Они не станут пробовать дальше. Что ты за монстр. Играешь жизнью Аргентины, для чего? Что тебе даст гребаная месть? Удовлетворение? Кайф? Ради чего ты все это заварил? Лейлу не вернуть. А Тина жива. Пока жива. И я тебе клянусь, если что-то случится с моей женщиной, ты будешь молить меня тебя убить. Клянусь.
– Ну, считай что ты бывший лучший, но опальный стрелок. – хмыкает Резо, и мне кажется, что огонь уже дошел до моих ног. Горит земля под ними. Это невозможно. Это просто… – У тебя с первого раза получилось оплодотворить пустую бабу. И, кстати, твоя тачка слишком приметная. Да и охраны в ней, как семечек в огурце. Да не переживай, я успел перед смертью сообщить своему помощничку крысе одну интересную новость, которую даже ты еще не знаешь. А теперь, пойдем. Тут гаражи рядом. У меня там коняшка стоит еще с девяностых. Дай бог реанимируем. Хватит воздух сотрясать. Я сам сдохну. Но сначала… Заберу с собой пару тварей, которым тут нечего делать на этой планете. И еще, Ваня, сделай Тину счастливой. Кстати. Она после моей смерти станет очень богатой дамой, так что смотри, не промохай птичку.
Аргентина (Тина)
Темно. Хоть глаз коли. На моих глазах повязка. Глупость несусветная. Эти сумасшедшие заигрались. Я и так не знаю где я. Куда меня привезли?
Слепну, когда Мишка срывает с моих глаз кусок плотной ткани. Слишком яркий свет врывается в мои мироощущения болью.
– Вы долго, – я еще не вижу госпожу Демьянову, но голос, надтреснутый, тягучий, чуть с хрипотцой, узнаю сразу. – Я уже начала нервничать.
Я наконец прозреваю. Она слишком близко ко мне стоит, смотрит жадно на мой живот, и мне от этого противно. Ноздри Зои раздуваются, и подрагивают, кончик носа вымазан легкой белой пылью. Да, она нервничала и успокаивала себя весьма отвратительным способом. Тошнота подскакивает к горлу Машинально прикрываю живот ладонью. Странно, правда? Там еще нет почти ничего, просто пучок слившихся клеток. Но я уже чувствую ответственность и страх за это крошечное чудо, невесть каким образом переборовшее все мои диагнозы и страхи.
Вздрагиваю, когда холеная женская ладонь, чуть подрагивающая, ложится сверху на мое запястье. Чужая ладонь, заявляющая права на то, что мое. То, что я выстрадала. От отвращения меня передергивает. И хочется плакать и биться в истерике. Первая оторопь и ступор от того, что мужчина, который стал для меня целым миром, таким коротким, но всепоглощающим, никогда не узнает, что продолжится в нашем малыше, прошла. И теперь мою душу рвет боль. А тело выкручивает от отвращений к чужим прикосновениям.
– Не трогай меня, – хриплю я, борясь с желанием ударить эту черную ведьму. – убери руки, а то…
– Что? Что «А то» Тина? Ты меня убьешь? Или, может, проклянешь? Напрасно. Я и так проклята.
– Каждый человек заслуживает того, что имеет, – кривлюсь я, понимая, что в любом случае моя партия проигрышная. Я не справлюсь сразу с двумя ненормальными.
– Это правильно ты говоришь, детка. Я заслуживаю того, что получу. Я больше чем кто-либо имею право на то, что по какой-то идиотской случайности досталось тебе. Все тебе. Сначала все чертовой дуре Ляльке. Теперь тебе. Дурь какая. Глупость несусветная.
– Ты все это имела: мужа, который тебя терпел, потому что любил. Богатство и статус. Ты могла бы быть счастливой, – вздыхаю я. Глаза у Зои безумные. Зрачок заполнил чернотой всю радужку. – У тебя всегда было все. Но ты от чего-то решила довольствоваться ничтожеством, – киваю головой в сторону застывшего в дверях Мишки, – и объедками. Ты получила то, что заслужила по праву.
– Что бы ты понимала? Что? Мой муж меня не замечал. И нет, он не любил меня. Он меня жалел и презирал. Богатство? Статус? Знаешь, в какой-то момент начинаешь понимать, что ничего у тебя нет. Вот вообще ничего. Дом, счет в банке, тряпки, прислуга – всем этим от тебя просто откупается мужчина, ради которого ты шла по углям босая. И тебе все это вдруг становится неинтересным. А то, что действительно было важно, у тебя отнял муж. И любовь, которую ты выгрызла, трансформируется сначала в равнодушие, а потом… Слушай, я буду хорошей мамой ребенку моего мужа. Я даже буду рассказывать ему сказки про прекрасного отца, так нелепо погибшего в огне. А ты… Ты лишнее звено. Миша, делай инъекцию. Мне надоела эта беседа. Да и дел у нас с тобой еще море. Надо ехать в морг, на опознание и притворяться убитой горем вдовой.
– Ты больная. Безумная. Что ты задумала. Если ты навредишь моему ребенку, я…
– Нет, зачем мне ребенок инвалид? Мой ребенок, Тина. Он мой. Я его у тебя купила. Помнишь чемоданчик из золота? Не беспокойся, все будет хорошо, Тина. Я ради этого малыша землю переверну, уже перевернула. Тебе видишь, повезло больше. У тебя были шансы стать матерью. Меня Демьянов лишил этого счастья. Я даже выносить не смогу. Только вот ты лишнее звено. Но пока ты инкубатор, будешь вести жизнь овоща. Восемь месяцев просто будешь в вегетативном состоянии, под присмотром сиделки. А дальше… Ты даже не почувствуешь ничего. Искать тебя некому. Михаил единственный близкий тебе человек. Скажет, что ты улетела в неизвестном направлении, бросив младенца. Ты же разводила, ну не нужен оказался тебе прицеп, моральные качества твои окажутся совсем уж погаными. А мы пригреем несчастное дитя. Накормим. Ну и получим то, что по праву должно быть моим, приятным бонусом. Это все легко решить. Затеряются твои следы. Не мертвая, не живая. Миша, давай. Спокойной тебе вечности, Тина. Кстати, ты ведь в курсе, что твой ребенок наследник Резо?
О, боже. Невозможно. Невероятно. Я чувствую укол. Раскаленное жало впивается мне под лопатку. А я даже проследила момент, когда Мишка беззвучной тенью приблизился ко мне. Не среагировала, оглушенная свалившимся на меня оцепенением.
– Дозу увеличил? Та ее не свалила. У этой суки девять жизней, как у кошки. – Зой, тебе не кажется, что это все как-то…
– Слишком? Струсил? Или свою жёнушку бывшую пожалел? Не заржавела любовь то? И что вы все в ней находите. Она же моль. Черт, Миша, очнись, – звонкий хлопок я слышу уже сквозь лекарственный дурман. Цепляюсь за реальность, сосредоточившись на канделябре, висящем на стене. Дом стилизован под замок, или охотничье угодье.
– Еще раз меня тронешь, Зоя, и я не посмотрю, что ты баба, – шипит Мишка. Смешно. Черного кобеля не отмоешь добела. – Собирайся. И нос утри. И хорош уже долбаться. Кто отдаст права на ребенка сторчавшейся наркоманке? Мы с тобой в равных условиях.
– Точно, только у тебя нет средств на поддержание этого спектакля, – издевательски хихикает Зоя. – Поэтому, дорогой, лучше не выеживайся. Ладно, тащи ее в гостевую спальню. Через полчаса приедет сиделка, ключ у нее есть. Я сказала бабе, что это моя сестра наркоша. Так что она ей не даст очухаться. Но нужно найти кого-то, кто не задает вопросов. Жаль, что медсестру из клиники пришлось…
Раз-два-три-четыре-пять. Дышать через нос. Тогда туман в голове не клубится. Рассеивается, становясь редким. Когда я потеряла ребенка. Меня не брал наркоз. Врач сказал, что такова особенность моего организма. Я не могла отключиться тогда, умирала от боли. Молила всех богов дать мне сдохнуть. Чувствовала каждую манипуляцию. Теперь я благодарю тех же богов за то, что дали мне невосприимчивость к препаратам, лишающим воли.
Демьянов
Я знаю где она. Уверен почти на сто процентов. Но совсем не уверен, что Резо должен ехать со мной. Он молчит, всматривается во тьму за лобовым стеклом старенькой, дребезжащей всеми болтами, тачки, которая априори не может быть на ходу. Но вопреки всем законом физики и механики, довольно-таки бодро
