Прикоснувшись кончиками пальцев к прохладе искусственной кожи, непроизвольно поежилась. Мужчины не выглядели загадочно, скорее бескомпромиссно. Чтобы не было в этой папке, мне не отвертеться и не сбежать. Или я соглашаюсь на то, что предложат, или… А вот тут моя фантазия могла бы проецировать бесконечные варианты, и в девяносто девяти случаях они оказывались весьма паршивыми.
Затаив дыхание, отнюдь не от предвкушения и восторга, украдкой глянула на Бориса. Ну как, украдкой, это я так считала, но представитель еще не поняла кого — даже не пытался скрыть ехидное приподнятие кончиков губ, а Борис поддержал кивком. Мол, не бойся и не затягивай.
Для того, чтобы открыть не шибко дорогое изделие легкой промышленности, понадобилась вся воля, которой и так немного осталось, после принятия решения о смене места жительства.
Нарочито медленно все-таки развела две половинки, в надежде, что руки не дрожат, как у не успевшего опохмелиться алкоголика со стажем.
Трудовая?! Моя трудовая?!
Да какие к черту руки! Я уже тряслась вся. Отшвырнув папку, судорожно искала последние записи.
“Уволена по соглашению сторон”. Вчерашней датой.
Уволена? Я уволена?!
Паника накрыла черной пеленой.
— Почему уволена? — Непослушные губы с трудом формировали слова во что-то внятное.
Попов наблюдал за мной с прищуром и ленцой, как сытый кот за мышкой. Борис несколько напрягся, похоже, от волнения я выглядела так себе.
— Да, Борис, ты был прав, реакция на стресс не стабильна…
— Что, простите? — Брюнета хотелось стукнуть и не один раз. Ненавижу, когда разговаривают обо мне, словно и нет рядом. Не настолько я незаметна.
— Вы дальше смотрите, не стесняйтесь. — Брюнет улыбнулся. И я бы не назвала этот оскал добрым. Словно через силу.
Отложила трудовую. Черт, как же я теперь без работы? И почему уволили, ведь все было хорошо? Или нет? И как теперь с квартирой, если не будет стабильного заработка? Не то, что новую, я и эту оплачивать не смогу. Тысячи вопросов роились, натыкаясь друг на друга, более насущные отпихивали те, чья очередь могла и подождать.
На этот раз папку брала, так и ожидая, что она взорвется в руках или оттуда выпрыгнет шипящая змея.
Но нет, в ней оказались еще какие-то бумажки и паспорт.
Загранка.
У меня в жизни не было загранпаспорта. Я не решалась поднять глаза на мужчин, боясь увидеть их реакцию именно ту, что может испугать. Сначала просмотрю все документы, потом уже вопросы, возмущения, возможно даже истерики и обмороки.
Сама понимаю, что с последними двумя реакциями — поспешила, эмоции постепенно окукливались в пофигизм.
Рабочая виза, вызов в Германию на вакансию помощника бухгалтера — прохождение обучения и практики в сегменте финансирования и документооборота в медицинском учреждении, от некой Соловьевой Катерины Паулевны (вот даже как!), уже не вызвали столько эмоций и такого возбуждения, что обрушились после ознакомления с собственной трудовой. Все-таки не выдержала и покосилась на Бориса, очень было похоже, что к вызову он приложил свою руку. Тут же был стандартный, надеюсь, договор, в котором не хватало только моей подписи и направление на обучение от, ну конечно, наркологического диспансера “Тихий дом”. Бля, Тихий дом, они б его еще "временное пристанище" назвали.
— Какая Германия? Я немецкого не знаю… — Пробормотала про себя. Но, естественно, меня услышали все присутствующие.
— И не надо, — радостно сообщил полковник, — Вы будете работать с русскоговорящими. А там и языку обучитесь. Языки, знаете ли, лучше изучать непосредственно в общении с носителями.
Проглотив фразу “спасибо, кэп”, вытащила последний, надеюсь, бумажный “сюрприз”. Это оказался длинный конверт, не запечатанный, без каких-либо надписей. В нем лежал билет на самолет, один. На мое имя. Вылет завтра в 11 утра.
Меня опять накрыла паника:
— Вы с ума сошли! — Я понимала, что меня загнали в какую-то западню. Осторожнее с желаниями — они сбываются. Это как никогда соответствовало истине. — Я не успею ни собраться, а родные? Я сколько их не увижу? — Пробежала глазами по визе, — пол года?! Нет, я не согласна… У меня нет средств ни на временное проживание, ни на обучение. Это как в реку с моста зимой прыгнуть, только еще страшнее! Вы хоть понимаете, что вы сейчас делаете?!
Я чувствовала, что еще немного и меня начнет трясти, и я или позорно разревусь, или начну истерить и швыряться в наглую брюнетистую рожу чем попало. Борис тактично не отсвечивал.
— Нет, все-таки сорвалась… — Мужчина в своих мыслях потарабанил пальцами по столу и опять вернулся ко мне. — Почему на пол года? Вы туда на ближайшие лет… пять, а то и десять едете.
Только и оставалось, что закрывать и открывать рот, захлебываясь всеми неприличными словами, что так и норовили вылиться в уши господину военному.
— Ну все. Я свою задачу выполнил. Документы у вас на руках, добро на выезд даю. Но все равно, Борис, в ваших интересах, чтобы завтра она была в самолете.
— Что значит в ваших?! — Голос наконец прорезался, — я ни о чем не просила. Мне это не надо! Я хочу свою работу и свою жизнь! Без вот этих подачек сверху не понятно за какие…
Полковник меня перебил, весьма резко:
— Это Вам не нужны, а кое-кто фактически выменял свою жизнь на Вашу. Я бы, девушка, на Вашем месте ценил и был благодарен, а не истерики устраивал.
Я беспомощно обернулась к Борису:
— Борис… Борис, я ничего не понимаю, хоть ты скажи внятно!
Борис вздохнул, подвигал челюстью и, глядя в сторону, произнес:
— Помнишь, Глеб тебе говорил, что попал в кабалу к военным, ты и правда решила, что он это сделал ради сестры?
Все еще не понимала к чему он клонит:
— А что я вообще должна думать, с учетом происходящего? И причем тут я?
Попов, слушая нашу перепалку, опять опустился на диван, с которого успел встать. Он с интересом наблюдал за развитием событий. Но мне некогда было следить за его реакцией, нутром чуяла, все, что сейчас скажет Борис, мне может не понравится.
— Притом, что забрать должны были тебя. — Наконец, Борис развернулся ко мне лицом и взгляд его оказался неприятно тяжелым. И снова я оказалась беспомощна перед новостями, сыпящимися на меня, как из рога изобилия. — Лена, то, что попало в твой организм и организм Глеба по вине Анны — разработка, что не должна была вообще попасть в гражданские руки. Когда поставили вопрос ребром, Глеб решил принять добровольное участие в испытаниях, подписав официальный договор на два года. Чтобы его подписать, заверить юридически и оставить все пути для отступления, Тим привлек все свои связи, — Борис кивнул на полковника, — вот, например. И Саша подписал аналогичный договор, но там другие требования, попроще, на восстановление после травм. Новая методика. Только на этих условиях и при отсутствии у тебя определенных реакция на стрессовые ситуации, что сейчас подтвердил Виталий Сергеевич, тебя не стали привлекать в испытаниям. Поверь, никто бы не спрашивал согласна ты или нет, как и сейчас. Согласись, лучше быть свободной и в другой стране… Чем подопытным хомяком неизвестно насколько. Для того, чтобы никому не дать передумать и переиначить все ранее согласованное, пришлось спешить. Все документы сделаны за двое суток. Так что ты или улетаешь завтра… Или все жертвы Глеба, Саши, Тима… — он замялся, но все-таки добавил, — и мои напрасны. Тебе решать.
Борис закончил свою речь.
Но я все еще слышала каждое слово из нее.
Эти слова бились в голове, втаптывая в ничто все обвинения, обиды и принятые решения.
Боже, все это время они делали все, чтобы решить мои проблемы. Да, не рассказали. Но и не оставили. Не предали. Не бросили разбираться самой.
И Глеб… Он пришел попрощаться, зная, что я уеду. Не потому, что он меня бросил. А потому, что это я оставляю их. Улетаю в новою жизнь. Непривычную но сытую и безопасную.
Это не я отпустила.
Это они сделали все, что смогли и отпустили. Просто вот так. Не требуя ничего взамен.
