французском я сидел сзади всех и рисовал разные виды кузовов. Когда поймали, был жуткий скандал, но матери было лень идти в школу и разбираться, она просто сказала директору по телефону, что этот язык мы в семье не учим принципиально.
– Хитро.
Они прогуливаются по району, разглядывая здания, которые отличаются от того же Бронкса только вывесками на хангыле. Наверное, только достопримечательности в крупных городах разные, а вот такие жилые районы для обычных людей везде идентичны.
– В итоге преподаватель мистер Баркер задал мне выучить части машины на французском и оставил в покое.
– И на многих уроках ты так?
– Да почти на всех, ты же видела, как я пишу СМС.
– Это ты про «врятли»?
– Да, зануда, – слегка щипает ее за бок Том. – Зато я молодой британский гений.
– Который путает «не» и «ни».
– И зарабатывает триста косарей в год. А знаешь, сколько зарабатывает наш преподаватель английского? В разы меньше, Кейт. В разы.
– Мне казалось, грамотная речь – это обязательный атрибут образованного человека.
– Вот видишь. А я необразованный, мне можно и «врятли» писать. А если будешь продолжать, – наклоняется он к ее уху, – мы сейчас вернемся в тот тату-салон, и я попрошу мастера набить тебе это слово. Именно так, как его пишу я.
– Ты кое-что забыл, мистер Гибсон, – Кэтрин поднимает голову и улыбается. – По-корейски тут говорю только я. И если на моем теле появится слово «врятли», то на твоем хангылем будет красоваться «жопа».
– Ты тоже кое-что забыла, доктор Гибсон, – плотоядно обнажает зубы Том. – Я же не буду против.
До океанариума они так и не добираются. Через несколько часов, нагулявшись до гудящих ног и разглядев каждое здание, забор и кошку, они выходят к другой станции метро и решают вернуться к отелю. По крайней мере, там точно есть приличная еда.
Как бы Том ни тянулся к лапшичным в трущобах, Кэтрин все еще приводит в панику мысль о том, как там соблюдаются санитарные стандарты. В большую часть ресторанов Нью-Йорка она не ходит именно потому, что видела, как там готовят.
В Сеуле слишком много красивых мест, чтобы успеть обойти за десять дней отпуска. И все равно они периодически оказываются черт пойми где, потому что храмы и исторические здания Тома не цепляют – он идет туда со скрипом и ради Кэтрин, – музеи и искусство он совсем не понимает, а обзорные площадки хороши только первые пять минут. Зато блошиные и уличные рынки, гетто и парки развлечений – его стихия.
Кажется, дай ему волю, и он сначала будет болтать с бабушкой-торговкой о ее выставленных брошах, используя Кэтрин в качестве переводчика, торговаться за драгонфрут, разглядывать неприличные надписи на заборе, а потом с тем же энтузиазмом прыгать на батуте с местными детьми.
Поднявшись в номер, Том падает на кровать и закрывает глаза. Черт, с такими впечатлениями слишком легко забыть, как тяжело ему даются долгие прогулки и вообще все, что он делает. Кэтрин садится рядом и кладет руку ему на грудь, будто прикосновение может хоть как-то облегчить его состояние. Рак никуда не делся – они привезли его с собой в Сеул. Жаль, не получается оставлять болезни там же в чемодане, где лежат их телефоны и мысли о работе и отмене реформы здравоохранения.
– Отдохнешь? – предлагает Кэтрин. – Тебе хорошо бы поспать.
– Я на пять минут, – обещает Том.
– Не торопись, мне все равно нужно проверить почту.
– Зачем это? – распахивает глаза он. – Мы так не договаривались.
– Всего пять минут. Хочу убедиться, что не произошло ничего страшного. Давай, укладывайся нормально, и я принесу сюда планшет. Сможешь сам контролировать, чтобы я не погружалась надолго, хорошо?
– Ты невыносима, – ворчит Том, перекатываясь на другой бок. – Тебе нужно закончить, пока я не уснул. А то накажу.
– Договорились.
Кэтрин достает планшет и под грозным взглядом Тома открывает приложение почты. Пара некритичных счетов и письма от родственников с просьбой приехать сразу пролистываются. Тему письма от Жасмин она даже не смотрит.
Ничего срочного, кроме… на глаза попадается странный заголовок сообщения из банка. Кэтрин судорожно вспоминает, не забыла ли внести платеж, и нажимает на слова, которые не несут в себе здравого смысла.
«Досрочное погашение кредита по счету».
В этом банке у нее только один кредит – студенческий. Черт, у нее даже никакого другого счета там нет.
– Кейт, пять минут уже прошли.
– Подожди, – просит она и пробегается глазами по строчкам. – Что-то странное.
– Мы договаривались.
– Тут какая-то ошибка. – Нет, этого не может быть, они просто перепутали счета. – Банк прислал письмо, говорит, что мой студенческий кредит погашен. Это невозможно.
– Кейт…
– Нужно им позвонить, да? Они ошиблись. Я ничего не закрывала – откуда у меня такие деньги?
– Кейт, это не ошибка.
Планшет едва не падает из рук: Кэтрин отрывает глаза от экрана и натыкается на довольный взгляд Тыковки.
– Давай будем считать, что это на Рождество? – подмигивает он. – На это и на следующее.
– Ты закрыл мой кредит?
– Дай сюда, – просит Том и отнимает у нее планшет. – Ты беспокоилась о двух вещах: полмиллиона баксов кредита и тринадцать лет жизни. Годы я тебе не верну. А деньги, как я и сказал, это лишь ресурс.
– Подожди, пожалуйста, – еле выдавливает из себя Кэтрин.
Она сползает на пол и пытается переварить совершенно нереалистичную информацию. Том закрыл ее студенческий кредит, который все это время был похож на камень, привязанный к ее шее и крепко держащий на земле. Теперь опора уходит из-под ног, и чем дольше Кэтрин думает о том, что кредита больше нет, тем сильнее ощущение, что она вот-вот взлетит.
– Что-то не так? – взволнованно спрашивает Том.
– Я не верю, – выдыхает она.
Паника отступает, давая место новым эмоциям: радости, благодарности и даже… эйфории. Кэтрин, наплевав на то, как это будет выглядеть, оббегает кровать и падает рядом с Томом, выпуская рвущийся наружу радостный смех.
– Я свободна?
– Как птица, – поворачивается он и нависает сверху, – если это больше не аргумент за медицину в твоей голове.
– Там есть и другие.
– С ними тоже разберемся, – обещает Том.
– Спасибо тебе.
Кэтрин тянет Тома на себя, покрывает поцелуями его краснеющее от смущения лицо, укладывает на спину и садится сверху.
– Спасибо, спасибо, спасибо, – повторяет она. – Ты лучший муж в мире. Правда, я не знаю никого, кто мог бы тебя переплюнуть.
– Прямо-таки никого?
– Ни одного человека. Кстати, а откуда у тебя такие деньги? – вспоминает Кэтрин. – Мы же копим.
– Продал кое-что из гаража, – улыбается Том. – Ладно, я продал все из гаража. Сама
