вперед. Дитер чертыхается, выворачивает руку и с усилием сгибает пальцы…
Ничего не происходит.
– Что ты сделала? – орет Дитер, в то время как Фрици запрокидывает голову, безуспешно пытаясь спастись от пламени.
– Ты имеешь в виду, что я сделал? – рычу я.
Дитер резко поворачивает голову ко мне. Его глаза безумны, а кожа бледнеет. Бутылка выпадает из его пальцев, разбиваясь о выложенную камнями дорогу, остатки жидкости расплескиваются. Дитер сгибается от боли.
– Фрици не готовила это зелье, – продолжаю я. – Его готовил я. – А без заклятия Фрици, наложенного на варево, это обыкновенный яд. Он не убьет Дитера – но убьет его магию.
Что, разумеется, и было моим планом с самого начала.
Пространство между мной и Дитером превращается в вакуум, отдающийся эхом пустоты, которую я ощущаю так же сильно, как его разрыв в барьере Источника.
Что-то… исчезло. Словно вспыхнул свет, показавший, что монстры и затаившиеся во тьме твари стали лишь пустой комнатой.
Отто разорвал связь моего брата с магией. Всей магией.
Дитер тоже это понимает, и, когда лесные жители устремляются к нему, он поворачивается к Отто, лежащему на земле у его ног. Выражение лица у Дитера леденящее, безудержно жестокое, и то, как он направляет гнев на Отто, пробуждает мои чувства, мои силы.
Ветви кедра обвиваются вокруг моих кандалов, теперь свободных от чар Дитера, в то время как стражники лесного народа карабкаются сквозь пламя, пытаясь погасить его заклинаниями. Бригитта стоит на расстоянии вытянутой руки от меня и что-то кричит, но я вскрикиваю и наклоняюсь вперед, а кедровое дерево разбивает железные оковы как щепки.
Мои руки оказываются свободны. Я действую. Виноградные лозы вырываются из-под земли, разбивают булыжник дороги, выползают на городскую площадь из леса. Они появляются по моей команде, и вскоре Дитер оказывается опутан десятками толстых зеленых лиан, похожих на змей, которые прижимают его руки к груди, опутывают ноги и удерживают его на месте, неподвижного и беспомощного.
Он корчится и бросает на меня испепеляющий взгляд.
– Фридерика!
Я чувствую, как Бригитта касается моей руки. Слышу щелчки и хруст дров под чьими-то ногами, которые легко гасят пламя теперь, когда магия Дитера не поддерживает его. Я слышу, как вопят горожане, когда магия отступает, и охотники вторят им, их оружие со звоном выпадает из рук, когда они освобождаются от власти моего брата.
Щепки разлетаются под моими босыми обожженными ступнями, а мое тело окутано хаосом боли, но я смотрю лишь на брата.
Виноградные лозы обвивают его все крепче. «Крепче».
Дитер продолжает яриться, его лицо начинает краснеть, губы дрожат, с них капает слюна.
Я могла бы убить его. Очень легко. Теперь в этом нет ничего страшного, не так ли? Не нужно беспокоиться, что я подпитываю дикую магию жестокими поступками, ведь она злая настолько, насколько злы намерения, стоящие за ней.
И сейчас я принимаю это зло, если оно позволит мне погасить свет в глазах брата.
– Фрици! Фрици… посмотри на меня!
Отто притягивает меня к себе, пытаясь заставить посмотреть на него, но мои руки все еще вытянуты, взгляд направлен на Дитера. Если я не убью его, если он не будет страдать…
– Он в твоей власти, – говорит Отто. – С ним покончено, Фрици. Остановись. Теперь ты можешь остановиться.
«Он повержен, – вторит Хольда. – Смотри, Фрици. Посмотри на охотников».
С усилием я отвожу взгляд от брата.
Вокруг Дитера, образуя полукруг из трясущегося оружия, направленного на него, стоят несколько его хэксэн-егерей. Многие, похоже, не могут решить, на кого им смотреть: на лесных жителей или на комманданта, но искра в глубине их глаз говорит, что они начинают обо всем догадываться, истина открывается им.
Йоханн первым выходит вперед. Он поднимает на меня взгляд, и я понимаю, какое зрелище я, должно быть, представляю: истекающая кровью, обожженная и стоящая на тлеющей куче хвороста, лесной народ окружает меня, а сломанные кандалы свисают с запястий.
Он кивает мне, в его глазах читается извинение, и поворачивается к Дитеру.
– Коммандант Кирх, – произносит он, стараясь, чтобы его голос звучал как можно громче. – Вы арестованы. – Пауза. У него вздрагивает горло. – За использование колдовства.
Двое охотников выходят вперед, один достает кандалы, но Бригитта, находящаяся рядом со мной, издает сдавленный протестующий звук.
– Он наш пленник, – начинает она, но я хватаю ее за руку.
Другой рукой я тянусь к Отто. Восторг от победы быстро завладевает мной, и я чувствую, как мои ноги напрягаются, пытаясь удержать меня, а боль от ран требует, чтобы я сосредоточилась на ней. Отто бросается ко мне, придерживает меня и крепко сжимает предплечье.
Я снова встречаюсь взглядом с братом. Позволяю ему увидеть каждую частичку моей боли, каждую частичку ярости.
Лесной народ посадит его в тюрьму. Возможно, даже казнит.
Но я знаю, что произойдет, если охотники заберут его. Я своими глазами видела, какой прием ожидает обвиняемого в колдовстве в католической Церкви, вдобавок он руководил столькими хэксэн-егерями и скрывал от них свою силу в течение многих лет.
Они лишат его всего. И только после этого сожгут.
– Нет, – говорю я Бригитте и воинам лесного народа, которые готовы прогнать охотников. – Пусть они его заберут. Он заслуживает познать все то, что делал с нами.
Я чувствую на себе пристальный взгляд Корнелии. Она восседает на огромном белом коне, и когда я смотрю на нее, она кивает, нахмурив брови, в ее взгляде читается понимание.
– Рохусу и Филомене это не понравится, – замечает Бригитта. Но в ее голосе звучит зловещая усмешка. – А значит, так и стоит поступить.
Она дает команду лесным жителям, и те отступают, давая охотникам возможность приблизиться к Дитеру.
Я позволяю лианам спасть с его тела.
Хэксэн-егери хватают его, заковывают в кандалы, пока он плюется и лягается.
– Черви! Вы не знаете, что творите! Вы пожалеете, что пошли против меня, вы пожалеете…
Его утаскивают в толпу, в сборище зловеще молчащих и потрясенных мужчин в черных плащах.
Отто помогает мне слезть с кучи хвороста. Когда мои ноги касаются прохладных камней городской площади, из охотников только Йоханн остается рядом, его лицо перепачкано грязью, на шее запеклась кровь.
– Kapitän, – обращается он к Отто и вытягивается по стойке «смирно». Но что-то в нем меняется, страх исчезает. – Вы могли бы пригодиться нам в Трире. Я знаю, архиепископ аннулирует обвинения, выдвинутые Дитером против вас, и…
– Мое место здесь, – тут же отвечает Отто. Он смотрит на меня, потом снова на Йоханна, на лесной народ. – Кроме того, думаю, что теперь,
