понятно, какой длины должна быть форма? Можешь подняться.
Когда Снежина встала, ее глаза горелись яростью. Это было больше, чем раздражение по поводу соблюдения правил.
— Хочешь что-то сказать? На будущее, Снежина, советую тщательно выбирать слова.
— Хорошо. Но я скажу, — она раздраженно откинула с лица волосы. — Это так… Патриархально!
— Продолжай.
— Бесполезно и унизительно. Я имею в виду, вы можете ясно видеть длину моей юбки, не заставляя меня становиться перед вами на колени. Вы это проделали специально, чтобы унизить меня и вызвать стыд.
— Надеюсь, у меня получилось.
— Если бы я была студенткой в нормальном университете, мне бы не пришлось вставать на колени во время проверки гардероба. Мне даже юбку не пришлось бы носить. Это полная чушь… — она вздохнула и уже более ровно договорила. — Это устаревшая сексистская практика, от которой вам стоит отказаться. В интересах ваших же студентов.
Я опустил руки и ошеломленно уставился на нее. За девять лет, что я руководил этой академией, ни одна девчонка не посмела заявить мне в лицо, что я сексист.
— Вы правы.
— Я? Что?..
— Да, Екатерина. Вы высказались уверенно и убедительно. Вы убедили меня, что одного психологического сексизма явно недостаточно для некоторых студентов. Моя мягкость не идет им на пользу. Они не извлекают нужных уроков. Я прослежу, чтобы ввели практику.
— Вот так значит?
— Именно так, — я склонил голову. — Я всегда внимателен к предложениям, вносимым студентами для оптимизации процесса перевоспитания.
— Ненавижу! — вспыхнула она.
— Это не означает, что стыд и унижение будут исключены из твоего наказания. Но они станут публичными.
— Ой, — она нахмурила брови. — Может быть, оставим все как есть? Для первого раза? С поправкой, что я здесь новенькая.
— Можем попробовать. Но в другой раз.
Я вывел ее из общежития, и десять минут спустя мы стояли на обрыве между высокими корабельными соснами. Далеко внизу река делала изгиб, и открывался хороший вид на залитый солнцем холм, поросший тут и там ивами. Их зеленые косы шевелились на ветру.
Догнать группу девушек удалось только спустя еще десять минут.
Когда мы двинулись в обратную сторону, один из парней встречной группы оглянулся через плечо. Маленький говнюк открыто пялился на Снежину, пристально смотрел и еще ткнул локтем в парня, идущего рядом с ним. Через минуту уже весь ряд парней уставился на Екатерину.
Я посмотрел на них самым суровым взглядом, но никто этого не заметил. Они были очарованы моей феей. Может, узнали ее по прессе. Но я предполагал, что дело не в узнавании.
Снежина была нокаутом. Потрясающим, превосходящий все, с чем эти мальчики когда-либо сталкивались.
Краем глаза она протянула им ладонь и послала воздушный поцелуй.
Некоторые из них попытались его поймать. Ивана, твердящего в это время про звуки музыки вокруг, никто не слушал.
Я наклонился к Снежиной и зарычал ей на ухо.
— Это твое последнее предупреждение. Сделай так еще раз, и получишь первое наказание.
— Начнете с порки? Что выберете, ремень или трость? — прошептала она. — Если будете бить тростью, она должна быть не толще пальца. Правда, вы можете отступить от правил и выбрать что потолще. Член, например.
Я и сам не знаю, чего хочу больше. Трахнуть ее или выпороть. Или и то и другое вместе.
— Помолчи и обрати внимание на то, о чем говорит Иван Моисеевич.
— Ага…
Снежина прижалась к стволу огромной сосны, и я не поверил своим глазам. Она задремала. Ее голова свисала под неудобным углом.
Я тряхнул ее за плечо. Она дернулась и произнесла:
— Извините, Иван Моисеевич, очень интересно. Что вы говорили про пути миграции бабочек? Повторите, пожалуйста.
Наш воодушевившийся ученый и музыкант продолжил откуда начал.
А ее голова снова уткнулась в грудь.
Так и пошло. Через то немногое время, что она действительно была в сознании, она зевала, улыбалась, подмигивала парням и испытывала мое терпение. Снежина просто напрашивалась на исключение!
Но она научится. К концу дня поймет значение тяжелого урока.
ЕКАТЕРИНА
После прогулки я намеренно отошла от группы, чтобы снова завладеть Шереметьевым. В некоторых реакциях он был так предсказуем, что глупо было не воспользоваться.
Вот и сейчас он пошел за мной как курица-наседка, собирая своих отбившихся цыплят от стайки.
— Похоже на попытку побега.
— О, хорошая идея, — усмехнулась я. — Если бы еще знать в какую сторону бежать.
Он уставился на меня, как на идиотку. Этот хмурый взгляд был еще злее, чем всегда.
По спине пробежались мурашки.
— Ты верно шутишь. Тут на много километров вокруг только тайга. Не смей без сопровождения выходить за пределы академии.
Я скривилась.
— А с сопровождением могу?
— Ты должна была прочитать правила, — жестче произнес он. — Там указано в каких случаях и с кем ты имеешь право покидать территорию академии.
Я закатила глаза.
— Вы серьезно? Полагаете, мне было время на чтение ваших дурацких правил.
— Предупреждение уже было.
— И что? — не поняла я.
Наша группа под предводительством Ивана Моисеевича уже возвращалась в академию. Девочки оглядывались на меня с ректором. Ну а мне это было даже на руку. Так они быстрее примут меня в свою банду воздыхательниц по Шереметьеву.
— Теперь наказание. Некуда откладывать, раз ты не понимаешь слов.
Он серьезно?
Из головы тут же выветрилось задорное неповиновение. Я попыталась усмехнуться, но в итоге получилась кривая улыбка.
— Сейчас? — проблеяла я, хотя хотела сказать уверенно и с достоинством.
— Идем. За мной.
Шереметьев развернулся и быстрым шагом пошел к академии, обгоняя не только нашу группу девочек, но и другие группы на прогулке.
Что ему пришло в голову? Интересно, какое наказание он выберет для меня?
Но все оказалось банальным до невозможности.
Он запустил меня в небольшой пустующий класс и посадил за парту с компьютером.
— Сейчас ты пройдешь внутреннее тестирование, по результатам которого я определю твой уровень и назначу занятия. Времени у тебя будет четыре академических часа.
— А наказание? — смутилась я, думая, что мы шли сюда за другим.
— В другое время. Раздевайся, присаживайся.
Шереметьев включил компьютер, подождал, когда тот загрузится, потом что-то набрал там, открыл, развернул и указал мне на стул.
Я села и опухла.
