что самоуверенная колдунья умеет общаться в таком тоне: – И, как мы уже знаем, придется отдать нечто бесценное. – Влажные глаза матери полыхнули, когда Серебрина тихо добавила: – А мои возможности уже исчерпаны, любовь моя.
Пока я наблюдала за ними, нечто смутное начало проясняться у меня в голове – но тут колдунья испарилась, оставив мать костерить угасающие языки тьмы.
Она схватила себя за волосы.
– Ненавижу, – прошипела мать. Эльн мудро приказал солдатам отступить, дать ей хоть кроху личного пространства. – Будь проклята эта баба с ее дурацкими загадками.
Дейд фыркнул, и я бросила на него гневный взгляд: не смешно. Ни капельки. Он лишь зевнул, а я выпучила глаза при виде его невероятно длинных, безумно острых зубов.
Он облизнулся, принюхался и улыбнулся глазами.
Я понятия не имела, как ему удается сохранять спокойствие, как он находит повод для веселья в этой ситуации. Но затем вспомнила, что с ним творили и нечто похуже. Что для него одно поле битвы сменялось другим. Что его с детства приучали к жестокости и насилию.
Потому-то мы и оказались здесь – в ловушке у обожающей загадки колдуньи и одержимой местью королевы.
Я переступила лапами и посмотрела в сторону подножия холма, где находилось логово Серебрины.
Когда перо огонь найдет, желание отомстить пройдет.
Мать окликнула меня, и я перевела взгляд на нее.
– Послушай меня, хорошо?
А куда мне было деваться? Она знала, что я прекрасно слышу ее, поскольку ей не раз приходилось гоняться за мной по замку, когда я, еще будучи ребенком, случайно перекидывалась и не могла понять, как перекинуться обратно.
– Да, – произнесла она, и бусинка слезы скатилась по ее щеке, словно она тоже вспомнила те времена. Времена, когда отец притворялся, что я – вовсе не я, но мать ловила меня за перепончатые лапы и возвращала в покои, где читала мне сказки до тех пор, пока я не меняла обличье. – Как и тогда, нам нужно сделать это вместе.
Я заморгала. Никакого «вместе» быть не могло. Не только потому, что я была тут, а она там, но потому, что теперь мы были врагами.
Она пыталась убить мою половинку, хотя знала, что это убьет и меня – ибо та же самая боль по-прежнему жила в ней самой.
– Вместе, – повторила она шепотом. – Не бойся.
Я боялась не шара. Я боялась того, что мать сделает с моим мужем, когда мы будем свободны. И потому помотала головой.
Дейд засопел, раздувая ноздри, пододвинулся ближе и пригвоздил меня взглядом.
Я свирепо посмотрела на него.
Нет.
Да.
Ты ведь знаешь, что они сделают.
Дейд откинул голову, словно речь шла о какой-то ерунде, и нетерпеливо сузил глаза.
– Опал, – сказала мать. – Опал, посмотри на меня.
Я нехотя послушалась, и она улыбнулась – по лицу ее бежали слезы.
– Он сможет уйти. Я обещаю.
Я боязливо напряглась, хоть и знала, что мать говорит искренне.
Дейд приподнял крыло в знак того, что верит ей и что мне тоже стоит довериться матери.
Я уставилась на нее, она – на меня, ее глаза блестели от слез. Влага подступила и к моим глазам, когда мать сказала:
– Прости. – Утерев нос, она прошептала: – Мне не хотелось в это верить. Что у вас двоих… – Она покачала головой и в конце концов проронила: – Что вы оказались связаны. Не знай я об этом, не верь я в это, смогла бы довести до конца то, чего так жаждет моя измученная душа. – Она перевела взгляд на короля. – Отмщение.
Даже не глядя на своего короля, я знала, что он не отвел взор, ибо когда мать снова посмотрела на меня, слезы в ее глазах сменились решимостью, лицо стало жестким.
– Но я на это не способна. Я думала, что смогу, но не сумела обречь тебя на эту боль. Я должна была попытаться, Опал, просто должна была… Мне жаль, что я это натворила.
Я подалась вперед, а она прикоснулась рукой к шару – от ее ладони с шипением исходило тепло.
Мать стиснула зубы. Ее волосы начали вздыматься. Я догадалась, что должна сделать, еще до того, как она подсказала мне жестом.
Я прижала кончик крыла к шару – туда, где была ее ладонь, – и кивнула. Раздался треск, от которого у меня начало ломить голову, кости – я застряла между двумя обличьями.
– Прости, – повторила мать, и теперь в ее голосе слышался страх. – Вернись ко мне, прошу.
Медленное превращение в себя было сродни попытке вынырнуть из глубочайшей океанской пропасти. Сердце колотилось как безумное, в глазах померкло. Шар снова треснул. Жар от тела Дейда стал сильнее, хотя он уже успел перекинуться. Набравшись смелости, я рванулась наружу – но не могла сделать и вздоха, пока…
Я пришла в себя, стоя на коленях и тяжело дыша.
– Хорошо.
От нашей силы шар пошел трещинами, струйки золота быстро разбежались по прозрачной сфере. Мы запрокинули головы, Дейд прижал меня к груди, и шар взорвался. Его осколки, прозрачные и острые как стекло, посыпались на нас, раня и со звоном приземляясь на брусчатку.
Когда это закончилось, я обернулась, чтобы осмотреть Дейда, заметила порезы возле глаза и рта, принялась ощупывать его напряженные плечи…
И вдруг поняла, что кто-то кричит. Мать вскочила на ноги, с башни замка донесся бой колокола – сигнал о нападении.
С разных сторон послышался вой, свирепый и леденящий кровь, а затем отовсюду, из каждого переулка выскочили звери – сплошь волки, некоторые с крыльями.
Появилась кавалерия, а вместе с ней – очередная трещина, едва не расколовшая меня надвое.
Только на сей раз дал ее не шар, а мое сердце.
Дейд схватил меня и толкнул к себе за спину, в руке его был кинжал, которым он не успел воспользоваться.
– Я отзову их.
Отзовет… но кровопролитие уже началось. Волки бросились в атаку, обнажив когти и зубы, значительно превосходя нас и силой, и численностью.
Мать оцепенело стояла рядом, вбирая зрелище распахнутыми от ужаса глазами, но когда подошел Эльн и отдал приказ увести нас отсюда, она обернулась и потянула меня за руку.
– В пекарню.
Я последовала за ней, не чувствуя под собой ног от потрясения, которое охватило меня, уничтожив все ласковые слова и болезненные воспоминания.
Он солгал мне.
Он солгал мне, солгал, солгал.
Он солгал, глядя мне в глаза, когда пообещал, процедив сквозь свои острые как лезвия зубы, что придет один, когда заверил, что не станет нападать и что моему народу ничто не грозит. Когда пообещал, что кровопролитию наступит конец.
И я поверила ему. Я поверила ему. Поверила, что он изменился, что наконец-то взялся за работу над собой – начал понимать.
Как же глупа я была, если поверила, что волк однажды перестанет быть волком.
Когда мы приблизились к пекарне, Эльн загнал нас внутрь, но я протиснулась мимо него обратно, когда он закрывал дверь. Он потянулся ко мне, но я уже была далеко. Рядом с падшей воительницей лежал меч, ее глаза смотрели в небо, кровь струйкой вытекала изо рта, сочилась из раны на животе.
Я склонилась над ней, вытянула руки над раной, и сквозь меня потекло, заструилось тепло – но порез затягивался слишком медленно. Женщина перевела рыже-карие глаза с неба на меня, а с ее губ сорвались слова, которых я не услышала за гвалтом, криками и кошмаром, охватившим мой город.
– Остановите его.
Остановить его. Не спасти ее. Остановить его.
Она была права. Дейд сказал, что отзовет волков, но я как-то раз уже напрасно поверила, что он будет беречь мое сердце.
Больше я такую ошибку не совершу.
Стиснув зубы, я направила новый прилив своей силы в рану, а потом зажала ту руками воительницы.
– Надавите здесь и не убирайте руки. – Она заморгала, а я вскинула брови. – Это приказ.
Я подобрала ее меч и юркнула между двух воинов – один багровый, другой золотой, – боевой топор сошелся с палашом у меня над головой и чуть не разрубил стальное лезвие надвое.
Я не стала вглядываться, знакомы ли мне те воины. Просто не смогла. Я двигалась вперед по пологому холму, уворачиваясь от убегающих горожан и толкая перед собой брошенную телегу.
– Опал.
Услышав свое имя, я остановилась и задрала голову.
На ближайшей ко мне крыше стоял король волков, кровавый властитель,
