Что я и делаю.
Но с кайфом от победы сейчас трудно что-то почувствовать.
— Хороший удар, — бормочу я.
— Спасибо, — говорит она, а затем немного откатывается назад.
— Я действительно буду скучать по этому.
В ее голосе нет обиды или ненависти. Только печаль. Она осматривает арену, словно впитывая ее, с полусвисающей изо рта капой. Меня всегда раздражает, как она это делает.
Я приближаюсь к ней и аккуратно ставлю ее каппу на место.
— Тебе придется прекратить это делать, — говорю я, — если только ть не хочешь потерять зубы в плей-офф.
Она молчит, и я понимаю, что все еще держу большой палец на ее губе. Я быстро опускаю руку.
— Плей-офф, — выдыхает она, глядя на меня.
— Серьезно?
— Ты лучший напарник, который у меня был. Это правда, — говорю я.
— Я не хочу, чтобы ты бросала хоккей. «Соколам» нужен Эл Белл в плей-офф.
— Верно. Я нужна «Соколам», — бормочет она, подкатывая к скамейке. Она слабо улыбается.
— Ну, скажите капитану Тремблею, что номер сорок четыре будет там!
Я останавливаюсь на мгновение, не совсем готовый покинуть лед. Толпа расходится, и все игроки в раздевалке. Я только что сказал Элис, что не хочу, чтобы она увольнялась. Я думал, что она будет взволнована, но вместо этого над ней все еще висит облако печали.
— Я-я… увидимся в раздевалке? — говорит она и уходит со льда.
— Да, я буду через минуту.
Когда она уходит, я делаю глубокий вдох и делаю полный круг по катку. Я не могу больше думать об Элис. Что бы у нас ни было на льду, не имеет значения — она все равно мне солгала.
Когда я уже собирался идти, я замечаю шайбу, все еще в сетке. Я наклоняюсь и поднимаю ее. Напоминание об игре, в которой сбылись все наши мечты.
ГЛАВА 18
Хейден
Я лежу на диване, подбрасывая шайбу вверх и вниз над головой. Несмотря на то, что игра была прошлой ночью, миллион мыслей все еще угрожают вырваться из моего мозга. Мне требуется усилие, чтобы повернуть голову, когда Кевин неуклюже спускается по лестнице. Он стоит у входа, улыбаясь.
— Неплохая игра прошлой ночью, Хейден, — говорит он.
— Элеонора и я смогли сделать это в течение последнего периода.
— Это была единственная хорошая часть игры, — бормочу я.
Мне удавалось избегать Кевина и Элеоноры после игры, но я знал, что сегодня мне придется встретиться с ним лицом к лицу.
Кевин садится на подлокотник дивана.
— Может потребоваться некоторое время, чтобы вернуться к этому после отсутствия. Из того, что я видел, ваша команда на сто процентов с вами, и вы на сто процентов с ними. Вот что важно.
Я внутренне улыбаюсь. Тот последний период казался правильным, как будто все, наконец, сошлось.
— Я не должен ничего упоминать, — говорит Кевин, ухмыляясь сквозь густую бороду, — но как капитан команды номер один НХЛ в Центральном дивизионе я часто слышу кое-что о скаутинге и потенциал…
Я вздрагиваю.
— Что?!
— Наши разведчики наблюдали за вашей игрой прошлой ночью. Высшее руководство было очень впечатлено.
Улыбка грозит разорвать мое лицо пополам.
— Ты серьезно?
— Я серьезно, — говорит Кевин.
— Вам все равно придется ждать год, чтобы вас призвали… но просто продолжайте делать то, что вы делаете. Если ты будешь так играть в следующем году, неизвестно, как далеко ты сможешь зайти.
— Эй, — смеясь, говорю я, — если это правда, я могу застрять с тобой в Чикаго на всю оставшуюся жизнь!
Кевин щурит глаза.
— Неужели это действительно так плохо?
— Наверное, нет, — бормочу я.
Было бы здорово быть рядом, пока подрастает моя новая племянница или племянник.
Кевин встает и хлопает меня по плечу.
— Итак, мы думаем уйти минут через десять. Хочешь поехать с нами?
— За что?
— Благотворительный «Ледяной» бал на арене. «Соколы» должны появиться. Я знаю, что Забински настаивает, чтобы вся команда была там.
В животе тяжесть, как будто я только что съел целую тарелку домашних спагетти Сакачелли. Проклятый благотворительный бал. Я крепче сжимаю шайбу на коленях.
— Я не собираюсь.
Кевин вопросительно смотрит на меня, но не начинает лекцию о том, что я как капитан обязан присутствовать. Вместо этого его лицо смягчается.
— Хейден… где Эл?
Я плюхаюсь на диван, поворачиваюсь к нему спиной.
— Бал.
— Понятно. — Кевин подходит к двери. Но поскольку он Кевин, он оборачивается и говорит:
— За всю нашу жизнь я никогда не видел, чтобы ты с кем-то был так привязан, как с Элом. Мне бы не хотелось, чтобы ты отказался от этого… из-за чего? Борьба? Потому что вы оба упрямы? — Он качает головой.
— Подумай, сколько раз мы ссорились и мирились. Что было бы, если бы один из нас просто сдался?
Хотел бы я рассказать Кевину всю историю, но какая-то часть меня задается вопросом, знает ли он уже. А другая часть меня продолжает спрашивать себя, почему я так злюсь. Что для меня значит теперь, что Элис девочка? Сегодня она была все той же номер сорок четыре на льду. Так почему же она отличается вне льда?
Она ждала возле моего дома в ту ночь, когда я узнал, что она девочка. И она поцеловала меня так, как будто хотела этого. Мое тело отреагировало прежде, чем мой разум успел его догнать: я поцеловал ее в ответ, мои руки на ее шее. Но так всегда было с Элис, с тех пор, как я встретил ее: инстинктивно, как будто я шайба, а она клюшка, направляющая меня на все свои прихоти.
Но она солгала. Даже когда я делил с ней самые мрачные моменты своей жизни, ее свет все еще был ложью.
И это ужасное чувство снова и снова завязывается в моей груди. Потому что я знаю, почему эта ложь так ранит.
Элис для меня гораздо больше, чем товарищ по команде. Она даже больше, чем друг.
Я влюблен в нее.
— Я очень надеюсь, что ты решишь прийти, Хейден, — говорит Кевин, поднимаясь наверх.
— Один плохой период не равняется плохой игре.
***
Я остаюсь на диване, пока не слышу, как машина отъезжает от подъездной дорожки. Шайба лежит у меня на груди. Я не могу пойти на бал. Я не могу с ней разговаривать, но я почти уверен, что пытаться игнорировать ее было бы все равно, что пытаться игнорировать миллион сирен, включающихся одновременно.
Звонок в дверь с верхнего этажа. Это странно. Я понятия не имею, кто будет в гостях в этот час, и я не заказывал никакой еды. Я засовываю шайбу в карман и поднимаюсь наверх.
Когда я открываю дверь, мой пульс гулко стучит в ушах.
Это Эл.
Я моргаю. Подождите, это не Эл. Это как тень Эла, одетая в ту же мешковатую толстовку с капюшоном и джинсы. Глаза такие же мутно-серые, но они не так сияют, как у Эла. И рот совсем не тот: прямая линия вместо преувеличенно хмурого взгляда.
— Привет, — говорит тень, — я Ксандер. Я…
— Брат, — выдыхаю я.
Он поднимает бровь.
— Могу я, э-э, войти?
Я отступаю назад и позволяю ему войти.
Он стоит в коридоре. Господи, я никогда не встречал его раньше, но даже то, как он стоит, мне знакомо, покачиваясь на носочках.
— Мне нужно поговорить с тобой об Эле, — говорит он.
— Хорошо. — Я скрещиваю руки на груди и слышу оборону в своем голосе.
— Что?
Он откидывает руки рядом с собой и пожимает плечами.
— Послушай, я понимаю, что она сделала — что мы сделали — было неправильно. Но она сохранила мой секрет, потому что мы семья. У тебя есть брат, да? Ты ничего не сделаешь для семьи?
— Конечно, — говорю я.
— Элис и я решили это сегодня. Мы по-прежнему можем играть в хоккей вместе, так что все в порядке.
— Это… — говорит Ксандер и смотрит на меня так, словно может читать мои мысли. Чем больше я смотрю на него, тем больше вижу различий между ними двумя. Может быть, мне это кажется, а может быть, я так долго смотрел на ее лицо, что могу представить каждую деталь.
Я пожимаю плечами.
— Я не уверен, что ты хочешь, чтобы я сказал.
