прячутся не от
меня.
Набравшись того, что, как я надеялась, было храбростью, я повернулась и начала подниматься по ступеням, стараясь не задеть гирлянду из листьев магнолии, которую Вероника этим утром помогла мне смастерить для рождественского фото. Гирлянда была украшена пластиковыми гранатами, лимонами, разнообразными сосновыми шишками и палочками корицы так, чтобы пластиковые стебли листьев магнолии не слишком бросались в глаза. Я заставила Веронику пообещать, что она не скажет Софи, что все фрукты на гирлянде поддельные, а чтобы их прикрепить, мы использовали суперклей. По крайней мере, я обошлась без молотка и гвоздей, понимая, что проделай я в дереве старинных перил хоть одну крошечную дырочку, Софи бросит меня в цистерну. Лично мне было все равно, как жители колоний украшали свои лестницы. Еще меньше меня прельщала перспектива в течение месяца вдыхать разносящееся по дому зловоние гнилых фруктов.
– Эй? Есть тут кто-нибудь? – Я подождала какое-то время, а когда ничего не услышала, начала спускаться по лестнице, радуясь, что выполнила свой долг и могу доложить Джейн и нашей матери, что кто бы ни таился в коридорах наверху, ему не нужна наша помощь.
От холодного дыхания на затылке волоски на моих руках встали дыбом. Я схватилась за перила, готовая к тому, что меня в любой момент столкнут с лестницы. Вместо этого мне в левое ухо подул женский голос, пронзительный и холодный: «Ложь». Звук «ж» задрожал в воздухе, словно змеиное шипение.
Я резко повернула голову и едва не потеряла равновесие. На верхней ступеньке стояла женщина и сердитыми глазами смотрела на меня. Цвет ее глаз скрывала тень. На ней было изумрудно-зеленое бальное платье с глубоким вырезом – талия затянута в корсет, юбки пышные, по моде конца восемнадцатого века. Ее густые каштановые волосы, не припудренные, были зачесаны высоко на макушку, где их удерживало переплетение лент того же цвета, что и ее платье. Лицо обрамляли длинные локоны. На лифе сверкала большая брошь в форме павлина, глаза и перья которого были украшены разноцветными драгоценными камнями. У меня сложилось отчетливое впечатление, что она хотела, чтобы я это заметила.
Пока я смотрела, она повернула голову и наклонила ее под странным углом, и я увидела ее маленькое идеальное ушко и длинную шею. И малиновый рубец, ярко выделяющийся на ее бледной коже.
– Кто ты? – прошептала я. За мной открылась входная дверь. Видение задрожало, а затем и вовсе исчезло, но не раньше, чем я увидела, как гнев в ее глазах сменился печалью. И вновь заметила грубый красный рубец, петлей обвивавший ей шею.
– Мелани! – раздался за моей спиной голос отца.
Я схватилась за перила. У меня тряслись поджилки, и я испугалась, что упаду, когда повернусь.
– Привет, пап, – сказала я, медленно спускаясь, и случайно задела гранат. Он упал с лестницы, с глухим стуком приземлился на полу внизу и, откатившись на несколько футов, остановился. Отец даже не улыбнулся в ответ.
– Что случилось? – спросил он, глядя на лестницу позади меня.
– Ничего, – сказала я. – Просто спорю с Джей-Джеем о том, что ему надеть для фотографии.
После инцидента в склепе на плантации у отца вошло в привычку таращиться в темные углы и прислушиваться к лепету Сары. Но я сомневалась, что он уверовал в существование духов. Мне казалось, что он либо решил, что его семье суждено устроить шоу уродов, либо просто собирал необходимое количество улик, чтобы полностью опровергнуть наши экстрасенсорные способности. Несмотря на всю искренность, которую он проявил к Джейн, выслушивая ее объяснения, я до сих не могла полностью простить ему мое смущение на протяжении всей моей жизни и его нежелание признать мои способности. Я до сих пор видела в них недостаток, этакий уродливый шрам, который не хотела демонстрировать широкой публике. Или же таким, как он, упертым скептикам.
– Ты бледная, как привидение. – Он улыбнулся, как если бы пошутил. – Я ведь могу так сказать, правда?
– А почему нет? – все еще потрясенная встречей, я еще не была готова отпустить свое негодование. – А где же фотограф? – спросила я, желая сменить тему.
Словно отвечая на мой вопрос, в дверь постучали. Когда отец ее открыл, я с удивлением увидела перед собой нашего мастера на все руки Рича Кобилта.
– Извините, я пару раз звонил в дверь, но не думаю, что звонок снова сработает. – Он посмотрел через плечо отца и встретился со мной взглядом. – Буду рад взглянуть на него еще раз…
– Нет, – резко сказала я. Рич уже настраивал звонок несколько раз по цене, за которую, если бы Софи позволила, я могла бы купить около сотни новых современных дверных звонков, но я знала, что с дверным звонком что-то не так и его нельзя починить обычными средствами. И я подозревала, что Рич тоже это знал. Однажды он признался мне, что у него немного развито шестое чувство, и я продолжала ублажать его, не показывая, что он был абсолютно прав.
Теперь я посмотрела на него со страхом.
– Почему вы здесь? Неужели я забыла оплатить счет?
Счетов от ремонтно-строительной фирмы Рича было так много, что я бы не удивилась, что пропустила какой-то из них, несмотря на всю мою сложную и запутанную систему регистрации, которая гарантировала, что каждый счет строго учтен и в соответствующий день направлен для оплаты. Джек однажды похвалил меня за мою систему, сказав, что по сравнению с ней бледнеет даже план высадки союзников в Нормандии в «День Д».
Рич подтянул штаны.
– Нет, мисс Тренхольм. Не сегодня. Ваш отец искал фотографа, и я предложил свои услуги.
Даже не пытаясь скрыть ужас на лице, я посмотрела на отца.
– Ты сказал, что нанял своего знакомого, профессионального фотографа!
– Да, и он позвонил мне сегодня утром и сказал, что у него грипп и он не хочет никого заразить. Я сказал об этом Ричу, и он предложил свои услуги.
Рич откашлялся.
– Да, мэм. Я официальный фотограф на всех наших семейных торжествах, в том числе на свадьбах. Я умею выбрать удачный кадр, уж поверьте мне на слово.
Я попыталась заблокировать в голове образ полной комнаты Кобилтов, все как один в мешковатых штанах и без ремней, и невольно вздрогнула. Но тут же вымучила улыбку: последняя надежда на красивую рождественскую открытку была полностью стерта картинкой размытых лиц и разношерстных нарядов.
– Что ж, тогда я рада, что вы согласились нам помочь. Я не уверена, что смогу снова собрать нас всех в одном месте.
– Я понимаю, – сказал Рич. – Это настоящий спектакль для большой семьи, особенно если задействованы маленькие дети и домашние животные. Моя невестка ради рождественского фото даже наряжает своих собак в самые комичные костюмы. Они выглядят настолько несчастными, что я отказался впредь их фотографировать. Но несчастные собаки еще не означают, что у меня нет таланта фотографа, верно? Я сказал ей, что в следующий раз, когда она сделает такое с бедолагами, я позвоню в общество защиты животных.
Три моих пса выбрали именно этот момент, чтобы выскочить из своего укрытия в кабинете Джека, и бросились к Ричу, как будто он пришел вызволить их из тюрьмы. Нола, одетая в красное бархатное платье, взрослый вариант платья Сары – я не стала настаивать, чтобы она нацепила бант или воротник Питера Пэна, – последовала за ними. Рич бросил на меня укоризненный взгляд.
– Пожалейте бедных животинок.
Три пары печальных собачьих глаз смотрели на меня так, будто они
