— вероятно, подумала, что он хочет воспользоваться её беспомощностью. Конан хмыкнул:
— Расслабься. Всё уже позади.
Прочесть вопрос: «что — всё?!» было нетрудно. Конан сказал:
— А ты повернись на тот бок. Я подброшу веток. Видно, впрочем, и так — неплохо!
Конан и правда подбросил тоненьких, а когда они быстро и ярко вспыхнули — и веток потолще.
Найда всё это время, как ни странно, помалкивала. Только сопела, часто-часто. По сжавшимся в кулачки пальцам он видел, что она вполне заценила опасность, угрожавшую ей, и то, как Конан с этой опасностью справился.
Внезапно тело змеи замерло. И с ним стали происходить странные изменения. Нет нужды объяснять, что обезглавленное тело превратилось в туловище девушки. Конан, уже встречавшийся с чем-то подобным, прошёл чуть дальше, и за пышные и длинные волосы принёс к костру отрубленную голову. Выражение на побледневшем то ли от отсутствия крови, то ли из-за недостатка загара до бело-голубого цвета лице имелось такое, что Горгона-медуза могла бы позавидовать.
Конан сказал:
— Похоже, доченьки, которые «законные», то есть — твои сводные сестрички, очень тебя любят. Готовы даже жизнью рисковать, только бы уж — с гарантией!
Найда что-то промычала. Конан вынул кляп из её сведённого то ли судорогой, то ли просто — затекшего рта. Девушка, хмурясь, сказала:
— Это — Аннабель. Вторая по старшинству. И вторая же по опасности. Для меня.
Конан отметил себе, что напускной гонор и спесь, которых хватало в речи девушки до этого, куда-то незаметно испарились. Словно осыпалась некая шелуха с подлинной натуры Найды. Но он продолжал разговаривать с ней точно так же, как до этого:
— Хм-м… Интересно было бы посмотреть и на старшенькую. Может, она посимпатичней будет. А то у этой Аннабель… Неприветливый вид.
— А вот мне, если совсем уж честно, больше не хотелось бы ни на кого из этого гадючьего выводка смотреть! Конан! Можно тебя… Попросить?
Киммериец невольно снова почесал в затылке. Но сказал:
— Можно.
— Ты не мог бы развязать мне руки и ноги? Обещаю, поклянусь чем угодно, что не буду пытаться бежать, или снова стараться проникнуть туда, — она кивнула головой в сторону чащи, — к отцу! Наоборот. Я бы предпочла, если ты согласен пожертвовать своим прерванным отдыхом, прямо сейчас, и со всей возможной скоростью, двинуться туда — она кивнула теперь в противоположную сторону, — Домой. К матери!
Конан хмыкнул:
— В чём-чём, а в практичности мышления и здравом смысле тебе не откажешь.
Договорились.
Он аккуратно разрезал петли на всех путах, предоставив девушке самой разминать и растирать затекшие конечности. Сам в это время собрал их немногочисленные пожитки в суму. Костёр оставил пылать. За пару минут они с Найдой со «сборами» управились.
Уже отойдя на сотню шагов от догоравшего костерка, Конан резко обернулся.
Всё верно: из чащи, пылая отражённым светом, за удаляющейся парой наблюдали три пары глаз, находящихся на уровне земли. Найда спросила, не оглядываясь:
— Следят?
— Да. Их — не меньше, чем трое. Уж не знаю, в каких животных превратились эти, но явно — в небольших. Глаза от земли на уровне не выше твоего колена.
— Значит — в волчиц и росомаху. Этим любят заниматься Голлира, Полина и Жанна.
— Значит, любимая Аннабель работала «под прикрытием», — Конан не спрашивал, а просто констатировал, — Странно только, что они не напали все одновременно. Тогда мне было бы куда тяжелей. Но это им не помогло бы. Просто у твоего отца стало бы сразу на четырёх наследниц меньше.
Он мог бы и рассердиться… И послать погоню посолидней. И я не сомневаюсь: уж он бы подошёл к такому делу… Посерьёзней!
Впрочем, вряд ли это и ему помогло бы.
— Смотрю, от чего-чего, а от недооценки своих сил и способностей ты не страдаешь.
— Вот уж чего у меня и правда нет — так это — ложной скромности. Можешь не поверить, но сейчас я — самый востребованный и искусный наёмник, воин, и вор в пределах Ойкумены.
— Точно. Не страдаешь. Хотя я, например, о тебе никогда не слышала!
— А ты — принц, желающий вне очереди занять престол папочки или брата, и собирающий для этого войско наёмников? Или — экипаж пиратского судна, собирающийся совершить дерзкий набег на богатое и отлично защищённое поселение? Богатый падишах, ограбивший своих подданных и дерущий кабальные налоги с купцов, доверху наполнив золотом сокровищницу? На худой конец — просто богатый купец, имеющий толстую мошну, упрятанную в глубоких и защищённых заклятьями и запорами подземельях? Нет?
Тогда неудивительно, что ты обо мне не слышала. А вот все эти заинтересованные и очень настороженно относящиеся к слухам люди, обо мне знают отлично!
И можешь не сомневаться: все города и посёлки буквально кишат шпионами и соглядатаями, высматривающими северного гиганта с могучими мускулами. Одни — чтоб нанять, другие — хм… Поэтому в том числе, — варвар снова хмыкнул. — мне и приходится в последнее время работать… Вдали от городов и привычных мне мест. Слишком много наёмных убийц, действующих из-за угла, и начальников стражи получили на меня…
Заказы!
Очень щедро оплаченные.
— Вот как. Интересно. Стало быть, тебя в нашу Митрой забытую заштатную дыру занесло как бы… случайно.
— Ну, не совсем, конечно, случайно. А, вот именно — как бы. Я услышал, что тут остался пустой дворец с никем не очищенными от родовых сокровищ подвалами.
— И то, что этот дворец, как и королевство — прокляты, тебя, отчаянного храбреца и наглого авантюриста, не остановило!
— Ясное дело! С каких это пор киммерийцы боятся каких-то там старинных проклятий?! А кроме того, — он, повернув к ней лицо, в свете загорающегося восхода хитро подмигнул, — Я, как никто другой, убедился, что все эти страшилки про проклятья — полная чушь! И их обычно распускают, когда не хотят визитов незваных и наглых гостей! Охочих до сокровищ!
А если их, эти сокровища, кто-то и охраняет — так уж этот кто-то обычно поматериальней всяких там «духов» да призраков, вызванных «проклятьями»!
— То есть, ты…
— Да. Сколько раз! Уж и не упомнить, в скольких «проклятых» или покинутых городах я побывал. И сколько сокровищниц очистил.
— Чтоб мне провалиться! Тогда ты должен быть богат, как, как… Уж и не знаю — самый богатый падишах, или король!
— Верно. Так могло бы быть. Но я пока достаточно молод. И пока не горю желанием осесть на одном месте, основать своё королевство, и влачить скучную и унылую жизнь владыки земель и вассалов. Мне куда милее кочевая и свободная жизнь на приволье! А что: вся Ойкумена —
