Теперь считаю, что это чертовски мало.
– Геночка, детка, ты в порядке? – участливый голов Алевтины Петровны заставляет меня снова начать дышать. Только сейчас замечаю, что забывала это делать голова кружится нещадно. Запах пыли дразнит рецепторы и кажется мне даже приятным. Странно, раньше у меня была на него аллергия. – Да. Вроде, да, – отвечаю рассеяно, силясь вспомнить, какую книгу я держала в руках последней. Устала. Я страшно, смертельно устала. Чувствую себя выжатой как лимон. – А что?
– Ты сегодня невероятно бледненькая. Я принесу чаю, хочешь? – милая моя старушка. Суетится вокруг, расставляет чашки, вазочки с засахаренным уже вареньем и медом. А меня терзает ужасная тошнота. Не дай бог вирус. Мне нельзя сейчас. Я должна получить то, что заслужила.
– Нервничаю просто. Все хорошо. – улыбаюсь через силу. Я не уверена, что все хорошо. С тех пор как позвонила Зоя и сообщила время проведения процедуры, я постоянно в сомнениях. Нельзя рожать ребенка вот так. Нельзя делать его разменной монетой. Но у меня нет выхода. Куда ни кинь, везде клин. А человек, который мог бы мне помочь, сам от меня отказался. И от себя…
– Все наладится, девочка. Зато ты станешь мамочкой. Никто этого так не заслуживает, как ты, – гладит меня по плечу Алевтина. – А я помогать буду. Ох, давно не нянчилась с малышней. Все будет хорошо, Гешечка. И Диночка уже почти поправилась. И она будет помогать. Вместе уж как-нибудь сдюжим…
– Я не боюсь не справиться.
– А чего? Все получится. Вот увидишь. С первого разочка и получится. Ты ведь завтра уже в клинику? На долго?
– Сегодня вечером ложусь. На неделю пока взяла больничный. Вы правы, Алевтина Петровна. Абсолютно правы. Надо думать и верить. И надо жить настоящим. Прошлое отпустить и плыть по течению, – хлопаю рукой по столешнице, поднимаюсь, наверное слишком резко. Едва успеваю удержаться за краешек письменного стола. Комната плывет перед глазами. Чертова пыль, мне надо на воздух.
Воздух не освежает. Он холодный и жгучий. И я иду по улице, глотая его, как куски льда, аж горло схватывает. Или это действительно нервы. Горит горло, как после быстрого бега, хотя я ноги переставляю с трудом по тротуару. Подернувшемуся тонкой ледяной коркой. Дома собираю сумку. Вещи первой необходимости, посуду, полотенце, пижаму. Хотя клиника в которой меня сегодня ждут, шикарная, и там наверняка есть все. Но мне от чего-то не хочется ничего чужого. Странно. Я чужую жизнь на себя примеряю, а вот одежду не хочу.
В дверь звонят. Я готова.
– О, ты выглядишь ужасно, – радостно приветствует меня Мишка. Резо его приставил ко мне цербером, и это страшно меня раздражает.
– Спасибо, ты так-то тоже не ап гемахт, – вымученно хмыкнув, передаю ему сумку. Так это все привычно и обыденно уже, что аж страшно. Ощущение, что я в прошлое провалилась и чувствую себя так же, как… Это невозможно. Это просто фантомные боли. – Будь добр. Не разговаривай со мной.
– Резо велел тебе передать, – тяжелый пакет ложится мне в руку. Ах, какой заботливый дедуля. Страшно. Я ведь знаю, что он меня уберет, когда получит то, чего желает. Или превратит в послушную куклу, ему будет чем меня держать на коротком поводке. Точнее кем. Но мне уже плевать на все, потому что внутри, в душе ужасно пусто. И эта пустота заполнится тем, кого еще нет. Никогда не думала, что так буду говорить лучше бы ничего не получилось. Пятьдесят процентов все таки чертовски много.
– Да пошел он. Так и передай старому псу, – я скалюсь как загнанная в угол собачонка. И я это понимаю, и Мишка. И он, кажется, очень этим фактом доволен.
– Зря ты так, Арго. Он дед нормальный. Справедливый.
– И не жадный, что самое главное. Так ведь? Миша, ты когда продался? Сколько за меня получил?
– Позже чем ты, куколка. Не суди, да не судима будешь. Я по крайней мере не разводил мужиков.
Он прав. Прав. Прав. Я знаю, что сделаю. Ребенка не будет. Сбежать не получается. Мишка меня сдает на руки персоналу, обученному и молчаливо – вежливому. Резо слишком хорошо меня знает.
– Старик передал, не вздумай дергаться. Найдет все равно.
– Да пошли вы, – сиплю я, улыбаясь из последних сил.
Клиника действительно шикарная. Меня определяют в одноместную палату, больше похожую на люкс дорогого отеля, нежели на больничную келью. Берут анализы сразу. Уйти незамеченной отсюда не получится. Придется импровизировать. А сейчас нужно просто отдохнуть. Головокружение невыносимым становится. Я едва успеваю добежать до туалета. Сгибаюсь над белоснежным унитазом. Тело выкручивает спазмами. Это не нервы, скорее отравление или вирус. Что ж, бог видимо, и вправду не Ермошка.
– Аргентина Дмитриевна, вас доктор на беседу приглашает, – молоденькая медсестричка ждет меня в палате. Интересно, она слышала, как меня выворачивало?
– Да. Конечно. Но… Беседа? Я здесь вроде не для того, чтобы по душам балакать.
– Доктор вас пригласил. Анализы готовы. Он все объяснит.
– Что-то не в порядке?
– Я не знаю, – отводит глаза девчонка, а я ликую. Ликую. Мой эшафот, похоже, еще не достроен.
Демьянов
Мне кажется, что земля остановилась. И время тоже зависло в воздухе, прекратив свой нескончаемый бег. Маленькая квартирка, в которой я был счастлив, кажется, вечность назад, стала еще более убогой и пыльной. Я ее купил. Точнее, я выкупил целый подъезд, на радость «крутым бабкам» и поставил им наконец достойную скамейку.
Теперь это мой дом, мое убежище. Телевизор, чертов диван, и пустота. Я хожу на работу, притворяюсь живым. Но на деле…
Звонок в дверь заставляет меня вздрогнуть. Виски выплескивается из бокала прямо на брюки. Интересно, кого принесло в эту обитель тоски? Точно кого-то, кто порадуется моей слабости. Но это кто-то свой. Чужих охрана бы не подпустила на пушечный выстрел.
– Я знала, что ты закончишь именно так. Демьянов. – Зоя переступает через порог моего персонального ада, брезгливо и будто нехотя. Но я то знаю цену ее спектаклю. Она наслаждается. И выглядит сегодня прекрасно и свежо. Трезва как стеклышко, что меня даже удивляет. Я уж и не помню, когда ее видел такой цветущей. – но не думала. Что деградация будет настолько стремительной. Слушай, а этот клоповник тебе идет.
– Я тоже рад тебя видеть, дорогая, – ухмыляюсь, делая глоток огненной воды. Хороший глоток, от которого схватывает дыхание. Надо же порадовать «любящую жену» степенью коего падения в бездну. А я ее ждал даже раньше. С возрастом Зоя все таки научилась быть более выдержанной. – Вискарика дернешь со мной? Отпразднуешь пиррову победу? Столько усилий ты предприняла, чтобы меня на себе женить, так широко шагала. А теперь радуешься тому, что я исчез из твоей жизни?
– Вань, послушай, все еще можно как-то изменить. Слушай, мы ведь снова можем вернуться к началу. Обнулиться. Я получу то, чего ты меня лишил. Ты останешься при своих. Образцовая семья. Ты, я и ребенок. Наш с тобой ребенок, рожденный бабой, которую ты любишь. Один-один.
– Точно, жена наркоша и муж банкрот, – хохочу я, задрав голову к потрескавшемуся потолку. О, да. Выражение лица этой дуры бесценно. Что за пургу она несет про ребенка? Совсем поехала крышей. – Семья, Зоя, это любовь и уважение. И я никого не люблю, уясни. Мне не нужен никто, тем более продажная девка которую ты под меня подстелила.
– Даже сука, так похожая на твою Лейлу? – скалит зубы Зойка. Я все таки ее развел на эмоции. – Ты все врешь. Про банкротство, про эту бабу… Врешь, – срывается на крик ледяная болванка, в которую превратилась женщина, разрушившая все, что я берег. И нет, это не деньги… Я сам отдал Резо то, что имею. Точнее, я позволил ему забрать то, чем не дорожу.
– А ты проверь. Ты не получишь ни шиша, сорян, детка. Сама
