Когда в нашем доме появились внутренний водопровод, септик и горячий душ, мы решили потратиться на установку солеочистителя и спутникового Интернета, чтобы оставаться на связи с внешним миром.
Наши многочисленные звонки по Skype были адресованы Пиппе.
Долгое время я беспокоился о ее психическом здоровье. Но с годами, когда она из тихой одиннадцатилетки превратилась в чувствительного подростка, я понял, что она никогда не будет буйной и беззаботной. В ее сердце было слишком много печали, но в ней также много мудрости. Она понимала, что в жизни может произойти все что угодно.
Она жива. У нее своя жизнь с бабушкой и друзьями из школы. И она приезжала к нам каждый год, и с каждым годом становилось легче.
Ее присутствие в нашей жизни (даже в малых дозах) — это больше, чем я надеялся.
По ночам Эстель изучала новые квалификации, чтобы продолжать развивать наш новый образ жизни, и передавала информацию о растениях, которых мы не знали, знакомя с нашим островом.
Это было смиренное напоминание о том, что, несмотря на то, что мы стали очень зависимы от технологий, мы прекрасно обходились без Всемирной паутины. Мы сделали это вместе, благодаря здравому смыслу и готовностью попробовать.
Но при этом мы были осторожны.
Благодаря этим ингредиентам мы смогли превратить растения (на первый взгляд, не съедобные) в целый шведский стол, не прибегая к помощи энциклопедий или сети Интернет.
И, слава богу, у нас было много припасов, потому что в настоящее время эти припасы были востребованы.
Когда-то давным-давно мы игнорировали Рождество.
Однако после возвращения все изменилось.
Наш полностью построенный двухэтажный дом стал не просто домом для моей семьи, но и идиллическим местом отдыха для наших близких.
Я гордился этим.
Гордился своим скромным расположением на нашем пляже в нескольких метрах от первоначального (ну, второго после пожара) дома. Теперь этот дом превратился в место отдыха детской мечты с гамаками и разбросанными морскими ракушками.
Vitu na Vonu был не просто нашим домом. На этом необитаемом острове теперь жила целая семья. Он превратился в прекрасное пристанище. И в его защищенных рифом границах регулярно происходят радостные события.
— Ты идёшь? — Коко высунула голову из-за кухонного острова. Ее золотистые волосы были покрыты морской солью и дико растрепаны. — Они хотят лобстера и сказали, чтобы я позвала тебя.
— Нетерпеливые, да?
Она хихикнула.
— Ага. Я тоже. Я голодная.
— Ты только что съела коктейль из креветок.
— Неважно. Я все равно голодная.
Я закатил глаза. В шесть (почти семь) лет Коко превратилась в гибкую, более молодую версию Эстель. Моя жена говорила, что в моей дочери есть что-то от меня, но я видел только женщину, которая владела моим сердцем. От светлых волос до высоких скул. Единственное отличие, — это глаза, которые стали голубыми, а не зелеными.
— О, и дедушка просил передать, что Финник хочет сок.
Упоминание о моем двухлетнем сыне согрело душу. А то, что отец приехал, чтобы встретить Рождество вместе с нами, — тем более. Он покинул Англию год назад, переехав в небольшой холостяцкий домик, который я построил на противоположной стороне нашего острова.
С той стороны, где почитали Коннора и его родителей.
Отец по-прежнему носил траур по маме, но, по крайней мере, рядом с ним была семья, солнце и беспечная старость.
— У меня горят уши. Кто это говорит обо мне?
Я вытирал руки о чайное полотенце, когда появился мой отец.
На руках у него сидел мой маленький мальчик.
Как только Финник увидел меня, он протянул в мою сторону пухлые руки, чтобы я взял его. Его небесно-голубые глаза слезились от боли, нижняя губа подрагивала.
— Ой!
Я забрал его у папы.
— Что случилось?
— Малыш слишком быстр. Он упал лицом в песок и ушиб коленку. Опять.
Это происходило еженедельно (если не ежедневно). Финник был ходячим несчастьем. Его координационные способности оставляли желать лучшего. Если Коко была похожа на Эстель, то Финник был моей точной копией: длинные конечности, темные волосы и плутовская ухмылка. Надо было назвать его Озорником.
К счастью, старшая сестра не выпускала его из виду.
И поскольку Эстель очень сильно раздалась во время беременности Финником, я не отпускал ее от себя. Мы регулярно ездили на материк для обследования, и когда она была на последних месяцах беременности, мы не отважились выходить в море, поэтому платили врачу, чтобы он приезжал сюда.
Беременность протекала без осложнений, и Эстель заговорила о том, чтобы еще раз родить на нашем острове.
Я наотрез отказался.
За две недели до родов мы приехали в Нади, остановились в местном отеле, недалеко от больницы, и были довольно спокойны. Мы плавали в хлорированной, а не соленой воде и ели пищу, приготовленную другими людьми.
И когда она рожала, это происходило в стерильной палате, где были медицинские работники и современная аппаратура, необходимая, если что-то пойдет не так.
Мне стало намного легче от осознания того, что помогают профессионалы, у которых есть опыт, а не только я и окутанное ночью море, как в прошлый раз.
Еще одним преимуществом двухнедельного пребывания на материке стало то, что я, наконец, решился на коррекцию зрения, чтобы избавиться от необходимости носить очки.
Когда мы только переехали, я заказал десять пар очков на всякий случай. Мне не хотелось оставаться практически слепым.
Из-за постоянного нахождения в соленой воде линзы очков покрылись коркой, пока я работал, пот и влажность мешали и неблагоприятно влияли на оправу.
Поэтому Эстель предложила операцию по коррекции зрения.
И я был чертовски благодарен за то, что послушался.
— Ты ходячая катастрофа, да, Фин?
— Нет.
Финник надулся, когда я положил его на кухонный стол.
Порывшись в ящике с кремами и пластырями, Коко подошла к холодильнику и дернула за тяжелую герметичную дверцу.
Я посмотрел на нее, обрабатывая царапину на колене Финника
Я не сказал ни слова, когда она взяла чашку, наполненную кокосовой водой, и передала ее брату.
— Держи. Выпей, ты почувствуешь себя лучше.
Черт, она знала, как покорить мое сердце своей детской добротой.
Я любил её.
Их.
Всех.
Отец поймал мой взгляд.
Мы улыбнулись друг другу, понимая без слов, насколько ценной станет связь между братом и сестрой.
Поцеловав сына в лоб, я снова передал его отцу.
— Там все в порядке?
Вместе с отцом мы пригласили прораба, который помогал мне строить дом, его жену с двумя детьми. Мы также пригласили всех желающих с ближайших к нам островов, проявив гостеприимство тем оставшимся, кому не с кем было встретить Рождество.
Само собой, Мэделин тоже была здесь. Как и каждое Рождество, день рождения, юбилей и любой другой повод, который она могла найти. С учетом того, как часто она сюда наведывалась (пользуясь налоговыми вычетами, чтобы встретиться с боссом по «рабочим вопросам»), можно было бы и переехать.
Не то чтобы меня это волновало.
Я полюбил эту сумасшедшую.
Не говоря уже о том, что она с военной точностью управляла нашей жизнью в городе, следила за контрактами и обязательствами Эстель, переправляла бумаги и запросы на интервью от ее звукозаписывающей компании, делая все возможное, чтобы симбиотические отношения (прим. пер.: Симбиотические отношения (+ +) — взаимовыгодное сожительство организмов разных видов) процветали.
Эстель продолжала писать тексты и петь, а готовые записи отправляла Мэди, чтобы та передавала их музыкальным подрядчикам или загружала непосредственно на iTunes для слушателей в Интернете.
Одним словом, деньги для нас не были проблемой.
Мы не растрачивали время на безнадежную работу или ненавистные поездки на работу.
И мы были довольно обеспеченными людьми.
Мы оплатили образование Пиппы. Время от времени оплачивали медицинские счета ее бабушки и приобрели несколько голубых фишек (прим. пер.: Голубые фишки — акции крупнейших и наиболее стабильных компаний) для Коко и Финника, когда им исполнится восемнадцать. Не говоря уже об инвестициях, которые мы вложили в инфраструктуру ФиГэл.
