когда мир увидел, кто на самом деле живет в Черном Лесу, нам понадобится посредник.
Лицо Йоханна бледнеет. Его сомнения отражаются на лицах охотников позади него.
Как выход лесного народа из Леса повлияет на их отношение к ведьмам и магии? Причина, по которой богини создали Источник, заключалась в том, что они хотели погасить страх, который обычные люди испытывают к нам.
Какими бы ни были последствия. Какими бы ни были предрассудки против нас.
Мы не можем продолжать прятаться.
«Нет, – соглашается Хольда, и я понимаю, что она улыбается сквозь слезы. – Теперь благодаря тебе мы не будем прятаться».
У меня давит в груди. «Благодаря мне?»
«Ты мой чемпион, – говорит она. – Я долго искала, надеясь найти человека достойного. Я думала, что им может стать твой брат. Но нет, Фридерика, этим человеком всегда была ты».
Я не могу набрать воздуха в легкие. Перед глазами у меня расплываются черные пятна, и я пошатываюсь, прижимаюсь к Отто и зажмуриваюсь на мгновение, всего на одно мгновение передышки.
«Я скрою твою связь с дикой магией от Источника, – продолжает она, – чтобы ты могла показать ведьмам всего мира, в какой силе им было отказано. Ты покажешь лесному народу и моим сестрам, что правила, которым мы следуем, являются ложными. Ты пробудишь нашу магию, Фридерика Кирх, и спасешь нас всех».
Я всего лишь хотела остановить брата. Доставить Лизель в безопасное место. А теперь хочу быть с Отто – и все это у меня получилось.
Но это еще не конец.
Хольда выбрала меня своим чемпионом.
И я согласилась. Я так устала. И представляю, что еще ждет впереди, сражение с Рохусом и Филоменой в Источнике. Я устала от дрожи в руках и боли внутри, от напряжения, которое заставляет вглядеться в толпу, чтобы еще раз увидеть брата, прежде чем он исчезнет.
Мы больше никогда не встретимся.
Но внезапно мне кажется, что я не видела его много лет с тех пор, как он уехал из Бирэсборна, с тех пор, как тот мальчик, которого я любила, все больше превращался в сон.
– Мы закончили, – говорит Отто Бригитте.
Я не открываю глаз, когда Отто поднимает меня, и мое тело обмякает в его руках. Я невольно всхлипываю от боли в животе, от выжженного клейма, но я могу исцелить себя теперь, не так ли? Призвать целебные растения. Использовать дикую магию.
Мои пальцы поднимаются, слабо вытягиваясь.
– Эй, не двигайся. Просто отдохни. Я о тебе позабочусь, Фрици, – шепчет Отто мне в волосы, касаясь губами лба. – Корнелия! Вы можете помочь с…
Мое внимание рассеивается. Я погружаюсь в манящую темноту, во что-то теплое, бархатное и всепоглощающее, потому что Отто держит меня в объятиях, и теперь я в безопасности.
* * *
Голубые блики падают на мои веки. Вспышки розового цвета. Полосы оранжевого.
Я поворачиваюсь, медленно моргаю, и в поле моего зрения попадает окно, витражное стекло, составленное из геометрических узоров, которые улавливают солнечные лучи и переплетаются в радужных переливах.
В первое мгновение я просто лежу, уставившись на окно, пытаясь сориентироваться.
Это комната, которую Лизель отвели в Источнике. Кровать подо мной мягкая и теплая, меня закрывает толстый слой стеганых одеял.
Я напрягаюсь, ожидая, что сознание пронзит волна боли…
Но ничего не происходит.
Медленно, очень медленно я приподнимаюсь на локтях.
Кто-то шевелится рядом со мной, и затем показывается голова Лизель.
– Фрици!
Она бросается ко мне, но понимает, что поспешила, и садится рядом.
– Двигайся медленно, над тобой поработали лучшие целители Корнелии, но тебе все еще… плохо.
Я опускаю взгляд, кладу руку на то место, где Дитер поставил мне горячую метку.
Тонкая белая сорочка трется о шрам, что-то узловатое и неприятное, но это не больно. Не очень. Глубоко внутри боль осталась, и я чувствую то же самое в животе и бедре.
– Они сделали все, что могли, – шепчет Лизель. – Дитер…что бы он ни делал. Раны были глубокие.
Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на нее. Ее глаза слезятся и покраснели, но она чистая, а щеки розовые.
Я протягиваю ей руку.
Лизель не колеблется. Ее маленькое тело прижимается к моему, и мы падаем на кровать, слезы Лизель капают мне на плечо, ее грудь вздрагивает.
Я хочу заверить ее, что все в порядке. Что Дитера больше нет, он вернулся в Трир, где его будут судить и казнят за те же преступления, в которых он обвинял нас. Я хочу пообещать, что он поплатится за все то, что сделал, но когда рыдания Лизель стихают, я едва могу говорить из-за комка в горле.
– Прости, Лизель, – все, что я могу выдавить из себя. – Прости меня. За наш ковен. За наш дом. За…
– И ты прости.
Я отстраняю ее, чтобы заглянуть в глаза.
– Тебе не за что извиняться.
Ее губы растягиваются в мягкой улыбке.
– Тебе тоже.
Между нами повисает молчание. Она действительно так думает?
Смогу ли я когда-нибудь поверить в это?
– Где Отто? – спрашиваю я хриплым голосом.
Лизель ухмыляется.
– О, он? С чего ты спрашиваешь о нем?
Я поджимаю губы, едва сдерживая улыбу, и Лизель закатывает глаза.
– Он вроде как беспокоился о тебе. Он постоянно сюда приходит. Это раздражает вообще-то. Я сказала ему, что здесь спят девочки.
– Как долго я была без сознания?
– Около трех дней.
«Трех?»
У меня перехватывает дыхание.
Но Лизель сжимает мою руку и выползает из кровати. Я пытаюсь следовать за ней, замирая при каждом движении, чтобы привыкнуть к ноющей боли в теле, Лизель помогает мне встать, и я опираюсь на ее плечо.
На моей лодыжке повязка. Когда я смотрю на запястье, вижу россыпь синяков, будто фиолетовые и желтые лепестки, – это след от кандалов, на которых я висела под потолком в комнате Дитера и у столба на костре.
Я и представить не могу, как выгляжу. Я не поправляюсь. Я жива. И должна быть благодарна за это.
Но каждое движение напоминает о следах от клейма. О шрамах, которые брат оставил на моем теле. Смогу ли я полностью исцелить их с помощью дикой магии? Как я буду делать это здесь, в Источнике, не навлекая на себя ярость Рохуса и Филомены – или Перхты и Абнобы? А что с барьером, который разрушил Дитер, как это повлияло на магию Источника?
Как я смогу убедить всех, что не только Источник и Начальное Древо не нужны, но что мы должны отказаться от наших законов и церемоний и обратиться к дикой магии?
Как, по мнению Хольды,
