между ног – я учуял его. Ее глаза полыхнули огнем, блеснули жидкой бронзой, и губы принцессы переместились ниже.
– Лебедь, – предостерег я, когда эти губы достигли члена, но она и так знала, что я был весь в ее и своих выделениях.
И это ее, похоже, не смущало. Губы Опал поглотили головку члена и всосали с такой силой, что у меня чуть глаза из орбит не вывалились.
Я содрогнулся, твердый как сталь в ее маленькой ладошке, и губы Опал выгнулись в довольной улыбке, но она не остановилась. Она сосала, ее голова поднималась и опускалась, вбирая столько меня, сколько умещалось в тот сладкий горячий рот.
Когда я уже решил, что умру, если и дальше буду сдерживаться, вторая ее рука скользнула к основанию члена и принялась гладить яички.
– Чтоб тебя, – изрыгнул я и, оторвав ее от своих гениталий, перетянул к себе на живот – дыхание сбилось самым постыдным образом.
Опал надула губки.
– Что такое? – Захлопала глазами, опасливо прикусила губу. – О, звезды, я тебе больно сделала?
– Если под словами «сделала больно» ты подразумеваешь «отсасывала мне, пока я чуть не взорвался у тебя во рту», то да, – не выбирая выражений, сказал я. – Проклятье, ты меня просто убиваешь.
– О-о. – Она попыталась скрыть улыбку – безуспешно.
Я не дал ей времени позлорадствовать и отвел ее бедра так, чтобы она почувствовала, что я готов. Опал томно взглянула на меня. Ресницы опустились, она закусила нижнюю губу и, оседлав меня, впустила мой член в рай.
О, этот вид – эти золотистые локоны, ниспадавшие ей на грудь, лобок, влажный от нашего совокупления, мой член, исчезающий в ее взмокшем от пота теле…
Я сел и прижал к себе ее роскошные ягодицы. Опал застонала, когда я вошел в нее на новую глубину, и обхватила меня ногами.
Я коснулся губами ее подбородка и, запустив руку ей в волосы, откинул голову принцессы назад, а затем принялся щекотать зубами и языком ее шею.
– Двигай бедрами, – прохрипел я. Она послушалась, и мы оба резко выдохнули. – Хорошая девочка. Как тебе такое? – Я провел губами по ее горлу, прикусил за подбородок. – Когда я так глубоко в тебе.
– Так, будто я горю и рада этому.
Я издал тихий рык – столь откровенного и быстрого ответа я не ожидал, не говоря уже о том, что от него мое сердце пропустило удар.
– А как, – начала было она, затем сглотнула, прижалась лбом к моему лбу и обняла меня за шею. – Как такое тебе?
Я улыбнулся ей в щеку, прильнул к ней губами, а затем обхватил одной рукой за ягодицы, второй – за поясницу, и прижал мою лебедь к себе. Ее бюст, пышный и мокрый, уперся мне в грудь, ее сердце перестукивалось с моим.
– Как вечность, – пробормотал я. Ее глаза распахнулись – широко, с надеждой. – Как то, что длится всегда, нечто правильное, что я не хочу испортить.
Она набросилась на меня с поцелуями такой силы, что мы повалились назад, на постель.
Лебедь раскачивалась на мне, ее бедра кружили, наседали, руки придерживали волосы – она все приподнималась и с размаху насаживалась на меня. Мы оба выругались, я кончил с рыком – не сумел бы его сдержать, даже если бы захотел, а Опал затрясло, она выгнулась, ее тело двигалось на мне инстинктивно, стремясь к забвению, которого она могла достичь только здесь.
И только со мной.
– Моя половинка, – прошептал я, потрясенный и трепещущий от восторга.
– Да, – простонала она, и я не выдержал.
Опрокинув мою принцессу на спину, я задрал ее ногу себе на плечо, и она кончила. Безмолвно вскрикнула, ее глаза расширились, и в них блеснула та же животная страсть, что и в моих. Весь горя, я содрогнулся и зарычал как зверь, которым и был, и снова извергся в нее.
Наши губы встретились и слились в поцелуе, мы оба тяжело дышали.
– Я никого не слышу, – прошептала Опал и провела пальчиками по моей спине, а я поцеловал свою лебедь раз, другой, еще десяток раз, все сильнее сходя с ума от ее вкуса.
– Значит, мы еще не закончили. – Я поцеловал ее напоследок, и Опал захихикала в подушку, когда я перевернул ее на четвереньки.
Опал
Петух прокукарекал на несколько часов раньше, чем хотелось бы, и я прильнула к крепкой груди Дейда.
Сквозь сон я почувствовала, как он водит пальцем по моему позвоночнику вверх и вниз и что-то шепчет мне в волосы.
В его едва слышном бормотании я разобрала слово «прости».
Поборов желание провалиться обратно в сон, я вслушалась, стараясь понять, что он говорит.
– Прости, – губы Дейда прижались к моему лбу, – за то, что отнял его у тебя, за то, что разбил твое сердце, прежде чем понял, что достоин места в нем, прежде чем узнал тебя. – Печальный вздох пошевелил волосы на лбу, согрел кожу. – Прежде чем я узнал, что значит любить.
Глаза мои были закрыты, но их защипало так же сильно, как закололо истерзанный орган у меня в груди. Прикосновения короля убаюкивали, его повторяющиеся слова звучали напевно, и я уже перестала что-либо понимать, но тут он сказал: «Спи, лебедь», и я позволила себе уплыть вдаль от всего этого, хоть и осталась в его объятиях.
Утро наступило, когда кто-то забарабанил в дверь и принялся дергать ручку.
Я открыла глаза – рядом на боку, подперев голову рукой, лежал мужчина и смотрел на меня. Наши ноги были сплетены.
Мой мужчина, отозвалось у меня в крови.
С моей стороны было безумием принять Дейда, эту связь, однако глядя на него, в эти полные обожания льдисто-синие глаза, я чувствовала себя так, словно совершила один из лучших поступков в жизни.
Нечто правильное, что я не хочу испортить.
Я потянулась к нему, к кляксе солнечного света, что сползала по его белокурым волосам на резную скулу, к ямочке на щеке.
В дверь снова заколотили, и Дейд протянул:
– Твоя мать желает видеть тебя.
Проклятье. Где моя одежда? Я перекатилась к краю кровати и подобрала разодранное платье с пола; Дейд тихо усмехнулся у меня за спиной.
– Спасибо за помощь, – язвительно бросила я ему.
У моего плеча возник палец Дейда, на котором, как на крючке, висели мои панталоны. Я выхватила их и быстро натянула на себя.
– О звезды, какая попка, – прошипел он.
Я бросила на него свирепый взгляд, но смягчилась, когда увидела пламя в его глазах, голую грудь, по которой мне так хотелось пробежаться пальцами, потрогать каждый бугорок его похожего на стиральную доску…
– Опал! – крикнула моя мать из-за двери. – Я знаю, что ты там. Открой.
Король прикусил губу и, перекатившись по кровати, натянул брюки, а я нырнула в платье и бросилась к туалетному столику, где лежал гребень. Он слегка запылился, но голова у меня в любом случае была несвежая, и я, расчесывая на ходу спутанные и слипшиеся от пота волосы, поспешила к двери.
И, оглянувшись на кровать, застыла.
Там, самодовольно ухмыляясь, лежал Дейд – снова на боку, с обнаженной грудью, но хотя бы в штанах.
– Рубашка, – шепнула я.
Король состроил гримасу – дескать, не расслышал, и я состроила гримасу в ответ, сообщившую ему, что он – треклятый лжец. Дейд захохотал, а я отперла замки и открыла дверь.
Второпях приводя себя в порядок, я и думать забыла, каково будет увидеть мать после разлуки. Ее волосы, на тон темнее моих, были стянуты в тугой узел у шеи – ни одна медовая прядка не осмелилась выбиться из него, а глаза точно такого же цвета…
Ярость в них растаяла, и она заключила меня в объятия. Я вдохнула ее лимонно-розовый аромат и обняла в ответ – так крепко, как никогда не обнимала прежде.
Отступив, мать принюхалась – ее руки остались на моих плечах, но взгляд замер на чем-то позади меня.
На полуголом короле в моей кровати.
Королева Никайя была не глупа. Она все увидела и поняла, но не произнесла ни слова. Просто смотрела – так долго и так пристально, что я засомневалась, ждать ли вообще чего-то хорошего.
В том, как они с Дейдом смотрели друг на друга, ничего хорошего не было.
Он убил ее половинку.
И я только что закрепила связь с убийцей своего отца.
У меня закружилась голова. Словно почувствовав это, мать сглотнула и быстро провела ладонями по моим щекам, плечам, рукам.
– Ты цела? – Ее руки дрожали – и снова взметнулись к моему лицу. – Ты цела.
– Цела, – подтвердила я. – Мама, принц Брон…
– Мне все известно и о том кретине, и об этом,
