же эта новая жизнь появилась. И хватит уже лелеять детские обиды. Ты давно выросла, сама уже могла бы мамой быть. И Сашка вдруг отчетливо понимает, почему никогда не хотела детей. И дело даже не в том, что в ее ситуации это трудновыполнимо. Она просто всегда боялась, что они будут похожи на ее мать. И тогда она не сможет любить их так, как в ее понимании родители должны любить детей, – безусловной, абсолютной любовью, только за то, что они есть! А Сашка слишком ответственный человек, чтобы играть в лотерею.
К счастью, мама не ждет ответа. А начинает рассказывать, что уже дала объявление о продаже квартиры, что ей уже звонят желающие и записываются на просмотр. Что с агентствами она связываться не хочет, сама разберется. И присмотрела по интернету несколько интересных квартир в Анапе, а в Сочи цены кусаются.
Сашка слушает, кивает, поглядывая на телефон. Во-первых, проверяет время. До двух часов осталось двадцать пять минут. Но идти им от силы минут пять, паспортный стол в соседнем здании. Во-вторых, Сашка ждет вестей из дома. Первой уже неудобно писать, Тоня решит, что Сашка ей не доверяет.
– Пойдем, мам? – прерывает она бесконечный рассказ без пятнадцати два. – Не хотелось бы опоздать, нам еще к нотариусу надо сегодня успеть.
– Деловая стала, – с горечью говорит мать. – Ночевать отказалась, отель у нее. По минутам все расписано. Ну пошли.
Паспортный стол самый обычный, ничего примечательного. Запись через сайт или у дежурного, поэтому очередь двойная. И на месте выясняется, что надо ждать еще полчаса, если не больше. Сашка оставляет мать ругаться с бабушками из двойной очереди, а сама выходит на улицу покурить. Обнаруживает, что где-то забыла сигареты. Может быть, в такси, а может, у матери на кухне. Сашка осматривается по сторонам. Вон в том доме раньше был магазинчик. Сашка направляется туда. Так и есть, магазинчик на месте. Как он уцелел в эпоху супермаркетов? Бабка какая-то за прилавком. Сидит, сериал в телевизоре смотрит и что-то вяжет. Привет из детства, как будто не было нескольких десятилетий! Даже телевизор тех лет – с выпуклым экраном.
– Сигареты, пожалуйста, – Сашка называет марку. – И зажигалку.
– Зажигалки кончились. Спички дать?
– Давайте, – вздыхает Сашка.
Бабка как-то странно на нее смотрит. Слишком пристально. Бывшая соседка, что ли? Сашка ее не помнит. Да и сколько лет тут Сашка не живет?
– А я тебя знаю, – вдруг заявляет бабка, отсчитывая сдачу. – Про тебя в газете писали. И в передаче рассказывали. Ты та самая девка, к которой Туманов от жены ушел.
Твою ж мать. Это Сашка себе мысленно. Вот черт ее дернул за сигаретами пойти. В такие моменты понимаешь, почему Всеволод Алексеевич от людей шарахается. Кому нужна подобная слава? Объясняйся теперь. Лучше, конечно, просто уйти. Так Сашка и собирается сделать, но бабка продолжает:
– Ты вроде доктор, да? Писали, что ты его вылечила.
Сашка усмехается.
– Громко сказано. Его болячки уже не лечатся. Только усмиряются.
Бабка качает головой:
– Да, много про тебя говорили. Мол, молодая, да шустрая, такого мужика к рукам прибрала. А я тебе так скажу, дочка: правильно сделала. Жене он, поди, надоел давно своими гульками да болячками. А с тобой хоть поживет еще. Эх, помню я Севушку молодым! Какой был мальчик! Ямочки на щеках, глаза голубые, голос сильный такой! На танцплощадке его песни часто включали.
Сашка смотрит на бабку уже с опасением. «Мальчик»?! Сколько же ей лет? Впрочем, симпатичным мальчиком Всеволод Алексеевич казался лет до сорока, если верить видеозаписям и фотографиям.
– На-ка вот!
Бабка вдруг наклоняется и достает из-под прилавка пару вязаных то ли носков, то ли тапочек, Сашка понятия не имеет, как это называется. Из плотной шерсти, темно-синие с белой окантовкой и игривыми помпончиками. Размера на вид примерно сорок шестого.
– На продажу вяжу, – доверительно сообщает она. – Только сегодня закончила, за следующие взялась. По выходным на рынке торгую, все лишняя копеечка. Ты бери, бери, дочка. Передашь ему. У меня старики с удовольствием их покупают, зимой дома ходить – самое то, и тепло, и мягко.
Сашка не знает, как реагировать. Старики, да… Представляет своего «старика» в синих вязаных тапочках с помпончиками. Он же ее прибьет. Или нет? Видно же, что бабка от чистого сердца. Это вот его целевая аудитория. Те, кто помнят «Севушку» красивым мальчиком с сильным голосом. И любят до сих пор.
И Сашка берет тапочки. Обещает передать. Благодарит. А выйдя на улицу, еще минут десять стоит и курит подряд две сигареты.
* * *
Уже оказавшись в кабинете паспортиста, Сашка догадалась, что дело не обошлось без звонка Всеволода Алексеевича. Потому что их приняли как родных: без традиционного в таких учреждениях хамства, без лишних вопросов, куда Сашка собирается прописываться. Уставший дядька за вытертым деревянным столом только повздыхал, полистал документы, которые отдала мать, покрутил в руках Сашкин паспорт и сообщил, что придется подождать пару часов. Потому что они принимают документы по понедельникам, а возвращают по пятницам, но им отдадут прямо сегодня. Но подождать все равно нужно. Кто-то там куда-то там уехал, а у него печать. Дальше Сашка уже не слушала. Два часа подождать можно. Это не неделя. Она бы повесилась сидеть неделю в Мытищах без паспорта!
Они с матерью выходят на улицу, чтобы не толпиться в душном и набитом людьми помещении паспортного стола.
– Куда пойдем? – спрашивает мама. – Может, в «Мандарин»? Новый торговый центр, недавно открыли. Там круто!
«Круто». Хорошее определение. Для Сашки уже давно даже огромные столичные моллы – не «круто». Что там интересного-то? Магазины со шмотками и фастфуд. Нет, гамбургер можно и захомячить, но Сашка не воспринимает это событие как значимое. Ей тут же становится стыдно. Зажралась. Торговые центры и магазины дорогих вещей для тебя рутиной стали. Забыла, как мать на рынке торговала, а сама ты когда-то штаны мерила, стоя на картоночке. Зимой, на улице, в Мытищах. Хорошо красиво жить на деньги Туманова, да?
– Пошли, – соглашается Сашка. – Я бы кофе выпила.
Знает прекрасно, что кофе ей лучше не пить. А хочется. И не какой-нибудь, а пряничный раф, который теперь четко ассоциируется с сокровищем. Она невозможно соскучилась. И ловит себя на том, что, как в детстве, стоит только реальности перестать ее устраивать, мысленно переносится к нему. В детстве она представляла, где он, что делает. Сейчас и представлять не надо, и Сашка думает о том, как отдаст ему тапочки-носочки и что он ей на это скажет. Можно уже сегодня
