— Да у меня сегодня вообще все будет в первый раз, Сережа, — на мою реплику Алмазов, к счастью, улыбается, но не демонстрирует это мне, как был сосредоточен на дороге, так и остался.
— Будешь спать первый раз одна в доме? Хотя стой, ты же у нас уже была одна дома, когда Макдональдса пережрала. А что за первый раз тогда?
— Вы меня сегодня пенетрировать будете, Сергей Александрович. Леопольдом, если непонятно.
— Пенетрировать?
— Так точно. Синонимы напомнить?
— У меня хорошая память, не стоит.
Больше Алмазов ничего не сказал, и также в полном молчании доехал до моего дома.
— Ложись спать и не забудь отправить брату фото. Мало ли забыла. Я заеду за тобой в полдесятого.
— Проводи меня до двери.
— Мы и так стоим у твоего забора.
— Ну мало ли во дворе какие-нибудь опасные животные, лес все-таки вокруг.
— Полина, выходи.
— Ты серьезно?
— Да.
А вот этого уже, мягко говоря, выводит из себя. Раз, два, три, четыре, пять… резко наклоняюсь и скидываю с себя босоножки. А вот дальше сама не поняла, как решилась на это и самое главное каким образом полезла, точнее взлезла на Алмазова. «Тюлень выбирается из воды», именно так я бы назвала картину того, как я лезла на Сережу.
— Черт, как же неудобно, — запыхавшись от своих же действий, еле-еле шепчу Алмазову в шею, уперевшись руками в его грудь. А вот он вместо того, чтобы хоть что-то сказать — ржет. — В кино это как-то выглядит краше. Ладно, это все лирика, — хватаюсь за пуговицы его рубашки, и непослушными пальцами принимаюсь их расстегивать. — В кинотеатре ты сказал, что тебе нравится, что я проявила инициативу. Сейчас я ее проявляю во всей красе. Я хочу, чтобы это произошло сегодня, сейчас. Если надо будет — притащу тебя силой к себе. Все, сказала — хочу сейчас, значит сейчас.
— А я сказал убери свой гонор, — обхватывает мое лицо одной рукой, чуть сжимая подбородок, второй же сжимает поясницу. — Уверена значит, — скорее не спрашивает, а утверждает.
— Уверена, — тихо бормочу себе под нос. Вдобавок киваю, улыбаясь при этом.
— А что изменилось за несколько часов? — недоверчиво смотрит на меня.
— Ничего. Хочу и все, — дышу ему в губы, смотря прямо в глаза. — Ну давай уже начнем, Сережа, — специально так произношу его имя, ловя реакцию, которая не заставляет себя долго ждать…
Глава 32
Сережа медленно наклоняется к моей шее и, молча, едва ощутимо проводит по ней губами. Целует мягко, я бы сказала нежно, как будто я не человек, а что-то очень-очень хрупкое. Единственное, что говорит об обратном — это хватка его рук на моей талии. Слишком сильный контраст. Забавно, но захват его рук мне нравится значительно больше, чем дразнящая, а по другому ее не назвать, нежность. Алмазов скользит губами вверх, задевает мочку уха и чуть прикусывает ее, вызывая во мне улыбку. А в следующую секунду, как гром среди ясного неба, тихий, вкрадчивый шепот на ухо:
— Иди спать. Завтра увидимся, — уже громче произносит он и, не дав мне опомниться, быстро чмокает в губы. И уже в следующее мгновение пытается снять меня с себя.
Да уж, не такой я ждала от него реакции. В меня словно вселился дьявол, несмотря на крайне неудобное положение и разведенные ноги, сопротивляюсь, что есть сил. При этом со стальной хваткой цепляюсь обеими руками в полурасстегнутую рубашку Алмазова.
— Я не сильна во всех этих делах, но то, что ты сейчас делаешь, кажется, зовется — «набивать себе цену». Это вроде как девушка должна делать, разве нет, Сергей Александрович?
— Обычно, да. Но я делаю сейчас лишь то, что мне кажется самым правильным на данный момент. И это не набивание цены. Ты согласна пойти дальше — замечательно, я рад. Правда. Только сейчас иди домой, прими душ, расслабься и выспись, а завтра на трезвую голову, не спонтанно, а вполне взвешенно, займемся чем хочешь, в том числе и сексом. На моей территории, — сразу добавляет Алмазов.
— Повторяю последний раз — я трезвая. Спонтанное решение — это пойти в бар и заказать себе виски, чтобы мама не только удивилась тому, что я возвращаюсь домой под утро, но и отстала от меня со своими просьбами познакомиться с кем-либо. Тогда, равно как и прийти к тебе на ночь глядя, было попыткой доказать что-то другим. Сейчас, Сережа, — по слогам произношу его имя, продолжая расстегивать пуговицы на его рубашке. — В моем доме не горит свет. Там есть только три живые ножки, точнее лапки. И это лапки не моих родителей, а Симбы. Моему коту ничего не надо доказывать. Я сейчас пытаюсь поскорее стянуть с тебя рубашку, потому что хочу этого сама. Я понятно говорю? — уверенно произношу я, и облегченно выдыхаю, осознав наконец-то, что справилась с дурацкими пуговицами.
— Вполне.
— Ну так если вполне, давайте приходить, Сергей Александрович, к консенсусу. Я забываю о том, что мне нужна справка с анализами и мы идем дальше. Это уже определенная степень доверия. О, кстати, это компромиссом зовется, Сережа. Ты вообще понимаешь на что я иду? — игриво произношу я, полностью распахнув его рубашку.
— Охренеть просто, — усмехаясь, произносит Алмазов. — Это прям компромиссище. Так может и без резинки, чего уж мелочиться?
— Я скорее помру, чем залечу. Не вовремя рожать — это удел моих сестер. А мой — притворяться, что я обожаю чужих детей. И вообще, не наглей, только с презервативом. А после раскрытия моих сексуальных чакр, можно снова найти компромисс с предохранением, который понравится и тебе, — кладу ладони на его грудь и медленно провожу по твердому, как скала, телу. Ну да, ну да, мистер торс. И все-таки чертовски приятно ощущать его мышцы.
— Хорошо, — неожиданно произносит Сережа, от чего у меня учащенно начинает биться сердце. — Возможно, так и вправду лучше, — задумчиво произносит он и тут же откидывает голову на сиденье, при этом улыбаясь. Это что сейчас было? Что я упустила?
— Ммм… лучше?
— Да, лучше. Только справка как компромисс не засчитывается.
— С чего это она не засчитывается?
— Я анализы сдал? Сдал. Я чистенький, бабки из-за тебя потратил впустую, так еще и у уролога побывал. Малоприятная процедура. То, что ты не хочешь получить справку прямо сейчас — это фигня, ты просто знаешь, что я здоров. Итого, возвращаемся к компромиссам. Мы встречаемся как все нормальные люди, — наклоняет голову к моему лицу. — Нормальные, Полина, — подчеркивает он. — В любой будний и праздничный день. Никакого графика и расписанных минут. Захотели поваляться на диване — валяемся. Захотели в кино — дуем в кинотеатр. И так далее. В больнице на оставшееся время твоей практики для всех между нами рабочие отношения. Вне больницы — нет. И да, в ближайшее время, мы едем кататься на воздушном шаре. Возражения не принимаются. Если нет — слезай с меня и иди домой спать.
— Нечестный какой-то компромисс, ощущение, что меня, прости Господи… надувают, — тихо произношу я, после секундной заминки.
— Слезай давай.
— Ладно, ладно, — быстро соглашаюсь я, в конце концов, я не на крови расписываюсь. Сказать — не равно сделать. — Но ты помнишь, что я долго терпеть не буду, если мне не понравится после определенного количества времени?
— Еще б я об этом не помнил. Значит согласна?
— Согласна, — с легкостью произношу я и начинаю откровенно ерзать на его бедрах.
— Замечательно, — улыбаясь, произносит Алмазов, удерживая меня крепче за талию, вероятнее всего, чтобы я прекратила на нем елозить. — А теперь поклянись, девочка моя, здоровьем своего кота и будущей карьерой врача.
— Чего?
— Ты уши застудила и стала плохо слышать? Даю тебе десять секунд.
Да, сейчас меня определенно обыграли. И самое противное то, что Алмазов знает на что давить. Слишком хорошо он меня считывает за столь короткий промежуток времени. И это напрягает. Сделав глубокий вдох, все же решаю согласиться. В конце концов, все это можно оборвать хоть через неделю.
— Клянусь здоровьем Симбы и будущей карьерой врача, что согласна на твои условия.
