я оставила до утра подсушиться на столе, котел с бульоном, накрыв крышкой, приподняла над углями, чтобы не остывал, но и не кипел, и с чистой совестью отправилась спать.
Я боялась, что, заснув поздно, просплю, и гости поднимутся раньше меня, но организм, привыкший вставать затемно, не подвел и в этот раз. К тому времени, когда люди купца начали запрягать лошадей и выносить из комнат добро, которое поостереглись оставить на телегах, я успела закончить все утренние дела. Стол был чист, излишек сухой лапши убран в горшок и накрыт крышкой, котел с бульоном остывал в кладовой, сейчас я взяла немного – только чтобы хватило накормить Альбина и наших охранников – а над очагом томилась перловка и тихонько булькал гороховый суп. Подать в обед к нему просто хлеб – он удался вчера на славу, пышный, душистый – или сделать сухарики? Или гренки с чесноком?
Мои размышления прервал появившийся Альбин. Правильно нашел время, чтобы выбраться из комнаты: купец и его люди уехали, прекратились суета и гомон, стало тихо. Наверное, мне стоило изобразить удивление, но я не удержалась от улыбки, увидев его. Да уж, похмелье никого не красит. Альбин хоть и причесался, и явно старался выглядеть прилично, но на щеках отливала синевой щетина, а лицо казалось таким же помятым, как и одежда, в которой, он, похоже, и завалился спать.
Скрыть улыбку мне не удалось, но он не разозлился – улыбнулся в ответ.
– Ты как будто меня ждала.
– Эгберд предупредил, что вы заночевали у нас, милорд.
В конце концов, он и в самом деле предупредил, а когда именно – неважно.
– Сколько просил, не называй меня лордом, – буркнул он, помрачнев.
– Прошу прощения. – Объяснять, что я не стану ему «тыкать», когда в доме полно ушей, да и родственники все время крутятся рядом, я не стала. Сам не дурак, поймет.
– Еще Эгберд предупредил, что с утра вы будете не слишком хорошо себя чувствовать.
Альбин мрачно хмыкнул и пробурчал.
– Об этом мог бы и смолчать.
Я сделала вид, будто не услышала.
– Садитесь за стол, сейчас я принесу вам пива, а еще через пять минут будет готов суп.
– Не говори мне о пиве, – его передернуло.
Нечасто, значит, перебирает. В людском сознании нет разницы между похмельем из-за интоксикации у тех, кто еще не успел спиться, и абстиненцией алкоголика, у которого излишек этилового спирта перекорежил обмен веществ. Но при интоксикации наутро даже думать о хмельном не хочется, так что реакция Альбина меня порадовала. Маловероятно, конечно, что к своим годам он успел бы спиться, и все же папа рассказывал и о таких.
– Тогда я заварю вам трав. В таком состоянии нужно пить много воды.
Алкоголь обезвоживает, поэтому и хороши бульончики да рассолы с утра.
– Не слишком ли ты юна, чтобы знать, что делать с похмельным мужчиной?
– С мужчиной я не намерена ничего делать, – прозвучало это чересчур резко, а когда Альбин ухмыльнулся, я поняла, что еще и двусмысленно. Добавила, изо всех сил стараясь казаться спокойной:
– Я дочь… – ох ты, чуть не ляпнула «врачей»! – Трактирщика, потому и знаю, как облегчить похмелье.
Убедительно изобразить спокойствие, кажется, не удалось. Хорошо, что можно заниматься делами и «не замечать» внимания Альбина. Я бросила в котелок лапшу – нарезанная тонко, почти в нитку, она сварится, едва закипев. Заварила чай.
– Ничего, значит, не намерена с мужчиной делать, – протянул Альбин. – Но хлопочешь, будто тебе в самом деле не все равно, что со мной.
Все это время он не отрывал от меня взгляда, и стоило большого труда сделать так, чтобы не дрожали руки, хотя прогнать краску со щек так и не получилось.
– Мне в самом деле не все равно.
Он торжествующе улыбнулся, и я повторила то, что сказала Эгберду ночью:
– Похмелье не улучшает норов, а ваш известен всем.
Его улыбка померкла.
– И только?
– Нет. Еще я вам очень благодарна. За что – вы знаете сами.
– Проболтались таки! – Он обернулся в дальний от двери конец зала, где сегодня караулил Джеффри.
– Нет, я догадалась сама. Сопоставила цену, которую назвали вы, и ту, которую с меня запросили. После прямого вопроса Эгберд увиливать не стал.
– Сообразила, значит. Что ж, сочтемся при случае.
От улыбки Альбина меня обдало жаром, и это не ускользнуло от его внимания.
– Не беспокойся, я вовсе не имел в виду ничего недостойного, – добавил он, хотя взгляд, обшаривавший меня, говорил совсем другое.
Я поставила перед ним миску с лапшой. Едва не расплескала – дрожали руки. Нет, надо что-то делать с этим безобразием, ладно краснею, как институтка, но что все из рук валится – вовсе никуда не годится. Этак недолго и соль с сахаром перепутать… впрочем, тут нет сахара.
– Поешьте. Станет легче.
Он обхватил миску ладонями, будто греясь, с сомнением разглядывая мою стряпню. Ну да, наверное, для непривычного человека суп с лапшой выглядит странно. Да если еще с похмелья мутит…
– Пахнет курицей. А сегодня пост.
– Так ведь болящие от поста освобождаются.
Альбин рассмеялся и тут же оборвал смех, поморщился, потирая висок. Снова с сомнением посмотрел в тарелку.
– Мне попробовать, чтобы вы убедились – не отравлено? – с невинным видом поинтересовалась я.
Он зыркнул недобро и сунул ложку с супом в рот. Я улыбнулась, наблюдая, как меняется выражение лица Альбина. Поставила на стол кружку.
– А это чай на травах. Сбегать за медом?
Он закивал – рот был занят супом.
– Сбегай. Люблю сладкое. – Альбин принюхался к травяному настою. – Что тут намешано?
– Душица, чабрец, зверобой.
– Я же не кашляю.
Я улыбнулась – обнаружить, что он не только меня слушал, но и запомнил, о чем шел разговор, оказалось неожиданно приятно.
– Душица уменьшает тошноту, зверобой снимает спазмы, в том числе в сосуд… в голове, чабрец уменьшает раздражительность.
На самом деле от похмелья нет панацеи, и травы тут не спасут, но одно немного поможет, второе чуть облегчит состояние, а там, глядишь, и на человека похож станет.
Пригубив чай, Альбин бухнул в кружку полную ложку меда прежде, чем вернуться к супу. В самом деле сластена, надо же…
– И правда мутить меньше стало, – сказал он, протягивая мне пустую миску. – Нальешь еще, красавица?
– Конечно.
Стукнула дверь – Фил принес ведра с водой. Глянул удивленно на нежданного гостя, но промолчал.
– Парень, оседлай моего коня, – Альбин выложил на стол монетку. – Умеешь?
– Да, милорд.
Интересно, кто его расседлывал ночью? Эгберд сам или поручил кому? Сам, наверное. Насколько я успела
