— Невидаль, — фыркнул Зик. — На это добро когда хошь наглядишься.
— Ну их, правда, — поддержал его Рыбий Пуп.
От жонглеров они переходили к гадалкам, к торговцам патентованными лекарствами, от которых как рукой снимает любую хворобу.
— Глянь, — шепнул Сэм. — Здесь и белые есть.
— А говорили — день для цветных, — сказал Тони.
— Ну правильно, — пустился на поиски разумных обоснований Рыбий Пуп. — Но можно и белым, если им хочется.
— Это только нам нельзя в ихние дни, — ввернул Тони.
— Житуха, — цинично бросил Сэм. — Все на свете — для белых.
— Пошел пахать про черных и белых, — с осуждением сказал Зик.
— Правду говорю, только и всего.
— Если Сэм заведет свою старую песню про расовый вопрос, я иду домой, — сказал Зик.
— Куда ты от него денешься, от расового вопроса, — сказал Сэм и умолк.
В меркнущем свете предзакатного солнца, изгибаясь, танцевали пять полуобнаженных белых девиц; негритянский джаз, отчасти скрытый занавесом из джутовой мешковины, лихо отбивал ритм. Мальчики прибились к толпе, тараща глаза на белые тела, сотрясаемые в корчах «шимми». Зазывала, тоже белый, нараспев заманивал публику в балаган намеками на соблазнительные непристойности предстоящего зрелища.
— Всего десять минут до начала выступления, которого не видывал свет! Грандиозный секс-парад, дерзкий вызов всем запретам! Верное средство вновь почувствовать, что тебе шестнадцать лет! — Зазывала с похабной усмешкой показал на блондинку, которая извивалась всем телом, влажно улыбаясь алым ртом навстречу обращенным к ней лицам. — Спешите видеть эту Еву во всей ее неприкрытой красе!
— Зайдем, а? — стараясь скрыть возбуждение, сказал Рыбий Пуп.
— Можно, — одобрил Зик, зачарованно глядя на подрагивающие бедра девицы.
— Давайте, — согласился Тони. — Айда брать билеты.
— Не видишь, ниггер, чего написано? — Сэм сплюнул.
— Где написано? — спросил Рыбий Пуп.
— Да вон… Под окошком, где продают билеты, дурачок!
Все повернули головы.
ТОЛЬКО ДЛЯ БЕЛЫХ — гласила надпись.
— Почему тогда называется «день для цветных»? — спросил Рыбий Пуп.
— А зачем это белым, чтобы ты глазел на их голых женщин? — фыркнул Сэм. — Лично мне, между прочим, их даром не надо.
Помрачнев, они двинулись дальше. Немного спустя разжились горячей воздушной кукурузой с маслом и долго шатались по людной ярмарке, пока не набрели на дощатый помост, по которому, покачиваясь в такт своей песенке, двигались два чернолицых клоуна и высокая девушка с коричневой кожей. Белый мужчина, востроглазый, крючконосый, заученно выкликал в мегафон:
— Милости просим, почтеннейшая публика! Спешите видеть: Мак, Бак и вот эта длинная смуглая сигара! Зря дыма пускать не хочу, но эта девочка — добрая затяжка! С огоньком поет, распалит хоть проповедника с Библией, посрамит дикую тигрицу! Заходите, любезные, на черненькое, на смугленькое, век будете вспоминать!
— Пошли взглянем, что показывают цветным, — сказал Сэм.
— Я не против, — поддержал его Зик.
Взяв билеты, они вошли в балаган, где уже разместились по деревянным скамьям зрители, большей частью черные. Под звуки джазового трио самозабвенно танцевали черные, почти нагие девицы. Вскоре к ним примкнули, перемежая танец песенками, звезды программы, те самые Мак и Бак, что забавляли публику у входа, а теперь вихрем влетели на сцену. Когда джутовый занавес опустился, Мак и Бак остались на подмостках. Их рты были обведены широкой, едва ли не на треть их вычерненных до глянца лиц, полосой белил. Переговариваясь, они вяло топтались на сцене, блуждая скучающим взглядом по рядам, словно вся эта канитель до того им приелась и так заучена, что они способны ее разыгрывать даже во сне.
Мак, потирая руки: Ба, кого я вижу! Мой старый приятель Бак! Здорово, друг! Куда же ты запропастился, век тебя не видал.
Бак, горячо: Здорово, друг! Понимаешь, работал как проклятый на ферме, сеял поросят, колол бобы.
Мак, хмурясь: Что-что? А, понятно! То есть ты хочешь сказать, колол поросят и сеял бобы, да?
Бак, удивленно: Ну да! А я что говорю!
Мак, кивая с улыбкой: Все ясно. Ну а что ты теперь собираешься делать?
Бак, просияв: Да вот надумал купить себе куцую коляску с кобылкой на резиновом ходу.
Мак, хлопая ресницами: Чего-о? Да нет! Ты, наверно, кобылку хочешь купить куцую, а коляску — на резиновом ходу!
Бак: Само собой, черт возьми. Я про то и толкую, не слышишь, что ли?
Мак, выкатив глаза: Хм-м. Возможно. Ну а дальше что?
Бак, захлебываясь от восторга: Ух и закачусь я в желтую девчонку на свидание с деревней!
Мак, скребя в затылке: А? Ох-хо-хо! Верней будет, в деревню закатишься на свидание с желтой девчонкой!
Бак, с возмущением: Я так и сказал! Что ты меня все путаешь!
Догадываясь, что вся соль шуточек в том, как перевернуть прямой смысл, мальчики помирали со смеху и, съехав на край скамьи, напряженно ловили каждое слово.
Мак, кивая головой: Ну хорошо, куцую кобылку с коляской на резиновом ходу ты себе купил. Свиделся с желтой девчонкой в деревне. А теперь что?
Бак: Хочу взять в жены кольцо с бриллиантом и скажу желтой девчонке, чтобы дала мне по-быстрому.
Мак, в озадаченности: Ой, погоди… То есть ты дашь желтой девочке кольцо с бриллиантом и скажешь, что хочешь на ней жениться по-быстрому?
Бак, в ярости, топая ногами: Именно это я и сказал! Перестанешь ты, черт бы тебя побрал, повторять мои слова!
Восхищенные, мальчики второй раз высидели всю программу. Когда они вышли из балагана, оказалось, что уже совсем стемнело.
— Блеск представление, да, ребята? — покрутив головой, сказал Сэм.
— С ума сойти, — сказал Зик.
— Двинем по домам, что ли, — предложил Тони.
— Ой, нет. Рано еще, а? — просительно сказал Рыбий Пуп. Они бесцельно послонялись по ярмарке и, пройдя ярдов триста, наткнулись на новое зрелище под вывеской:
ЖИВАЯ МИШЕНЬ — ЧЕРНАЯ ГОЛОВА
три бейсбольных мяча — 50 центов
Сквозь густое, орущее скопище белых мужчин мальчики ужами пробрались вперед и увидели дощатый барьер; футах в пятидесяти от него был натянут кусок толстого брезента и из проделанной в нем дыры торчала голова чернокожего. В неверном мерцании газового фонаря особенно ярко блестели белки его глаз, зубы сверкали в ужасной усмешке. Зазывала выкрикивал:
