Мы приняли это место так же, как оно приняло нас.
— Да, все наслаждаются солнцем и пивом. — Отец засмеялся, взял Коко за руку и повел детей обратно на пляж. — Увидимся там. Не задерживайся.
— Хорошо. Еда почти готова.
Все утро я трудился на кухне (после того как выгнал Эстель), чтобы приготовить рождественский пир из морепродуктов. У нас было так много еды, что я сомневался, что мы все съедим. Но изобилие таких фуршетов не надоедает.
Не после тех первых дней голода.
После этого все казалось вкуснее, насыщеннее.
Финник вздрогнул, слезы сменились смехом, когда дед что-то пробормотал ему на ухо.
— До скорой встречи!
Коко выскочила на улицу и по пандусу с веранды помчалась к большому столу, где наши гости ждали основное блюдо.
Все, кроме Эстель.
Я улыбнулся, когда над островом зазвучала призрачная мелодия мини рояля «Миньон», который я заказал.
Лобстеры подождут.
Мне было необходимо обнять её.
Я босиком ступал по большой гостиной открытой планировки, мое сердце сжалось, когда я увидел Эстель.
Ее пальцы скользили по черным и цвета слоновой кости клавишам, а с пляжа доносились звуки разговоров, смешиваясь со звоном бокалов и трепетанием белых газовых занавесок.
Рай.
Вместо рождественской песни Эстель исполнила одну из своих оригинальных композиций. Песню, которую я просто обожаю и которую на YouTube прослушали более пятнадцати миллионов раз.
Я подкрался к ней сзади и заключил в объятия.
Она не перестала играть, но наклонила голову, целуя мое загорелое предплечье.
— Привет.
— Привет.
— Как думаешь, они готовы?
— По словам Коко, они умирают от недостатка лобстеров.
— Ах, бедняжки. Какой ужасный недуг.
Я скользнул рукой ниже, обхватывая ее грудь.
Сегодня на ней был простой розовый сарафан, серебристое бикини под ним сверкало, словно жидкая ртуть.
— Не знаю, выдержу ли весь праздник. Зачем мы пригласили столько народу?
— Потому что ты милый. — Она втянула воздух, когда я ущипнул ее за сосок. — И у тебя нет выбора.
— О, у меня есть выбор. — Я лизнул мочку ее уха. — У тебя тоже есть. Хочешь на несколько минут забыть обо всех?
— Всего на несколько минут? — Она захихикала. — Мне кажется, ты себя недооцениваешь, Гэл.
— Когда я нахожусь в тебе, удивляюсь, что могу продержаться больше нескольких секунд.
Она вздрогнула, когда моя рука переместилась с груди на горло, сжав его слегка, по-хозяйски.
Ее голова склонилась набок, в предложении прикоснуться к ней ртом.
И я так и сделал.
Мы неторопливо и чувственно целовались, и все это время она не переставала играть самую спокойную колыбельную.
Я застонал, так как мои шорты стали слишком тесными для того, чтобы выходить к гостям.
— Это желание когда-нибудь угаснет?
— Надеюсь, нет
— Тебе нравится иметь такую власть надо мной?
— Нравится? Нет. — Она улыбнулась. — Я обожаю это.
— Я люблю тебя.
— Я тоже тебя люблю.
Наши губы снова соединились.
— Как думаешь, они знают? — спросил я, отстраняясь и проводя рукой по волосам.
Я снова отрастил их, и длина начала раздражать.
— О нашем вёртком сюрпризе? Наверняка. Но только если проказничают и лезут туда, куда мы им запрещаем.
Мои мысли переключились на беспородного щенка, которого мы спасли из местного приюта на материке. Он неряшливый, приговоренный к смерти. Сейчас он прятался в лесу у фруктового сада, ожидая встречи со своими новыми хозяином и хозяйкой.
Мы отправились за рождественскими подарками для детей, и так же, как Пиппа каждый год, когда черепахи приплывали на кладку яиц, они умоляли нас завести домашнее животное.
Мы наконец-то решили осуществить это желание.
Мы также решили облегчить жизнь вылупившихся черепашек и (с разрешения правительства) установили несколько резервуаров, вмонтированных в песок, чтобы черепашки могли плавать и быть защищенными в течение нескольких дней, прежде чем уползти в открытое море.
— Как насчет того, чтобы поспать сегодня под звездами, когда все уйдут?
Эстель кивнула.
— С радостью.
— Может, напишем рождественские пожелания на песке, как в старые добрые времена?
— Я бы этого очень хотела. — Ее глаза засияли. — Ты сегодня полон прекрасных идей.
Я ухмыльнулся.
— Пытаюсь
Такие моменты наполняли мою жизнь смыслом. Однако не хочу сказать, что наша жизнь всегда была легка и прекрасна. У нас были тяжелые моменты (если поднимался ураган), мы все еще болели и иногда ссорились.
Но по сравнению с тем, что пережили герои фильма «Крысиные бега», мы жили в идеальных условиях.
Даже наши дети почти не ныли и не жаловались.
Ведь как можно ныть, живя в раю?
Никак.
А если и возникали разногласия, то наша традиция оставлять послания помогала их разрешить.
Если мы злились, мы оставляли послания на песке.
Если нам было грустно, мы также писали на песке, чтобы волны могли унести печаль.
Это был идеальный «Волшебный экран» (прим. пер.: Волшебный экран — Игрушка представляет собой экран с двумя ручками для создания эскизов. Внутри засыпан алюминиевый порошок. Если потрясти экран – изображение исчезнет, и рисовать можно заново) для решения наших проблем.
— Кстати, о посланиях... — Я отодвинулся, подождал, пока Эстель закончит играть и встанет. — Никогда не догадаешься, что я нашел вчера вечером, когда пошел купаться.
— Оу? — Она подошла ко мне, обхватив руками мою талию. — Что?
— Кое-что, о чем ты мне не рассказывала.
— Что?
— Бутылка с...
— Бутылка? — Ее глаза сузились. — Не знаю, о чем ты...
— Послание в бутылке.
— Что... — Она помолчала, затем просветление озарило ее лицо. — Ах, ты об этом.
— Да, об этом.
Она опустила взгляд.
— Мне очень жаль. У меня был не самый лучший период, и я... я не думала.
— Значит, ты вырвала из блокнота текст одной из своих песен и надеялась, что кто-нибудь нас найдет? — Я погладил ее по щеке. — Эстель, ты ведь помнишь, какую песню ты выбросила в море? Ты ведь понимаешь, что не написала никаких подробностей о нас, о катастрофе, ничего, что помогло бы найти нас, если бы каким-то чудом прилив отнес бутылку туда, где нам могли бы помочь, а не обогнул атолл, чтобы снова оказаться на том самом берегу, с которого ты ее бросила.
— Я... я не уверена. Честно говоря, я мало что помню о той ночи. Я просто схватила лист с текстом, засунула его в пластиковую бутылку, закрутила крышку и бросила. — Она пожала плечами. — Я не ждала результата.
— Тогда почему послание было о нас?
Ее щека потеплела под моей ладонью.
— Что... что ты имеешь в виду? Послание было не о нас. Текст был о смерти, тьме и боли.
— Нет, Стел... это не так.
Мы стояли молча, ее глаза вглядывались в мои, пытаясь понять.
Опустив руки, я вытащил из заднего кармана смятую, залитую водой страницу.
Когда я обнаружил послание в бутылке вчера вечером, покачивающимся на волнах, словно умоляя взять его, я не имел ни малейшего представления о содержимом. На мгновение я забеспокоился, что какой-нибудь несчастный оказался на берегу и отчаянно надеется, что его кто-нибудь спасет.
Я был удивлён, увидев почерк Эстель.
И прочитал песню, которую никогда не имел удовольствия видеть.
Но, так или иначе, после почти пяти лет блаженства на острове, который почти четыре года снился в кошмарах, это было безупречное завершение.
Единственно возможное завершение.
Начало нашей новой концепции.
Тяжело дыша, Эстель расправила лист и прочитала:
— Я приземлилась, чтобы найти его. Я упала с неба, чтобы узнать его. Я умерла смертной смертью, чтобы быть достойной его. Я возродилась благодаря ему. Если спасение так и не придет, знайте, что оно мне не нужно. Если помощь так и не придет, знайте, что она мне не нужна. Если мы умрем здесь вместе, будьте счастливы, зная, что такова была наша судьба. Не ищите нас. Не оплакивайте нас. Не плачьте о нас. Потому что мы были счастливчиками, избранниками, единственными друг для друга.
