— Блядь, — кричу я. — Да что за бардак. Зачем ты заставила меня зарегистрироваться во всех этих приложениях?
— Мм-м, — она смотрит на Меган, но та качает головой.
— Я никогда этого не одобряла. Кажется, в тот момент я вообще спала.
— Прости, Кара, — говорит Хэтти, опускаясь передо мной на колени. — Я подумала, что если ты выйдешь в интернет, то увидишь, какая там толпа тупиц, и сразу же поймешь все о Люке. Я подумала, что он тот, кого ты действительно хочешь.
— Я правда хочу его. Я так сильно его хочу, — вою я.
— Мы знаем, ангелочек, — говорит Меган, и они обе обнимают меня и крепко прижимают к себе. — Так скажи ему, что ты чувствуешь.
— Не могу.
— Можешь! — восклицают они вместе.
— Когда ты ему об этом скажешь? — спрашивает Меган. — Для такого плана, как этот, нужен крайний срок исполнения.
— Скоро.
— Сделай это сегодня.
— Он сегодня работает, — фыркаю я, протягивая руку за другой салфеткой.
— Тогда завтра?
— Его может не быть дома.
— Перестань искать себе оправдания. — Хэтти нежно трясет меня за плечи, и я вытираю слезы. — Хватит уже так себя мучить.
— Скажу, обещаю. Мне просто нужно придумать, что именно я собираюсь ему сказать.
Глава 35
Люк
Две ночи. Этого оказалось достаточно, чтобы почувствовать, что Кара здесь на своем месте. Хотя не совсем так. С того самого первого ужина я уже почувствовал, что ее присутствие в моем доме было правильным, а теперь, когда ее здесь нет, в доме стало слишком тихо без нее.
Мой первый день в «Солнечном сиянии» стал обычной напряженной субботой, ничего такого, с чем я не смог бы справиться, но после такой недели, которая была у меня, оказалось утомительно весь день быть на ногах. Вернувшись домой, я немного вздремнул на диване, а потом провел остаток вечера в постели, читая последнюю подборку книг Кары из книжного клуба и пытаясь не написать ей, что не могу перестать о ней думать.
Знаю, что скоро мне придется ей все рассказать, но что-то меня сдерживает. Чувство вины, тревога, страх. Какое-то ужасное сочетание всего этого.
Не чувствую себя отдохнувшим, хотя мое настроение улучшается. Я умудряюсь съесть банан на завтрак, больше ничего не перевариваю, потом беру ключи и отправляюсь навестить бабулю Энни. До Эшдена всего тридцать минут езды, через маленький городок, в котором я вырос, и на подъездную дорожку к одному из последних домов, прежде чем снова выехать на проселочную дорогу.
Родители Хизер владели домом через три дома отсюда, но после ее смерти они продали его и переехали в Уэльс, чтобы быть поближе к ее сестре и своим внукам. Мы все еще поддерживаем связь, и я давно собирался их навестить, но из-за карантина, переезда и появления «Солнечного сияния» этого пока не произошло.
Моя милая маленькая бабушка стоит в дверях в фартуке и ждет меня. Я приветствую ее объятием, а она хлопает меня по руке, выпроваживая через заднюю дверь. Таков наш обычный ритуал. Мы быстро здороваемся, прощаемся, а потом, когда я возвращаюсь с луга, мы как следует общаемся.
Я иду по садовой дорожке, с грустью осознавая, что моей бабушке, возможно, теперь требуется немного больше помощи, чем она хочет показывать. Многие ее растения завяли, нуждаются в обрезке. Постараюсь кое-что сделать сегодня перед тем, как ехать домой.
В глубине сада я открываю маленькую калитку и выхожу на луг. В детстве он был моей игровой площадкой. Я часами здесь бегал, придумывал игры, строил логово, справлял нужду в кустах и возвращался домой только тогда, когда мне нужно было захватить бутерброд и пачку чипсов на обед. Когда у мамы были выходные, мы часами лежали здесь на одеяле, читали книги и играли. Она часто говорила мне, что чувствует себя виноватой из-за того, что ее нет рядом, чтобы отвозить меня в школу или укладывать спать каждый вечер, но воспоминания о наших солнечных днях с лихвой это компенсируют.
Высокий дуб стоит в круге посреди луга. Когда-то дорогу к нему указывала расчищенная подстриженная тропинка, но это была моя обязанность, а я давненько здесь не был. Сейчас она заросла, но я все еще могу пробираться сквозь нее.
Я сажусь на свое обычное место у подножия ствола. На наше место. Идеальный маленький уголок для двоих, где древние корни пробились сквозь почву.
— Привет, Солнечное сияние, — говорю я вслух.
Мы с Хизер впервые поцеловались на этом месте. Мы ждали этого все лето. Мы всегда проводили школьные каникулы вместе, гуляя по лесу, перетаскивая картонные коробки и доски старого дерева на луг и создавая здесь свой собственный мир.
В то лето, когда нам исполнилось по четырнадцать, все стало по-другому. Мы стали почти взрослыми, слишком взрослыми для того, что можно было бы счесть ребячеством. Мы чувствовали себя неловко в собственной шкуре, нас легко было смутить. В школьные годы мы изо всех сил старались не привлекать к себе внимания, чувствуя, что мы что-то значим. Когда мы оставались вдвоем, нам всегда было легко. Не было необходимости быть кем-то еще, но мы провели то лето под деревом, постоянно обдумывая каждое мгновение, не в силах найти слова, чтобы выразить свои чувства.
Хизер начала больше заботиться о своей одежде и внешнем виде. Теперь она носила платья и обтягивающие шорты, а не наши обычные спортивные штаны и футболки, чтобы лазить по дереву. Каждый день она приносила с собой плед для пикника, и мы часами слушали музыку через наушники. По ночам я загружал музыку и записывал компакт-диски с миксами, чтобы мы могли их послушать, тщательно подбирая тексты, чтобы убедиться, что в них достаточно скрытого смысла, чтобы признаться ей в своих чувствах. Мы лежали на спине совершенно неподвижно в тени дерева, стараясь не двигаться, чтобы диск не «выскочил». Я всегда чувствовал, когда мы лежали очень близко друг к другу. Если бы я пошевелился, то мог бы дотронуться до нее, но мне не хватало смелости выяснить, будет ли это нормально или нет.
Иногда мы приносили книги и тихо читали рядом друг с другом, а иногда зачитывали отрывки вслух. Ей нравилась сила слов, и ее страсть к книгам была заразительной. Иногда она доставала старые любовные романы из маминого книжного шкафа, и мы покатывались со смеху при упоминаниях о стержнях, жезлах и сияющих шарах. Она бы посмеялась, узнав, что я вновь читаю романы.
Мы много фантазировали. Но приключения, которые мы планировали, уже были не столько о наших детских полетах на Марс, сколько о жизни, которую мы надеялись прожить. Мы часами говорили о том, куда бы нам отправиться. О том, что мы могли бы увидеть и сделать. Кого мы могли бы встретить в наших путешествиях. Мы говорили о людях, которыми, как мы надеялись, станем. Мы все это планировали прямо здесь, под деревом, давая бесконечные обещания, ни разу не сказав того, чего не имели в виду.
Это всегда были «мы». Никогда не было сомнений, что мы испытаем все это не вместе.
Она научила меня плести браслеты дружбы, зажимая один конец между коленями, а пальцами завязывая узел за узлом, пока не получались замысловатые узоры. Мои были чертовски убогими, а ее — настоящим произведением искусства.
Мы провели то лето, постепенно сближаясь, и к последней неделе она уже читала мне, а я лежал, положив голову ей на колени. Она гладила меня по волосам и иногда пела мне. Иногда мы держались за руки, слушая музыку, а в какой-то момент даже обнялись на прощание, перед тем, как пошли ужинать каждый своей дорогой.
Однажды утром она пришла в плохом настроении. Я помог ей расстелить одеяло, но когда сел, она прислонилась к дереву и надулась, скрестив руки на груди.
— Что не так? — поинтересовался я.
— Ты когда-нибудь меня поцелуешь? — раздраженно спросила она.
Я встал к ней лицом. Положил руки ей на бедра. Она сделала то же самое, и мы прогнулись в талии. Это изменило нашу жизнь. Я сразу пожалел, что не поцеловал ее в первый же день летних каникул. Сколько времени мы потратили впустую, стесняясь друг друга, когда могли бы целоваться все дни напролет. Оказалось, что поцелуи — это все.
