прошептала подруга.
– Хаос способен отменить смерть, если правильно попросить.
– Какую цену ты заплатишь?! Никто не знает!
– Мне плевать.
– Я тебе не позволю! – она упрямо потянула меня к выходу.
– Джай! – вырвал свою руку и посмотрел строго. – Заткнись. Ты летать не умеешь, а я слегка не в настроении.
Женщина отпрянула, как от пощечины.
– Но тебя, в отличие от ведьмы, мне будет жаль.
– Не плачься когда упадёшь без сил, – она поджала губы и кивнула. – Или когда Эрвин затребует плату. Этот засранец та еще сволочь. Я проверю Лидию.
Кивнул и, когда дверь за Джайяной закрылась, накинул защитное заклинание. Оно задержит Весалин на какое-то время. Подумал и накинул заклинание еще и на окна. Верховная в ярости непредсказуема.
Палата погрузилась в мертвенную тишину. Мир словно издевается. Вернул Лидию в обмен на олененка? Нет. Так не пойдет. Я не позволю.
Откинуть с лица Оливии простынь оказалось сложнее всего, но я это сделал. Резко. Быстро. Без эмоций. Я был готов ко всему, но не к такому…
На кушетке лежала сухонькая седовласая старушка. И я бы подумал, что ошибся палатой, или Ведьма сыграла со мной злую шутку, но черты Оливии не сотрет даже старость! Тот же овал лица, те же брови вразлет, та же линия губ, чей вкус так остро всплыл в памяти, что ярость застлала разум.
Что ведьма с ней сделала? Перерыл валяющиеся на полу свитки, просмотрел все пустые склянки… Весалин пыталась нейтрализовать проклятье. Какое еще проклятье?
И тут меня осенило.
Странное поведение Оливии в постели и еще раньше, на плаце, когда она прятала от меня руки! И пузырек с неизвестным зельем, должно быть, облегчает проклятье! Достал из-за пояса колбочку, в которую отливал немного зелья для исследований. Осталась пара глотков. Не знаю, зачем таскал его с собой, и хватит ли этого, но хуже точно не станет.
Аккуратно приподнял голову Оливии и открыл ее растрескавшиеся губы. Влил зелье. Конечно, она его не проглотит, но… помассировал челюсть, глотку, помог жидкости просочиться внутрь и положил олененка обратно. Такая худая, беспомощная, совсем бледная и… уже остывает. Долгое время ничего не происходило. Только недовольно булькало зелье в котле и тикали настенные часы. Я следил за длинной стрелкой, как околдованный. Через пять минут волосы Оливии потемнели, кожа стала разглаживаться. Она скинула лет тридцать, но все равно выглядела старше своего возраста.
– Кто ты? – погладил олененка по голове.
Сколько ей на самом деле? Что она вообще здесь делает?
Как гранд-джаффар, я должен открыть расследование. И не должен делать то, что собираюсь, но… Мне было плевать, даже если Оливия не та, за кого себя выдает. А она не та. Теперь я точно знаю.
– Не надейся так легко от меня избавиться.
Положил ладони на живот девушки и закрыл глаза. Мы связаны. Мы связаны больше, чем хранитель и джаффар. У меня нет объяснения этой связи и, если она не сработает, я обращусь к Эрвину.
Сознания, конечно же, не было. Холодная и серая кожа Оливии напоминала, что внутри – никого, что души уже нет, но далеко уйти она не успела.
Сосредоточился и нырнул глубже, погружаясь в тело олененка, входя в него, как в пустой и безжизненный храм. Здесь должен быть выход в безмирье. Тот, через который она ускользнула.
Не знаю, сколько времени прошло, но выхода не было. Ярость захлестывала все сильнее, и в какой-то момент в сознание плеснуло раскаленным золотом. Крылья с треском разорвали очередной мундир и взвились двумя огромными знаменами. Я не нашел выход, я создал собственный. Помню, как рухнуло на Оливию мое бессознательное тело, и как пали защитные пологи, а в палату ворвалась обезумевшая Верховная ведьма.
Но я уже парил в безмирье огромным золотым змеем. И сразу увидел ее. Молодую, прекрасную, настоящую и… живую!
Моя Оливия! Мой солнечный свет!
Добрался до девушки в считанные секунды и попытался ухватить, но она сопротивлялась, швыряла в меня какие-то серые камни. Сначала откидывал их, но они били меня снова и снова, пришлось проглотить сгустки противной энергии и обвить бойко брыкающееся тело. Она так сопротивлялась, словно не поняла, кто я. Может, и не поняла. Безмирье стирает память, выжигает личность, оставляет от души только сгусток энергии, магии и нервных импульсов.
Это хорошо, что сопротивляется, значит осталась воля к жизни. Усилил напор. Ярость сменилась щемящей нежностью и обжигающим теплом. Когда Оливия перестала сопротивляться, дело пошло быстрее, и мы не поползли, мы понеслись к выходу. Ворвались в пустой храм ее тела, откуда моя малышка вышвырнула меня в два счета, как непослушного котенка.
– Эльрих, мать твою, Драгнор!!! – ворвался в сознание голос Верховной ведьмы. – Ты выкинул меня в окно!!!
Я вернулся. Жив. Почти… Надолго ли?
– Как погодка? – усмехнулся невесело, пытаясь подняться на непослушных ногах.
– Да ты…
Оливия застонала. Весалин забыла об обидах, сотворила в руках огромные огненные шары и прошипела:
– Живо прочь!
Обоснованно.
– Не говори ей…
– Ты все равно козел, Драгнор. И я тебе отомщу.
– Жду с нетерпением, – улыбнулся и посмотрел на Оливию.
Она извивалась на кушетке, корчилась от боли. По розовым щекам текли слезы и, чтобы не мешать, я на негнущихся ногах вышел из палаты и уже в коридоре рухнул на пол.
– Оставить бы тебя валяться, – выругалась Джайяна, прибежавшая на грохот и опустилась рядом. – Вернул хоть?
Кивнул.
Меня трясло. А еще рвало. Много.
Боль скручивала мышцы и сухожилия так, словно кто-то пытался выжать меня, словно половую тряпку или лимон для прохладительного напитка.
Когда стихала боль, начинались судороги.
Верховная ведьма колдовала надо мной, водила разными артефактами, вливала в меня одно зелье за другим, и проводила бесконечные тесты.
– Все еще больно?
Вместо ответа я заорала, когда очередной спазм выкрутил руки и ноги так, что захрустели кости.
– Понятно, – сухо заметила ведьма, отмеряя очередное зелье и вливая его прямо в трубку, прикрепленную к моей вене. –
