не якшаемся с контрабандистами! Я ткнулась лбом в тюфяк – хотелось вскочить, вылететь на улицу и высказать все этим, этим… Прогнать с глаз долой всех – и герцогского сынка и наемников, которые якобы нас охраняли. Чтобы никогда больше не видеть!
– За парнем, когда тот в лес ходил, Юбер приглядывал. Тоже ничего. Старшая странная, конечно, слишком уж знает много…
– Она говорила, мать из благородных.
– От матери, значит, магия, – протянул Эгберд. – А я, грешным делом, подумал…
– Я тоже так подумал. Нет, наш лорд тут, гм, руку, – он глумливо хохотнул, – не приложил. Если Ева не врет, конечно.
– Не знаю, правда ли насчет матери, но работают они честно. Крутятся, как муравьи, с утра до ночи.
– Значит, не соврала она мне, – протянул Альбин. – Хорошо.
Я сморгнула злые слезы. Я ему ни словом не соврала, а он продолжал подозревать и проверять. А я-то дура, почти поверила, что ему небезразлична!
– Мне она сказала то же самое, что передал ты. Так что, скорее всего, и в самом деле не солгала. – Эгберд помолчал. – Но ты уверен, что овчинка стоит выделки? Даже если этот Гильем в самом деле промышляет контрабандой, не будешь же ты сам сбывать товар из-под полы?
– Конечно нет. Перешлю его величеству лично, пусть он голову ломает, что с этим делать. – Альбин помолчал. – Контрабанда – проблема короны, нашему лорду и мне до нее дела
