больше никого вокруг не остается. Ни единой другой души в этом огромном, гулком зале-пещере. Лишь он и я.
Я не могу говорить. Так что я вкладываю все, что у меня есть, в мой дух и швыряю его через разделяющее нас пространство.
Я любила тебя.
Думаю, я все еще тебя люблю.
Даже сейчас.
Даже сейчас.
Сквозь губы вылетает судорожный вздох.
Женщина в капюшоне, сидевшая напротив меня, поднимается. Складывает руки. С сильным акцентом она произносит по-гаварийски:
– Принцесса Фэрейн Сайхорн. Время пришло.
Когда ее вытаскивают на открытую площадку, мои околдованные глаза видят ее такой, какой я когда-то ее считал, – маленькой, хрупкой. Прелестной, словно лилия-мар, испускающая нежное сияние в самых глубоких тенях. Она похожа на нее. Проблеск во тьме, обещание надежды, которое ощущаешь на кончике языка. Мечта, которой я мог бы отдаться, даже если бы весь мой мир погрузился во тьму.
Затем я моргаю. Мечта меркнет, обнажая скрытый под ней кошмар. Ведьму, демона с этими глазами-безднами и хлещущим языком, ее кожа будто гниет, отслаивается от костей. Мерзость, ужас, который и вообразить себе невозможно.
Ее нужно остановить. Нужно прикончить ее, пока она не успела заразить весь Мифанар своим злом.
Я стискиваю подлокотники своего кресла, борясь с желанием спрыгнуть с галереи, отшвырнуть в сторону тех двух высоких стражников, что тащат ее, и… и что? Обхватить ее руками, укрыть у себя на груди, шепча в ее волосы, что теперь она в безопасности, что я никому не позволю причинить ей вред? Или же сомкнуть пальцы вокруг ее горла, выдавливая из нее жизнь, молотя ее головой о каменный пол, пока череп не расколется, а мозги не расплещутся по моим рукам? Мое сердце вопит, разрываясь между этими двумя равносильными желаниями. Я боюсь, что меня разорвет пополам на этом самом месте, на глазах глядящего на это двора.
Она должна умереть. Она должна умереть.
Я люблю ее, а она должна умереть.
Стражники затаскивают ее на эшафот, неся над землей. Я смотрю сквозь завесь колышущихся зеленых миазмов, как они роняют ее на колени. Второй человек – еще одна ведьма – подходит к ней, что-то говорит ей на ухо. Она поднимает лицо, ее глаза-бездны ищут, ищут. Мое сердце подскакивает и бьется все быстрее, зная, что скоро они остановятся на мне.
Но когда это происходит, они оказываются теми глазами, которые так мне знакомы. Один голубой. Другой золотой. Полные страха и мольбы.
Я стискиваю челюсти, закаляя свою решимость, словно железо. Я не позволю этой демонице меня околдовать. Только не снова.
Кто-то начинает говорить. Лорд Рат перечисляет проступки обвиняемой, ее грехи против короля и короны. Вес его обвинений раскаляет атмосферу, покуда мои мечущиеся глаза не начинают видеть все словно бы сквозь лижущие языки зеленого пламени, пляшущие все выше, выше…
– Ваше Величество?
Я резко оборачиваюсь. Рядом со мной Сул, он присел, чтобы его лицо оказалось на одном уровне с моим.
– Брат, – говорит он, – кузина обвиняемой требует, чтобы обвинения озвучивались на языке людей. Каково желание короля?
Я молча смотрю на него. Затем мои веки на миг опускаются. Когда я вновь их поднимаю, Сул меняется. Его бледная кожа гниет, отваливается от черепа. Его зубы – длинные, заостренные, запятнанные синей кровью, а глаза – темные провалы, из которых, извиваясь, выползают тени.
Я моргаю вновь. Передо мной лицо брата, его голова наклонена, лоб встревоженно нахмурен. Мое сердце болезненно ухает вниз, прежде чем заново начинает биться.
– Да, – хрипло выдыхаю я, осознав, что он ждет моего ответа. – Да. Конечно же. Да будет так.
Мгновение Сул смотрит на меня так, словно хочет сказать что-то еще. К моему облегчению, он передумывает, встает и поворачивается к эшафоту. Я не слышу, что он говорит лорду Рату. Не слышу и того, что звучит в ответ. Голоса гремят на краю моего сознания, но я не могу их разобрать. Я закрываю глаза, опускаю голову.
И вижу Фэрейн.
Она сияет в свете меча всадника на единороге, разворачивается ко мне. Ее волосы хлещут ее по лицу, глаза широко распахнуты, смотрят наверх в страхе, в надежде.
Ее пальцы касаются обнаженной кожи моего запястья, когда мы скачем под ужасным открытым небом. Волна покоя вливается в мою душу.
Ее стройное тело в моих руках, когда я кружил ее в такт мелодии быстрого танца.
Ее рука в моей, дрогнувшая, когда я поцеловал ее костяшки. Когда простился с ней.
Простился с ней.
Простился.
Боги небесные, я ведь считал, что больше никогда ее не увижу. А затем – узрите! – она оказалась в моих объятиях! Теперь я чувствую Фэрейн, ее спину, прижатую к моей груди, трепет в ее горле под кончиками моих пальцев, биение ее сердца, вздымающуюся грудь. Ее губы, такие мягкие, такие податливые, такие исполненные всего, что она может мне предложить, наполняющие меня потребностью предложить в ответ все, что есть у меня.
Как мог я быть таким дураком, чтобы поверить, будто могу испытывать все это к кому-то другому?
Фэрейн.
Фэрейн…
– Фор из Мифанара, не может быть, чтобы ты всерьез намеревался это сделать!
Звук собственного имени копьем пробивает мои чувства. Я сажусь на троне прямее и вновь смотрю вниз, на эшафот. Вниз, на две человеческие фигурки, стоящие среди моих высоких, мощных людей. Один человек глядит прямо на меня, ее глаза сияют отчаянной яростью.
– Ты же отлично знаешь, что твоя невеста невиновна. Оскорбил тебя Ларонгар, а не его дочь. Не наказывай ее за решения ее отца.
Прямо у меня на глазах огонь в моей голове насквозь прожигает фальшь их черт, обнажая скрывающихся под ними гниющих монстров. Двух демониц с хлещущими языками и длинными пальцами, заканчивающимися черными когтями. Внутри меня нарастает дикая ярость. Я снова стискиваю подлокотники своего кресла, пытаясь сохранить контроль над собственными убийственными порывами.
– Сул, – шиплю я. Мой брат склоняет ухо к моим губам. – Не позволяй этим ведьмам снова ко мне обращаться.
Сул отстраняется, моргает, глядя на меня сверху вниз. Затем кивает и разворачивается, вновь говоря с теми, кто находится внизу. И вновь все слова куда-то испаряются, исчезают в ревущем пламени. Я закрываю глаза, готовлюсь к жару. Боги! В мои вены словно вливается раскаленная магма, она пульсирует во всем моем теле, сжигает меня изнутри. Ничто мне не поможет. Ничто, кроме смерти этой ведьмы.
Почему, ну почему же они никак с этим не покончат? Мне нужно открыть глаза, открыть рот, наорать на
