Его губы встречаются с моими, чуть приоткрываются, выдыхая горячий воздух, а я, не теряя времени, льну к ним, чтобы хоть на мгновение урвать немного счастья. Но он и не пытается отстраниться, охотно делится лаской, хозяйничает во рту, и такое там вытворяет, что мой член напрягается, упираясь ему в живот. Хочется соприкасаться с ним всем телом, и я непроизвольно трусь об него, доставляя себе и боль, и наслаждение. Неожиданный стон вырывается из моего горла — это отрезвляет и меня, и его. Оторвавшись от него, испуганно распахиваю глаза, улавливая в его взгляде что-то хищное и властное, подскакиваю как ужаленный, и пулей вылетаю из комнаты.
***
Какой же я дурак! Соблазнитель хренов! Как дело дошло до… дела, так я и слился, в буквальном смысле. Легко сказать, что смогу, фантазии — это одно, а как оно на деле будет? Я же никогда и ни с кем… И даже сам еще никого… И что теперь обо мне подумает Брайан? Что я испугался? Что он меня прямо там… трахнет? Он и так видит во мне ребенка, а сейчас так вообще больше не подпустит меня и на шаг. И поделом!
Столько дней вокруг него круги нарезал, а в самый ответственный момент сбежал, как трусливая девчонка. Сижу, закутавшись в одеяло до подбородка, и крою себя отборными ругательствами. Щеки до сих пор пылают, губы болят, а ягодицы… Черт! Я все еще ощущаю, как его пальцы будто жадно лапают меня. Беру книгу и пытаюсь читать. Но думаю вовсе не о печальной участи гомосексуалов в английском обществе девятнадцатого века, а о собственной печальной участи.
Нужно поговорить с ним, нужно объяснить, что я не боюсь его, вернее, боюсь, но… А, к черту! Отбросив книгу, хватаюсь за телефон и набираю коротенькое сообщение:
«Ты уже спишь?»
Ответ приходит тут же:
«Ещё нет. Что-то случилось?»
«Нет, я только хотел с тобой поговорить».
«Роджер, мы находимся в соседних комнатах, если хочешь поговорить, просто зайди».
Вот даже вижу, как он закатывает глаза и усмехается. Знаю я его.
«Не в соседних… Между нами целый коридор».
Следующая эсэмэска приходит спустя несколько минут.
«Роджер, что все-таки случилось?»
Слишком уж он серьезный. Вот как такого сухаря соблазнять?
«Можно я приду, и ты расскажешь мне сказку?»
Не успеваю я отправить сообщение, как прилетает ответ. Он так быстро печатает или уже заранее хотел отправить это?
«Давай я сам приду и выдеру тебя ремнем!»
Ого, мне почти страшно! Может, ну его? Может, оставить все на завтра? Придет с работы, и спокойно все обсудим? Ложусь на подушку и улыбаюсь, сам не зная чему. Шарю взглядом по потолку и натыкаюсь на такое, от чего улыбка сползает с моего лица за секунду. Мамочки! Прямо в углу над занавеской сидит чудовище. Глазастое, с мохнатыми длиннющими лапами. Но что еще ужаснее, оно раскинуло свою огромную, почти на полкомнаты, паутину и медленно подбирается ко мне. И как я его раньше не увидел? Ужас сковывает горло — ни выдохнуть, ни закричать. Сгребаю в охапку одеяло, забиваюсь в дальний угол кровати и закутываюсь по самые уши. Медленно вытаскиваю руку, хватаю телефон, судорожно набираю эсэмэску и отправляю.
«Здесь огромный паук, мне страшно…»
«Не выдумывай, у меня нет пауков» — приходит мне в ответ.
«Есть… и он ползет ко мне, Брай…»
В отчаянии отправляю еще одно сообщение. Доносится торопливое шлепанье босых ног по коридору, и в комнату влетает Брайан. Скептически оглядывает мою фигурку, завернутую в кокон из одеяла и, усмехаясь, спрашивает:
— Ну, и где это жуткое чудовище?
Показываю пальцем в угол между потолком и гардиной, на которой крепятся занавески. Маленький паучок, едва заметный, деловито карабкается по своей паутине, повергая меня в священный ужас. Нет, конечно, он не такой большой, как привиделось вначале, с Брайаном-то уже не так жутко, если что, он спасет меня. Но еще мгновение назад паутина казалась неимоверно огромной.
— Роджер, ты шутишь? Он меньше тебя в несколько тысяч раз. Могу даже точно посчитать…
— Ты не понимаешь, я панически боюсь пауков. Еще с детства…
— Никогда бы не подумал. Крыс не боишься, а крошечного паучка испугался. Ладно, иди в мою комнату, а я останусь здесь…
— Нет! — выкрикиваю я. — Я не оставлю тебя наедине с этим монстром.
— Хорошо, — обреченно вздыхает и дергает на себя угол одеяла, — выбирайся из убежища и беги ко мне. А завтра разберемся с незваным гостем.
Выпутываюсь и бочком по стенке пробираюсь к выходу. Брайан смеется надо мной, забирает одеяло, выключает свет и идет следом. В его спальне прохладно, приятный сумрак рассеивает включенный в изголовье на тумбочке светильник. Ложусь и сразу же заползаю под все покрывала и пледы. После Брайана под ними все еще тепло. Он качает головой, укрывает меня сверху и устраивается рядом. Шарю рукой под подушкой, выуживаю томик стихов Шелли и протягиваю ему.
— Прочитай мне свое любимое…
Снимает с меня очки, долго смотрит в мои глаза и, наконец, берет книгу. Улыбается, а я удобнее устраиваюсь рядом почти вплотную, коленками упираясь в его тощий бок. Под неторопливый шелест страниц, играюсь с его кудрями. Накручиваю на палец, немного оттягиваю вниз, почти полностью распрямляя, и отпускаю. Тонкий локон пружинит и завивается причудливой спиралькой — очень увлекательное занятие. Интересно, он в детстве тоже был таким кудрявым?
Читает почти без выражения, но за его спокойной интонацией скрываются глубокие эмоции. И все-таки я добился своего, хоть и не так, как мечтал поначалу, но меня и этот вариант устраивает. Я с ним в одной постели, и пусть он меня не ласкает, зато читает стихи о любви. Его грудь размеренно вздымается, и хочется положить ладонь на то место, где бьется сердце, и почувствовать его ритм. Но я не рискую, а просто прикрываю веки и погружаюсь в образы, которые рисует в моей голове его мягкий голос, рассказывающий об угасании дня, о том, что ночь скользит тихой поступью на землю, и по темным улицам блуждает тишина, а жабы выходят на прогулку… И при чем тут жабы?
========== 7 Падение (Брайан) ==========
Комментарий к 7 Падение (Брайан)
НЦ-17 на грани.
Внезапно раздавшийся звонок застает меня прямо посередине лекции. Честно говоря, я ожидал его гораздо раньше, но сейчас, объясняя студентам материал, не готов разговаривать. Пришлось пару раз сбросить вызов и перезвонить только в перемену, выслушивая неприкрытое раздражение собеседника. Договорившись о встрече в ближайшей кофейне, я стараюсь закончить текущие дела как можно быстрее. Остальное подождет до завтра. Освободившись пораньше, без угрызений совести покидаю свой кабинет, чем несказанно удивляю Дэвида, который привык уже, что я почти живу на кафедре и никогда не ухожу в такое время. Он считает меня одним из тех идиотов, которые не просто любят свою работу, а обожают ее.
В кофейне почти пусто, но я все равно занимаю столик в глубине зала, чтобы мы с мистером Тейлором смогли спокойно побеседовать, и заказываю чашечку кофе. Телефон постоянно пиликает, оповещая о потоке входящих сообщений, вынуждая меня вовсе отключить звук и убрать в сумку. Мне не нужно смотреть на экран, чтобы понять, кто так настойчиво требует моего внимания.
Утром я улизнул из постели пораньше и не стал его будить. Даже завтракать пришлось в колледже. В обед я тоже не позвонил, как делал это обычно, и теперь он забрасывает меня бесконечными эсэмэсками. Знаю, что беспокоится, и дома меня ждет тысяча обиженных взглядов и гневных вопросов, но сегодня я не могу с ним разговаривать. Мне необходимо собраться с мыслями, многое обдумать и подготовиться ко встрече с его отцом. Ведь я так и не рассказал ему. Не смог. Ничего, подождет немного, а потом я все объясню, и, надеюсь, он поймет меня. Сегодня мне предстоит очень нелегкое дело, поэтому придется набраться терпения и придержать эмоции хотя бы на время, тем более, что кое-кто терпением и вовсе не обладает, зато упрямства в нем на стадо ослов хватит.
Несносный мальчишка! Он с маниакальной настойчивостью все глубже проникает в меня, лишая разума, выдержки и собственной воли. А иначе как это назвать, когда он нагло вторгается в мою спальню со своим одеялом в охапку, вытаскивает из моего рта карандаш, закрывает все расчеты, выключает компьютер и тащит меня в кровать буквально за руку? Когда надевает очки, укладывается мне на плечо и начинает вслух читать Булгакова, комментируя чуть ли не каждый абзац и втягивая меня в очередную дискуссию. Когда я уже не представляю себе, каково это — просыпаться одному…
