— Рискни.
— Мне уже жаль бедного мужика, который тебе достанется. Хотя… может ему повезет, и он пройдет мимо. Или вовремя одумается.
— Не пройдет. Повезет. И не одумается, — перевожу взгляд на вибрирующий телефон, и, сама того не осознавая, улыбаюсь. — Крепко засел.
— Что?
— Ничего. Слезь с этого липкого дивана, пожалуйста, и так кислорода нет, еще и ты тут дышишь. И иди посмотри, как там Алиса. Но мешать ей не надо, пусть будет просто в поле твоего зрения. Пожалуйста, — уже мягче добавляю я, наблюдая за тем, как Дима встает с сиденья.
— Да, Сергей Александрович, — быстро поднимаю трубку. — Вы по мне соскучились?
— Пока не решил. Что у тебя за шум?
— Я в клубе.
— А что ты там забыла?
— Ну судя по стоимости коктейлей, я забыла тут деньги. Кстати, виски на полшишечки стоил значительно дешевле, — отпиваю глоток коктейля. — И вкуснее.
— Шутишь?
— Нет. Я, правда, в клубе. Неон зовется. Хотя никаких неонов я тут не наблюдаю.
— Ты одна?
— Почти. Если быть точнее, с подружкой. А ты хочешь ко мне присоединиться?
— Нет. Клубам я предпочитаю бар. До понедельника, Полина Сергеевна.
Может быть это отголоски мартини, но я спокойна как удав. Сейчас мой мозг отлично работает и по моим подсчетам, учитывая место его жительства, Сережа будет здесь через двадцать, максимум двадцать пять минут, на случай, если сейчас он без одежды. Засекаем.
На самом деле, после его звонка, я мало, что замечала. Ни запыхавшуюся от танцев Алису, ни Диму, даже сигаретный дым уже не так выводил из себя. В голове было только одно — время.
— Можно? — поднимаю голову на рядом стоящего парня. Димы рядом нет и хамить вроде как не стоит, но прикусить свой язык очень сложно.
— Скорее не нужно, — спокойно отвечаю я. — Тут и так тесновато.
— И все же. В тесноте, да не в обиде, — плюхаясь ко мне на диван, улыбаясь произносит парень. Однозначно не урод, но что-то не то.
— Лоб широкий. Не люблю такие.
— Что? — я сказала это вслух?
— Ничего.
— Саша, — протягивает мне ладонь, а я прям так и вижу, что он ею делал. Фу. Какая гадость.
— Полиночка, я смотрю ты последовала моему совету и определилась? — слышу хорошо знакомый голос справа от себя и машинально поднимаю голову.
— Определилась, Сергей Александрович. В сторону Брулльянтового.
Перевожу взгляд на часы: двадцать семь минут. Значит после душа. Так даже лучше.
— Правда, я вас раньше ждала, вы на две минуты выбились из моего графика. Леопольд может не получить всю сметану.
— Вставай давай, сметана.
Глава 31
— А ты знал, что у тебя нос с горбинкой? — первой нарушаю затянувшееся молчание, как только Алмазов выезжает со стоянки.
— А у тебя язык с язвинкой. И что?
— Значит знал. Вообще это все несправедливо.
— Ты сейчас о чем? — спокойно спрашивает Сережа, набирая скорость.
— Ну вот мужчины могут иметь нос с горбинкой, лоб широкий, челюсть квадратную, пузо пузатое и тому подобное. Но у вас все равно на девяносто девять процентов больше шансов встретить достойную девушку, чем у женщины мужчину, имей она такие же изъяны во внешности. Терпеть не могу несправедливость. Почему так?
— Ты сколько выпила?
— Совсем чуточку. В клубе я вообще не пила, только глоток коктейля из любопытства, чтобы оценить его качество.
— А где пила?
— У Алисы. Точнее, у Алисы дома, вместе с ней. Ну это та моя подруга с пляжа.
— Которая сискастая. Я помню.
— Но я у нее немного пригубила, — пропускаю мимо ушей его фразу. — Пару бокалов с мартини. Черт, Алиса! Она же там осталась. И Дима.
— Так ты была с братом?
— Конечно. Еще бы я пошла в эту клоаку без него. Я, между прочим, первый раз в клубе была.
— И я так понимаю последний. Ты меня удивляешь, Полина.
— Конкретизируйте, Сергей Александрович.
— Пошла в разнос? Папа не будет против?
— Не надо опять вмешивать моего папу. И ни в какой разнос я не пошла. Может быть еще алкоголичку из меня сделаешь? — обиженно произношу я, отворачиваясь к окну. Тоже мне, пример идеального поведения. — Блин, Дима звонит, — перевожу взгляд на телефон. — Сто лет будет жить. А что мне делать?
— Ответить.
— А что я ему скажу?
— Правду, — легко выдает Алмазов, не отрывая взгляда от дороги.
— Я не могу сказать такую правду. Черт. И не ответить не могу. Да, — нехотя поднимаю трубку, после продолжительной вибрации. — Дим, я еду домой, только что села в такси. Меня вдруг резко затошнило. Пожалуйста, присмотри за Алисой. А лучше отвези ее домой.
— Что значит села в такси?!
— То и значит. Если хочешь, когда приеду домой, пришлю тебе селфи из кровати с Симбой. Меня никто ни к чему не принуждал и в плен не брал. И таксист у меня молодой мужчина славянской внешности. С виду очень даже положительный. Ты только не бросай Алису. Пообещай.
— Допустим, обещаю.
— Без допустим.
— Хорошо. Скажи кс.
— Ебонита неспосита, — после продолжительной паузы, как можно тише произношу в трубку, чуть прикрываясь рукой, но этого хватило, чтобы Алмазов повернул голову в мою сторону.
— Ладно. Жду фото. Не забудь.
Быстро кладу трубку и поворачиваюсь к Сереже.
— Что еще за ебонита?
— Которая неспосита. Это кодовое слово, что со мной все хорошо. Я в детстве услышала песню, испанскую, вроде. Ну и постоянно повторяла как попугай то, что услышала. Хотя там, конечно, пелось не так. Дима ухохатывался, когда я произносила это вслух. И только когда я немного подросла, поняла, почему он ржал. Ну а потом эта фраза уже закрепилась между нами, как кс — кодовое слово, что все хорошо. Ну чтобы никто не понял, что она значит, — на одном дыхании произнесла я, сама толком не осознавая, почему выдала ему настолько личную информацию. — А зачем я тебе это сейчас рассказала?
— Понятия не имею, — ухмыляется Алмазов, останавливаясь на светофоре. — Может, потому что я вошел в круг твоего доверия?
— Вероятнее всего, — а через минут сорок реально войдешь. Какая я, однако, пошлячка. Но если Полина решила, значит так и будет. — А знаешь, я вообще никогда, ни с кем и ничем не делюсь. Я про разговоры, а не про еду или вещи. Хотя, если быть честной, и едой я делиться не люблю, в особенности жвачкой. Наверное, многие в группе думают, что я жадина, потому что бросаю ее в рот исключительно, когда никто не видит. А все, потому что пару раз я брала ее при ком-то и после этого половина группы: «А можно мне, я тебе потом верну». И дело не в том, что я жмотка, а в том, что, когда она, в смысле жвачка, мне понадобится, у меня ее не будет и никто со мной не поделится. Обидно. Еду тоже беру такую, чтобы никто не попросил. Если мясо, то сверху брокколи или цветная капуста, чтобы все подумали, что там гадость какая-то. Просто если брать какой-нибудь пирог, кто-то обязательно подойдет и отломит. А мне потом переживай, что все испортили своим «я только чуть-чуть». Ладно бы правда чуть-чуть, так ведь…
— Много отламывают? — вполне серьезно интересуется Алмазов, смотря на дорогу.
— Немного. Но пальцы свои по всему куску оставляют. Ну как так можно? Никакой культуры. Дело даже не в моей брезгливости.
— Согласен. Безобразие.
— Издеваешься?
— Про еду — есть немного. Про жвачку — нет. Бесит бесцеремонность людей. Я тоже после третьего курса ее с собой не брал. Закидывал в рот исключительно перед выходом из дома. А про еду и говорить нечего.
— Ммм… у нас оказывается много общего.
— Ну все, можно в ЗАГС. Через месяц идем расписываться.
— Почему через месяц?
— Потому что у меня отпуск в конце августа.
— Понятно. Только я уже минуты три не совсем понимаю по твоей интонации ни твоего настроения, ни серьезность высказываний. Вот сейчас то, что ты говорил… ну это похоже на правду.
— Наверное, потому что это и есть правда. У меня отпуск в конце августа.
