для практического занятия в хирургии.
Олеся все просчитала: спряталась под столом и ждала подходящего момента, чтобы скрыться. Криминалисты обнаружили под столешницей ее потожировые следы и микроскопические волокна пальто. Пуговица, найденная на козырьке, принадлежала пальто Олеси. Само пальто было обнаружено в дорожной сумке, с которой преступница бежала. Спортивной, привыкшей к нагрузкам девушке не составило труда выбраться через окно на козырек. А на землю она спустилась, используя в качестве тарзанки собственный шарф.
Как ни старалась Олеся вести себя непринужденно и естественно, Никита догадался, что к преступлению причастна она. Сапожникова застала мужа во время звонка капитану Виннику…
Лебедеву осудили по статье 316-й УК РФ «Укрывательство преступления». Не скрою – я радовался, когда судья отказала адвокату Лебедевой в ходатайстве о назначении штрафа. Таисии Алексеевне дали год колонии общего режима.
– Приехали, Боголюбов, – родной голос Рыжика пробуждает меня от мыслей.
Люба
– Приехали, Боголюбов, – протягиваю капризно, возвращая внимание мужа к себе.
Нечего думать черт-те о чем, когда я сижу рядом. Для размышлений есть рабочее время, вы согласны?
– Заскучала, Пончик? Тебе не скрыться от загребущих лап супердоктора, так и знай, – говорит он с улыбкой, пробуждая в сердце сладкий трепет. Он мой… Красивый, вихрастый, рыжий… Мой любимый… Мирослав больше похож на мальчишку, чем на серьезного заведующего гинекологическим отделением.
После инцидента с адвокатом Долецким Боголюбов утратил прежнее расположение Руслана Шестака. Он с радостью продал долю в клинике и навсегда распрощался с Шестаками. Деньги за оплату «услуг» Долецкого Мир вернул Руслану в полном объеме.
– Любаша, что-то болит? Ты побледнела, – с тревогой в голосе спрашивает мой заботливый муж.
– Спина побаливает. Все нормально, – выдавливаю глуповатую улыбку, скрывая за ней истинные чувства. Спина болит так, что мне хочется орать в голос!
– Ну, пошли тогда. Посмотрим на Илюшку.
Рябинин взволнованно сжимает букет белых роз, нервно прохаживаясь возле входа. Рядом нетерпеливо пританцовывает его сестра Маруся с большим букетом воздушных шариков. Воздух искрит от запредельной концентрации радости, счастья и любви, сосредоточившихся в одном месте. Благоухает ароматами цветов и шампанского, а еще дыни… Черт, не надо было мне есть ее целиком. Запоздалые мысли – самые мудрые, только какой в них толк? Я едва стою, напоминая себе дирижабль, обтянутый белым платьем!
Фотограф настраивает камеру, деловито маневрируя между толпящимися возле входа посетителями. Дед Никита обмахивает себя и тетю Глашу букетом розовых астр, родители Богдана тихонько ожидают в тени старого дуба.
А я… неотрывно наблюдаю за входом, из которого выплывает самая красивая мама на свете – Алиса Рябинина. Ее лицо источает какое-то неземное свечение. Она бережно передает крохотный сверток Богдану и обнимается с плачущими родственниками, облепившими ее, как репейник. Я плачу вместе с Лисой, разделяю все ее горести и радости, как во времена нашего детства.
Рябинин уносит малыша, чтобы похвастаться Боголюбову. Мы обнимаемся с Лисенком, а потом, немного успокоившись, позируем фотографу. Я плачу… От счастья за себя и близких мне людей. Смотрю на рыжего засранца, мечта о котором стала явью.
– Любаша, у тебя платье мокрое, – шепчет Лисенок, возвращая меня в реальность из цепких лапок умиления. Это же надо было так раскваситься!
– Ми-и-и-р! – мой испуганный голос пронзает пространство. Пожалуй, теперь в воздухе, пропитанном счастьем, появляются капельки тревоги и волнения.
Боголюбов оказывается рядом со мной через секунду. Звонит кому-то, произнося пугающие фразы: «отошли воды», «регулярные схватки», «рожает». Я рожаю! Я! Рожаю! Профессионализм и твердость Боголюбова разрывают мое волнение на жалкие ошметки. Мне спокойно с мужем… Не страшно…
– Мир, ты не оставишь меня? – бормочу чуть слышно, крепко сжимая его кисть.
– Не бойся, Боголюбова. Сегодня ты станешь мамой. Ты не забыла о споре?
Мне хочется кричать на все родильное отделение, а он думает о каком-то споре!
– Мир, я не хочу, чтобы ты принимал роды, слышишь? – скрип колес медицинской каталки заглушает мой дрожащий от страха голос.
– Я буду рядом с тобой как муж. Обещаю, – ласково отвечает Боголюбов. Как же его голос действует успокаивающе! Он и правда супердоктор, мой Мир…
Родильное отделение надолго запомнит пациентку Боголюбову… Мои крики, похоже, слышатся везде – в коридоре, на улице, в ординаторской…
А Боголюбову все равно: он шепчет нежности и признается в любви, сжимает мою кисть и обтирает лоб влажной марлевой салфеткой. Ему все равно, что подумает о нас бедный доктор Митрохин, получивший в наказание буйную роженицу Любовь Боголюбову.
– Девочка! Поздравляю, Люба! И вас, Мирослав Михайлович, – Митрохин кладет мне на живот розовый орущий комок.
Мир плачет. Смахивает слезинки со щек и целует меня. Девочка. Наша доченька.
– Спасибо тебе, Рыжик. Она такая славная и маленькая. Вся в тебя, Боголюбова.
– Ты выиграл спор, папаша. Так и быть, можешь сам дать девочке имя.
Прикладываю дочку к груди и, пока она сосет, причмокивая, наблюдаю за осоловевшим от счастья мужем. Он молчит, любуясь нами, а потом отвечает: медленно, будто обдумывая каждое слово.
– В моей жизни не было ничего. А потом появилась ты, Любаша. И твоя мама Вера Николаевна… Честно, я люблю ее, как родную маму. Не находишь, нам недостает Надежды? Наденька. Как тебе?
Силуэт Мира размывается от выступивших слез. Я смахиваю их и, крепко сжав руку мужа, отвечаю:
– Вера. Надежда. Любовь. Теперь у нас есть все.
