– Думаю, да.
– До свидания, Лев Алексеевич, – прощаюсь, и Авилов отключается, а я продолжаю стоять, держа телефон возле уха.
«Оплата поступила в полном размере».
Такое бывает?
После всего, что я пережила за эту неделю, мне очень сложно поверить, что Настину операцию не придётся откладывать. Я никогда не верила в чудеса, но что это, если не чудо?
Стою посреди улицы и не могу сдержать эмоции. Радость и неимоверное облегчение заполняют всё внутри. Мне хочется смеяться и плакать одновременно.
– Спасибо! – шепчу, поднимая глаза к небу, чтобы сдержать слёзы, но они сами катятся по моим щекам.
– Мама! – в меня врезается моё маленькое торнадо. Настя обхватывает за ноги, вырывая меня из блаженного оцепенения.
– Яся, что случилось? – следом подбегает испуганная мама.
– А мы тебя в окошко увидели. Ты шла, шла, а потом остановилась. Как заколдованная, – тараторит дочка, подняв своё светлое личико вверх.
Смотрю на своё Солнышко, а в глазах всё расплывается от слёз.
– Тебя заколдовали, да? Мне бабушка сказку читала про принцессу.
– Яся, что случилось? – спрашивает мама. – Тебе не дали кредит?
– Не дали, мам.
– И что теперь? – голос звучит взволнованно. – Может, отложить операцию? Папа машину попробует продать.
– Не нужно ничего продавать, мам.
– А как же… – мама переводит взгляд на Настю, и в её глазах стоит боль.
– Всё хорошо, мам. Операция будет по плану, – обнимаю свою малышку и выдавливаю слабую улыбку. Сил на то, чтобы радоваться, у меня нет.
– А деньги где взять?
– Лев Алексеевич сказал, что им уже поступила вся сумма.
Мама смотрит на меня неверящим взглядом.
– Ты уверена?
– Не знаю, мам. Но Лев Алексеевич сказал, что деньги они получили.
– Откуда?
– Я не знаю, мам. Не смотри на меня так, пожалуйста.
– Яся, ты же не… не продала себя?
– Боже, мама, как тебе в голову такое могло прийти?
– А что мне остаётся ещё думать? – оправдывается.
– Не знаю, мам. Ты сама-то веришь, что кто-то готов заплатить деньги за… сомнительное удовольствие?
– Извращенцев разных хватает, – бурчит мама.
– Нет, мам. Я, правда, не знаю, откуда поступили деньги.
В мамином взгляде неверие, осуждение и миллион вопросов, на которые у меня всё равно нет ответов.
– Может, это всё-таки Олег? – высказывает предположение.
Честно говоря, у меня нет никакой другой мало-мальски правдоподобной версии, кроме того, что Олег одумался и заплатил за операцию дочери, или же Лазаревой сообщили о моём визите. Но в последнее как-то очень слабо верится.
– Мам, я не знаю.
– Может, ты подумаешь и заберёшь заявление о разводе?
– Зачем? – смотрю на мать в полном недоумении.
– Потому что женщине очень трудно одной вырастить ребёнка.
– Не переживай. На своего ребёнка сил у меня хватит. И даже, если это Олег заплатил за операцию, заявление я забирать не буду, – отрезаю. – Это не обсуждается, мам.
– Яся, давай ты немного успокоишься и подождёшь.
– Кого ждать? «Отдохнувшего» мужа? Нет, мам. Я никого ждать не собираюсь. Свой выбор Олег сделал неделю назад.
– Ох, Яся, Яся.
– Мам, мы пойдём. Нам нужно собираться, – пытаюсь избежать назревающей ссоры.
Глава 19
Мои переживания, где найти деньги, капля в море по сравнению с тем, что я испытываю сейчас. Бездействие, когда от тебя уже ничего не зависит, невыносимо.
Пока Настю готовили к операции, я ещё держалась. Но потом… Потом потянулись бесконечные минуты самого долгого в моей жизни ожидания. Мне казалось, что секундная стрелка на висевших на стене больших круглых часах перед каждым делением зависает, словно преодолевает высокий барьер прежде чем сдвинуться с места. И так каждый раз. Одна минута тянется целую вечность, и можно сойти с ума от неизвестности. Я никогда не верила в бога, но сейчас прошу небеса помочь моей дочери.
Лев Алексеевич выходит сам, сообщает, что всё прошло хорошо, и Настя большая молодец. Объясняет мне некоторые моменты, но всё, что я хочу – это увидеть дочь.
Мне позволяют зайти к дочке в палату интенсивной реанимации и терапии. Моя девочка лежит на огромной высокой кровати и кажется такой маленькой. Её глаза закрыты. Она спит, ещё не отойдя после наркоза. Изо рта тянется дыхательная трубка. К Насте вообще подключено очень много трубок, катетеров и электродов.
– Дыхательную трубку мы уберём через два часа, – произносит Авилов, замечая мой взгляд.
– А с ней она сможет говорить?
– Не волнуйтесь. Медсестра обязательно поймёт, что потребуется вашей дочери.
– Как долго Настя здесь пробудет?
– Один-два дня. Завтра она уже сможет садиться. Как только Настю переведут в обычную палату, вы сможете находиться рядом с ней. Сейчас вам лучше пойти домой и отдохнуть. Идёмте, я вас провожу. К сожалению, правилами запрещено здесь находиться посторонним. – Авилов жестом просит меня покинуть палату.
Я бросаю ещё один взгляд на дочь уже через стеклянные перегородки, но уйти из больницы у меня не хватает сил.
Я бесцельно сижу в фойе, где и находит меня Майка. Подруга забирает меня к себе, потому что дома я точно сойду с ума от беспокойства.
– На, держи. – Майя протягивает мне чайную чашку с какой-то мутной жидкостью.
– Что это?
– Ты не спрашивай, а пей.
– Май, я не хочу.
Я действительно ничего не хочу. Ни есть, ни пить, ни спать. Всё, что я хочу, это обнять свою дочь.
– Это я уже сто раз слышала за сегодня, – констатирует Майя. – Тем более я не спрашиваю, что ты там хочешь. Пей.
Подношу чашку к носу. Не самый приятный запах.
– Так. Нечего мне тут нюхать. Зажала нос и выпила. – В ком-то явно пропадают командирские качества.
– Май… – жалобно смотрю на подругу, но это её не трогает.
– Я уже тридцать лет как Майя. Терпеть не могу своё имя.
– Тридцать один, – поправляю. – И имя очень красивое.
– Ты ещё секунды посчитай, умная ты наша, – ворчит на меня Майка. – Я тебе в комнате постелила, или ты здесь будешь спать?
– Мне и здесь хорошо. Я не буду спать.
– Ага-ага. Не будет она, – хмыкает скептически. – Так, подушка у тебя есть, – суетится подруга. – Сейчас принесу одеяло.
– Не надо. Мне пледа хватит. И твоего медведя.
Обнимаю вместо Насти Майкиного плюшевого полутораметрового медведя.
– А ну да. Макс клёвый, – усмехается Майя.
Макс – это она про медведя.
– Теперь я понимаю, почему Настя его так любит, – утыкаю нос в Макса и всхлипываю, вспомнив про дочь. Как она там?
– Эй, ты чего? – Майка садится рядом и обнимает меня за плечи. – Ясь, ведь всё хорошо. Уже всё позади! Пару дней наша Настёнка выдержит. Главное, чтобы врачи её выдержали, – подшучивает беззлобно. – Ты, кстати, не узнавала, откуда деньги?
– Нет, Май. Не до них мне было. Хотела позвонить Олегу, но не стала.
– И правильно сделала, что не стала. У него тоже телефон есть, если что. Если, конечно, его мамзель и телефон не утопила, – хрюкает Майка. – Кстати, что-то «видеорепортажа» с острова я сегодня не видела.
– Май, оно тебе надо? – качаю головой, наблюдая, как подруга листает новости.
– Конечно, надо! Мне бы только твоего благоверного в кадре поймать.
– Зачем?
– Так. – Майя беспечно пожимает плечами. – Для истории. Чтобы в нос ему сунуть, когда он оправдываться будет.
– Не будет он оправдываться. Он даже не позвонил, чтобы узнать, как всё прошло, – произношу холодным тоном.
– Некогда ему. Ныряет он. Кольцо ищет, которое его лахудра утопила. А то на новое-то денег нет. Как бедненькая Аделина без кольца будет? Не представляю, – зло язвит Майка. – Это же как голой ходить.
Ни Олег, ни свекровь не позвонили, чтобы узнать, как прошла Настина операция. Однако на следующий день мне позвонил Пётр Николаевич, отец Олега, и для него оказалось большой новостью, что мы с Настей остались одни.
