— Кстати, вы одногодки, можете с легкостью найти общий язык, — перевожу взгляд на Алмазова. — Хотя… Полина у нас девушка с очень черствой изюминкой, не факт, что найдете этот самый общий язык.
— У кого нормальные зубы, тому изюминка не кажется черствой, Сергей Александрович. Хороший стоматолог вам в помощь.
— Был недавно, Полина Сергеевна. И с зубами, и с деснами у меня оказалось все в полном порядке. Дело в самой еде. Стоматолог дал лишь единственный совет про любимый мною сухарь.
— Не есть, а питаться жидкой и на все готовой пищей?
— Никак нет. Он мне сказал то, о чем я и так думал: если сильно хочется сухарь, то надо его перед употреблением размягчить. В чай, например, мокнуть, или в кофе.
— Ну да, ну да, сделать его булочкой, окунув в жижу.
— Нет, все же это не булочка. Я умею признавать свои ошибки — мною выбранный сухарь в булочку, вероятнее всего, не превратится.
— Вот только не пойму, зачем выбирать сухарь, если можно сразу съесть булочку, которая лежит себе прекрасно на ш… столе, демонстрируя свои аппетитные… края?
— Так хочется же сухарик. Когда его быстро окунаешь в какую-то жижу, как вы выразились, Полина Сергеевна, он все равно остается сухарем, просто чуть мягче, но с желанными похрустыванием.
— Вас очень интересно слушать, занимательная беседа, ничего не скажешь. Однако вынуждена вас прервать. Сережа, я хочу в воду, — оба синхронно переводим взгляд на шезлонг. — Вот прям очень хочу.
А дальше произошло то, чего я совершенно не ожидала — Алмазов подхватил ее на руки и, подмигнув мне, пошел к воде.
* * *
Наверное, мне должно быть стыдно за то, что, рассматривая длинные ноги этой самой Сони, я так и не поняла, что она просто… не ходит. И лишь спустя несколько минут, когда Сергей в очередной раз принес и положил свою так называю сестру обратно на шезлонг, эта мысль только укрепилась. И да, с точки зрения будущего врача, мне все же стыдно. Но есть еще человеческий фактор, и, пожалуй, сейчас он сыграл со мной злую шутку. А еще я судорожно вспоминала все, что мне говорил Алмазов про семью. Сестре, кажется, тринадцать, и мать у них точно общая. И раз Алмазов сказал, что она моя ровесница, значит это совершенно точно не та сестра, что только подтверждает мои первые умозаключения. Дочь отчима? Могу поклясться, что про нее он мне ничего не говорил.
На душе полнейший раздрай, и я совершенно не понимаю, как ко всему относиться. По сути, мне даже обвинить его не в чем. По факту он проводит время с сестрой, которая реально нуждается в чьей-то помощи. И совершенно не важно, что с этой самой сестрой у него могли быть совсем не родственные отношения. Или до сих пор могут быть. Я ничего не докажу. Бред какой-то. Как я могла докатиться до такой жизни? Вместо того, чтобы забрать свои вещи и проводить время с пользой, я продолжаю сидеть на пляже и смотреть на Алмазова и его сестру, не замечая криков детей и постороннего шума. Нет, к гадалке не ходи — что-то у них есть. Зачем ему вообще мазать ее плечи? Сама может дотянуться. Ну только подойти ко мне, Алмазов, с грязными от частичек чужой кожи руками, только подойди.
Закрываю глаза, пытаясь собраться с мыслями и считаю до ста. Надо успокоиться. Все поправимо. Только как вернуть свою жизнь на две недели назад? Глубокий вдох, выдох. Открываю глаза и беру в очередной раз книгу. Вчитываюсь в строчки и снова ноль. Полный ноль! В тексте одно, а я думаю совершенно о другом.
— Все косточки мне перемыла? — бесцеремонно садясь рядом со мной на плед, интересуется Алмазов.
— Варить я вас, Сергей Александрович, не буду. Стало быть, кости ваши мне мыть не надо, я не любительница холодца. И не надо мочить мой плед своими влажными плавками.
— Я тебе сейчас этот плед обхаркаю, если будешь и дальше нести херню. Кажется, у тебя были определенные планы на сегодняшний день, позволь поинтересоваться, что ты тут делаешь? — быстро переводит тему, не дав мне толком возмутиться.
— Совмещаю два в одном. Обучаюсь и отдыхаю. И отчитываться я ни перед кем не обязана. Я, на минуточку, на пляже не ваша студентка, так что шли бы вы к своей сестре, Сергей Александрович, она явно нуждается в вашем обществе. Уж очень она косится в нашу сторону. Не хватает ей еще и шею свернуть.
— Ааа… так тебя задело то, что я представил тебя перед Соней своей студенткой? А ты как хотела, чтобы я сказал? Девушка? Так ты против отношений. Партнерша по сексу? Так и секса еще не было. Ты чего вообще хочешь, Полина? — совершенно серьезно интересуется Сережа, буравя меня взглядом. Хороший вопрос, на который у меня абсолютно нет ответа.
— Я не знаю, — вполне серьезно тихо произношу я.
— А я знаю. Ты просто думала, что все и всегда будет крутиться вокруг тебя, а это не так. Я вообще крайне терпелив с тобой, но так будет не всегда, у меня тоже есть границы терпения. Видишь, что получается, вместо того, чтобы согласиться с моим вчерашним предложением, ты встала в позу, выдумав себе какое-то занятие. Кому ты сделала этим хорошо? Себе? Ну судя по твоему лицу, не уверен. Мне? Тоже вряд ли, я вообще не люблю нарушать свои планы. А они у меня, в отличие от тебя, действительно были для нас обоих, причем приятные. Ты сама же и нагадила в наше общее блюдо. Стоило оно того, Полина? — молчу как рыба. Не знаю, что отвечать на его вопросы.
— А ты спал со своей сестрой? Или продолжаешь спать время от времени? — я не знаю, как из меня вырвались эти слова. И ладно бы заткнулась, сказав после этого что-нибудь типа «я пошутила»… так нет же, продолжила дальше. — Она ведь тебе никакая не сестра, я, конечно, была пьяной тогда, но не настолько, чтобы не запомнить возраст твоей сводной сестры. Это не она. Вот об этой ты точно не говорил. У вас же нет кровных родственников, какая она тебе сестра?
— Эту, как ты выразилась, зовут Соня. И да, я спал со своей сводной, совершенно не кровной сестрой. Но за давностью событий сей факт можно не принимать всерьез, — не знаю почему, но от этих слов стало неприятно. Ведь Алмазов мог соврать и сказать простое «нет». Зачем говорить «да»?! Ну зачем? — Ты ревнуешь, Полин? Тебе неприятно это слышать?
— Мне монопенисуально на это все, ясно?
— Опять ты со своими членами, неугомонная, — впервые за весь разговор Алмазов усмехнулся, положив мне ладонь на мое колено.
— Угомонная. Вон какая спокойная.
— Оно и видно. Расслабься, Полина. Спать — не значит трахаться. Я вот с тобой уже два раза спал, а ты все в девочках ходишь.
— Убери свою грязную руку с моей ноги.
— Грязную?
— Вряд ли твоя сестра обладает стерильной кожей. А учитывая, что ты мазал своими руками ее плечи — да, она грязная. Убери, — повторяю я, на что Алмазов никак не реагирует, ну разве что улыбается, чем выводит меня из себя. Накрываю его руку своей и с силой отцепляю его ладонь.
— Соне было лет шесть, ну максимум семь, когда она проводила со мной бессонные ночи в одной кровати. А я вроде как не педофил, детьми не интересуюсь. Мне было ее жаль. Тогда, потому что только-только мой отчим забрал ее после смерти бабки в нашу едва сформировавшуюся семью, и она была просто одиноким недолюбленным ребенком. Сейчас… ну ты же не слепая, наверняка, поняла, что она не ходит.
— Поняла. То есть между вами ничего нет? Исключительно родственные отношения? Я правильно понимаю?
— Правильно, — не задумываясь отвечает Алмазов и тут же отводит взгляд в сторону. Врет. К гадалке не ходи — врет. Но в одном он прав, надо бы определиться чего я хочу, чтобы хоть что-то ему предъявить.
— Поцелуй меня.
— Что?
— Недавно от тебя был вопрос чего я хочу. Так вот, я хочу, чтобы ты меня поцеловал. Можно даже повалить на плед и потрогать грязными от солнцезащитного крема и сестринской кожи руками. Целуй. Я разрешаю.
Алмазов вместо того, чтобы что-то сказать или сделать то, о чем я попросила — долго смотрит на меня в упор, еще больше демонстрируя мне улыбку.
— Что и требовалось доказать. Тебе слабо. Слезь с моего пледа, мне пора домой.
