– дескать, до чего я докатился – но садиться и отказываться от своего намерения не собирался.
– Неожиданно. – В голосе королевы промелькнула растерянность. – Оба Мортейна готовы сражаться за честь своего кровного врага.
– За честь моих родителей и память о них, – сказал Рэндольф. – Я видел поддельное письмо, написанное якобы от имени моего отца. И с удовольствием бы вколотил его в горло тому, кто посмел выставить моих родителей изменниками.
Королева нахмурилась, перевела тяжелый взгляд на лорда Грея. Не знаю, поняла ли она, что лорда Бенедикта и леди Летисию вывели из игры, сознавая, что они не предадут короля и обернутся против узурпатора – но выражение лица ее величества не предвещало ничего хорошего. Как бы она в самом деле не вызвала лорда Грея. Хотя коронованной особе поединки дозволялись лишь на поле боя.
– Понимаю ваши чувства, – медленно произнесла королева. – И разделяю их. Она снова обернулась ко мне.
– Что ж, Роза, тебе решать.
Надо было указать на Еву. В конце концов, мы договорились с ней об этом с самого начала. Ева действительно хороша с мечом и боевыми заклинаниями, я рядом с ней не опасней котенка.
Вот только она была права: наши родители, то поколение, к которому принадлежал и Лорд Грей, сражались всю жизнь. И те, кто дожил до своих лет, оказывались страшными противниками.
«Ты лучше, – сказала Ева Ричарду при мне. – И… регент был лучше».
Регент, может быть, действительно, был лучше. Но сейчас я поняла, чье имя она хотела назвать поначалу. Имя моего отца.
Когда сэр Грей приезжал к нам, утро это было или ночь, отец, смеясь, хлопал его по плечу. «Ну что, проверим, не заплыл ли ты жиром в столице»? Мама смеялась: «Опять пошли силушкой мериться». Как-то отец сказал, что не хотел бы сойтись с другом в настоящем бою.
Как бы хороша ни была Ева, она оставалась женщиной, а лорд Грей – сильным мужчиной. И оба были хранителями. Ей его не одолеть. Рэндольфу – тем более, и его недавно обретенный сын снова останется сиротой.
Но если сражаться будет Рик, я сойду с ума от страха, наблюдая за поединком.
Ева ведь сама этого захотела! Сама вызвалась!
Ева вызвалась, уцепившись за единственный шанс отомстить. Точно так же, как я не могла обвинить лорда Грея в гибели Рика, Ева не могла говорить за Акиля. Даже если бы он сделал ее женой по какому-то своему обряду, в глазах света она всегда будет лишь любовницей нелюдя.
Но сейчас у нее не оставалось причины рисковать. Нет, она не откажется от своих слов, и все же это будет неправильно. Ее моя история не касается никак, это Ричард вправе хотеть расплатиться с тем, кто руками моего отца уничтожил его семью, надеясь услужить регенту и получить за услугу земли «предателей» и их титул. Но регент, солдат до мозга костей, решил, что земель и титула достоин тот, кто не побоялся замараться в крови…
Но я не могу, просто не могу сама подставить голову Рика под меч!
Я снова посмотрела на него. Акиль дернул Ричарда за рукав, что-то сказал. Тот ответил, бездумно провел кончиками пальцев вдоль шрама. Я попыталась поймать его взгляд, но он смотрел не на меня – в спину лорда Грея. И улыбался. Так улыбается хищник, почуявший кровь. До сих пор я не знала его таким.
«Я упал в ненависть, точно в материнские объятья…»
Лорд Грей называл Рика чудовищем. Наверное, для нормальных людей тот, кто шел к цели не оглядываясь, не зная жалости к себе, не страшась смерти, в самом деле казался чудовищем. Вот только таким его сделали мой отец и лорд Грей.
– Ричард Мортейн будет моим защитником, – сказала я.
Если что, Рэндольф прикончит меня на месте, и это будет к лучшему.
– Значит, правду говорят, что ты раздвинула ноги перед тем, кто убил твоего отца, едва ли не прежде, чем остыло тело, – хохотнул лорд Грей.
Нет, не на моей совести смерть отца! Лорд Грей заварил эту кровавую кашу. Это его действия довели отца до того, что он ждал смерти как избавления. Только угроза наслать на замок чумных, уничтожив семью, удерживала его на этом свете. Но лорд Грей не стал тратить силы на поверженных. Подождал, когда в замке появится магистр, который ему мешал.
– Если бы можно было поднять покойника и заставить сражаться, – произнес Ричард, спускаясь, – я бы вызвал тебя еще раз за эти слова. – Он снова хищно улыбнулся. – Но придется ограничиться одним поединком и одной смертью.
Если что, я сама умру на месте.
– Вопрос в том, чьей, – оскалился лорд Грей в ответ.
Господь поможет тому, кто сильнее… Или на свете все-таки есть справедливость? Если бы можно было закричать, повернуть время вспять, заставить их остановиться! Но теперь мне оставалось только стоять и смотреть.
– Довольно! – воскликнула королева. – Поберегите дыхание для поединка.
Королева тоже меня убьет.
Она снова обернулась ко мне.
– Роза, ты хочешь что-нибудь сказать своему защитнику?
Я очень многое хотела ему сказать. Какое счастье, что весть о его гибели оказалась ошибкой! Как же я люблю его и боюсь за него. Как благодарна за все! Но сказать пришлось совсем другое:
– Он – кукловод.
И потому реакция, выносливость и резерв хранителя не были преимуществом Рика. Все то же самое имелось и у его противника.
– Понял, – кивнул Ричард. Лицо его перестало что-либо выражать.
Ричард не торопясь вышел в центр свободного пространства. Лорд Грей остановился напротив. Две длины клинка и два шага между поединщиками, даром что начнут они наверняка с магии, а не с мечей.
Вдоль помоста выстроились королевские гвардейцы, развернув магические щиты. То же сделали сидящие на передних рядах. С ревом взвилось в потолок Негасимое пламя, а в следующий миг в центре зала взвихрилась магия.
Я бы хотела отвести взгляд, зажмуриться, чтобы не видеть, как огонь встречает лед, как свиваются вихри воздуха. Заткнуть уши, чтобы не слышать, как ревет пламя и воет ветер. Спрятаться, скрыться, чтобы не чувствовать, как содрогается пол, как воздух становится то горячим, то ледяным – и это за щитами!
Но все, что я могла – это стоять и смотреть. Как с невероятной скоростью собираются и рассыпаются заклинания. Как лорд Грей едва успевает увернуться – на рукаве алеет окровавленная прореха. Как над ухом Ричарда появляется выгоревшая полоса волос. Как в руках у обоих оказываются мечи, и калейдоскоп заклинаний сменяется стремительным мельканием клинков, а вой огня и ветра – тяжелым
