очки и покосился на телефон.
— У меня не хватает одной девушки.
— Кого? — я направился к нему, изучая его группу.
Я знал, кто не соизволил выйти еще до того, как он сказал:
— Екатерины Снежиной, — он посмотрел на меня. — Сейчас, простите... Я схожу за ней.
Иван Моисеевич был блестящим учителем музыки, исключительно внимательным и добродушным. Студенты его обожали. Но кто такая Снежина, чтобы проявить к преподавателю и остальной группе девушек внимание?
— Ждите здесь. Я разберусь, — я повернулся к девушке рядом. — Ева. Со мной.
Я шел быстро, сокращая десятиминутный путь как мог. Ева пыталась не отставать, но ее короткие ножки не успевали за мной.
— Вы видели сегодня утром новую студентку Снежину?
Я выбрался на лестничную площадку и перешагивал через две ступеньки в раз.
— Да-а-а, — задыхалась она позади меня. — Она была с нами, когда мы выходили из наших комнат. Должно быть, вернулась назад.
Я оглянулся через плечо, отмечая ее запыхавшееся дыхание и капли пота на лбу.
— Добавьте тридцать минут кардиотренировки в свой распорядок дня.
— В этом году у меня уже полный график.
— Вставайте раньше.
Ева покраснела.
— Да, конечно. Простите, я не подумала...
Девушка была вокалисткой нашей капеллы. Ее мать была депутатом, а отец — генеральным прокурором одного крупного города. Могущественная политическая семья.
Ева в основном вела себя идеально, но ей нужно было выбирать друзей получше. Она и здесь проводила слишком много времени с Алисой, наследницей фармацевтической компании. Алиса же попала сюда за пристрастие к таблеткам и отчаянно требовала внимания.
Когда я добрался до комнаты Екатерины, то постучал в закрытую дверь.
Ответа не последовало.
— Открой, — я кивнул Еве, стоя спиной к двери.
Она послушалась и проскользнула в комнату. Ее шаги замерли. Затем она проговорила, обращаясь к Снежиной:
— Катя, зачем ты создаешь неприятности себе и мне?
Я ущипнул переносицу.
— Она в порядке?
— Не поняла…
— Она одета?
— Да?
Почему она ответила вопросом на вопрос? Что за тупица. То есть мне надо поработать над ее речью.
— Это вы мне скажете!
— А? — она прижала ладони ко рту.
Я разозлился, повернулся и обнаружил, что Екатерина сидит на кровати и заталкивает печенье Еве в рот. Она прижала коробку к груди и торопливо взяла еще пригоршню.
Ну хоть одета, и на том спасибо.
— Если ты откусишь еще один кусочек, твое наказание удвоится.
Катя косо взглянула в ответ, хихикнула и вновь запихнула печенье себе в рот. Крошки скатились с ее рубашки и собрались на юбке. И юбка была не настолько длинной, чтобы прикрывать бедра.
Я расставил ноги, свел руки за спину и сказал:
— Выйди и присоединись ко мне в холле.
Снежина медленно поднялась и отзеркалила мою стойку — руки за спину, ноги расставлены.
О боже. Ну теперь хотя бы мне понятна причина шока Евы.
Большая часть юбки Снежиной была обрезана. Она была такой короткой, что я мог разглядеть ее кружевные трусы.
Ева как стояла статуей, так и продолжила стоять, пережевывая печенье. Только, кажется, икнула.
Вместо того, чтобы скрывать эту непристойность, Екатерина отставила коробку с печеньем в сторону и выставила вперед бедро.
— Я ведь не нарушаю ваши правила? Всем велели носить форму. Пожалуйста.
— Всем велят носить форму, а не портить ее.
— Вам не нравится?!
Ева отмерла, подавилась смехом и быстро закрыла лицо.
— Я отдал тебе приказ, и каждая секунда твоего неповиновения — это еще одно наказание.
— Ты очень грубый и злой, — Екатерина прижала печенье к груди и зажевала еще пригоршню, когда вышла в холл. — Прежде чем других учить манерам, не мешало бы самому научиться!
— Ева, возьми ножницы со стола и присоединяйся к нам. — Я протянул руку к Снежиной. — Отдай мне печенье.
Она надула губы и отступила, крепче прижав коробку к груди.
— Я не ела со вчерашнего обеда.
— Разгрузочные дни полезны для здоровья. Мы тут избегаем излишеств.
— Я не знаю, что вы здесь едите, но надеялась, что меня хотя бы утром с меню ознакомят.
Снежина съела еще одно печенье и уставилась на мою протянутую руку.
Я не двинулся с места, не отвел взгляд, мысленно подсчитывая ее нарушения.
Ее дыхание участилось, и она медленно передала печенье мне. Я схватился за коробку, а она задержала на мгновение руку, не выпуская и дергая, испытывая меня, прежде чем отпустить.
Ева появилась рядом со мной. Я взял ножницы и отдал ей печенье.
— Протяни руку, — сказал я Екатерине.
Ее глаза широко раскрылись.
— Зачем? Что вы сделаете?!
— Пытаюсь подавить беспорядки в зародыше, — спокойствие проговорил я, оставляя голос невыразительным. — У каждой причины появляется следственная связь. Сейчас ты примешь свою.
— Я не дам отрезать мне пальцы. Что это за психушка?
— Это частная академия. Представляете, студентка Снежина, что я могу сделать с одной подопечной, чья мама дала разрешение применять к ней любые — вы слышите? — любые методы, если я гарантирую, что все последствия заживут. А у меня очень квалифицированные врачи и оборудованный медицинский отсек.
Я поднял взгляд на ее длинные волосы.
— Только не волосы! — прошипела она. — Только тронь меня, козел, и я подам на тебя в суд.
— Тогда протяни руку.
Она зарычала, но протянула.
Я щелкнул лезвиями и поймал тонкий бриллиантовый браслет, падающий с ее запястья.
— Нет! — из нее вырвался то ли стон, то ли всхлип. — Это подарок отца. Браслет стоит три тысячи долларов!
— Теперь он ничего не стоит. Как и твоя форма, — я бросил его в мусорное ведро в ее комнате и протянул ножницы Еве. — Откуда вы украли печенье и ножницы?
Екатерина молча посмотрела на голое запястье, потом на меня. В глазах горела ярость.
— У меня бесконечное терпение, Катя. Но прямо сейчас… — я посмотрел на часы. — Одиннадцать человек опаздывает на прогулку из-за твоего эгоизма.
Ее бунт был ожидаемым, она зашла слишком далеко и знала это.
— Последняя комната справа, — она указала на дверь за собой.
— Верни украденные вещи, — сказал я Еве. — Быстро.
Когда та умчалась, я наклонился к Екатерине. От нее умопомрачительно пахло лимоном и ванилью. И
