— Выходи, не стесняйся, врежь ниггеру! Цепями прикован, не сбежит! Череп у него железный, башка гранитная! Шикарный случай вмазать ниггеру, как душа требует! Разбирай по дешевке — три бейсбольных мяча, какими не погнушается игрок высшей лиги, настоящие, без обмана — и всего за пятьдесят центов! Кто желает заехать в ниггера мячом!
Рыбий Пуп, точно в страшном сне, не мог отвести глаз от головы «ниггера», жуткой в отблеске газового света. Узкогубый белый мужчина из толпы протянул пятьдесят центов:
— Сейчас буду кончать этого ниггера.
— Пожалуйте, сэр. — Зазывала подал ему три мяча.
Мужчина решительно подошел к барьеру, положил на него два мяча и, держа третий в правой руке, отступил на несколько шагов; толпа с готовностью подалась назад, освобождая ему место.
— Вдарь ему по мозгам! — В возгласе — жадное нетерпение.
— Похороны беру на себя! — Снисходительная насмешливость.
Мужчина расправил плечи, разбежался и что было силы метнул мяч, целясь в голову негра, — голова дернулась в сторону, без труда избежав удара. Мяч с глухим стуком шлепнулся о брезент.
Не то вздох, не то смешок пробежал по толпе зрителей.
— Врешь, черномазый, не уйти тебе от погибели. — Мужчина схватил второй мяч.
— А для чего же еще я тут! — тонким голосом, однако не без задора, крикнула голова, скаля белые зубы. — Ха-ха! Попади в меня, белый человек!
Рыбий Пуп поежился. Никогда он не слыхал, чтобы черный так дерзко обратился к белому, — правда, было в этом и что-то жалкое, как-никак там, за дырою в брезенте, тело этого человека сковано цепями.
Мужчина, нацеливаясь, как бы поудачней изловчиться, с ненавистью разглядывал ощеренное в усмешке черное лицо. У Пупа засосало под ложечкой, когда, аккуратно примерясь, белый размахнулся и бросил мяч; черное лицо чуть отстранилось, и мяч тяжело ударился о брезент. Толпа загоготала, утробно, с садистским удовольствием.
— Ха-ха! Попади в меня, белый человек, — подзадоривал негр.
— Убью! — Мужчина выругался и взял последний мяч. В упор глядя на черную голову, он сделал обманное движение, увертливая голова тотчас качнулась в сторону, а дальнейшее произошло так молниеносно, что Рыбий Пуп едва успел уследить. Не размахиваясь, сплеча, белый выбросил вперед правую руку, мяч пронесся по воздуху, голова неуловимым рывком увернулась от удара, и мяч — шлеп! — опять угодил в брезент.
— Вот дьявол, как же это я промахнулся, — пристыженно сказал мужчина.
— Ха-ха! Промазал, белый человек! — потешалась черная голова.
— Нипочем не позволил бы творить над собой такое, — сквозь зубы сказал Рыбий Пуп.
— И я, — сказал Сэм.
— Человек на хлеб зарабатывает, бестолочь, — сказал Зик.
— По мне, лучше пухнуть с голоду, чем кормиться таким ремеслом, — сказал Тони.
— Какого же от белых ждать уважения, когда им дают вот так кидать в себя мячами, — сказал Сэм.
— Снова здорово. Хватит про черных и белых, черти паршивые, — повелительно сказал Зик.
Еще один белый бросил в голову негра три мяча и не попал. Рыбий Пуп вдруг понял, что, если тотчас не отвернуться от ухмыляющегося черного лица, значит, нужно, как эти белые, чем-нибудь швырнуть в него. Оно было его собственное, это черное срамное лицо, и, чтобы унять противоречивые чувства, которые боролись в его душе, он должен был либо отринуть его с гадливостью, либо с любовью признать своим. Отринуть этот позор было легче.
— Пойду и я попробую, — сказал он, разом давая выход нараставшему в нем напряжению.
— Ага, давай, — отважился поддержать его Тони.
— Мне тоже охота, — испуганным голосом сказал Зик.
— Мне — нет, упаси Бог, — отворачиваясь, сказал Сэм.
Купив себе по три бейсбольных мяча, Рыбий Пуп, Зик и Тони терпеливо ждали, когда подойдет их черед.
— Ниггеры ниггеру желают залепить! — Садистская радость в толпе.
— Кому и попасть в ниггера, если не ниггеру! — Одобрительное ржание — логично.
Рыбий Пуп был готов провалиться сквозь землю. Отдать бы назад мячи да уйти, только это будет еще постыдней. Первым бросил Зик, старательно целясь, но все три раза промахнулся. Он отошел, съежась под любопытствующими, насмешливыми взглядами белых. Рыбий Пуп, волнуясь, швырнул поскорей свои три мяча, и ни один даже близко не подлетел к прыткой черной мишени.
— Попади в меня, ниггер! — скаля зубы, крикнула черная голова.
— Сейчас буду кончать этого ниггера, — по всем правилам поручился Тони и стал к барьеру.
Какой-то пузатый в толпе белых подал команду, подражая укротителю в цирке:
— Але-оп, ниггер! Але-оп!
Тони передернулся. Он сделал ложный бросок — голова мгновенно откачнулась — и кинул мяч.
— Але-оп, ниггер, — надрывался «укротитель».
Тони промазал.
— Не умеют ниггеры бить по ниггеру! — Заключение, полное сарказма.
Изнывая от этих выкриков, Тони кое-как, наудачу, кинул второй мяч.
— Ату его, ниггер! — подал голос «укротитель».
Второй мяч тоже не попал в цель. Без передышки, кляня и себя, и этих белых, и негра, чья голова торчала из брезента, Тони запустил в него последним мячом.
— Ату его, ниггер, але-оп! — напутствовал его «укротитель». Хлоп! Мяч ударил по ощеренному в усмешке рту и отскочил к неровному пламени фонаря.
Толпа бесновалась.
— АТУ! АТУ! АТУ! — давился смехом «укротитель».
— Угостил ниггер ниггера! — Улюлюканье, свист.
— Попал! — в неистовстве заорал Тони, не отрывая глаз от окровавленного рта черной мишени.
— А мне не больно, ниггер! — дерзко отозвалась голова, едва шевеля вспухшими губами.
— Сейчас получишь еще! — Тони судорожно шарил по карманам, ища деньги.
— Не вздумай, — шепнул Зик. — Идем отсюда!
— Плачу за все мячи, ты только бей метко, ниггер, — вызвался «укротитель».
— Не, не надо, сэр. — Тони сразу сник.
— Цирк окончен, ниггеры не хочут больше, — печально сказал «укротитель».
— Пошли, говорят вам, — тянул их прочь Сэм.
Минут десять мальчики шагали, не проронив ни слова.
— Все-таки я попал в него, гада, — хрипло сказал Тони.
Теперь замолчали надолго.
— А время позднее, — напомнил Сэм.
— И то верно. Пора уходить, — сказал Тони.
Отыскав выход с надписью ДЛЯ ЦВЕТНЫХ, они направились в сторону черного пояса, где обитало цветное население.
— Гляди! — Рыбий Пуп показал на темное поле, где была стоянка машин. — Вон в тех прицепах живут циркачи.
— Сходим посмотрим, — сказал Зик.
— Осторожней, парень, — сказал Сэм. — Еще ошивается там кто-нибудь.
