погуляли? — спрашивает отец, когда они возвращаются с рыбалки.
— Нормально — буркаю в ответ, уставившись в экран телефона.
— И все? Просто нормально?
Я даже голову поднял, чтобы посмотреть на него. Батя знает что ли? Машка уже напела? Только когда? С тех пор, как мы вернулись в дом, она сразу же убежала к себе в комнату и закрылась там.
Отец склоняется надо мной в ответ и шипит на ухо:
— Надеюсь ты ничего не набедокурил? Иначе я тебе яйца оторву, понял меня?
ЖЕНЯ
Маяк — Ненавижу
Первым пришло невыносимо сильное желание расцарапать Денцову лицо в кровь. Разукрасить красными полосами по щекам. Сразу же после полученного глубокой ночью видео от неизвестной мне «Мари Беспалова».
В глухой темноте, разбавленной отблеском ночника лежал Влад. На животе. С руками под головой, повернутой в сторону. Он спал. Одеяло было спущено самых щиколоток. Влад был обнажен. Полностью. Видимо, чтобы у меня не осталось ни доли сомнений.
Рядом сидела девчонка в одном нижнем белье. Та самая, что была с ним в машине. И будничным сонным тоном объясняла:
— Короче, Лисичка. Уж не знаю, как там тебя зовут, но у Влада в телефоне ты записана именно так… Запомни: он мой. И пока ты написывала ему, как скучаешь и про дебильный дождь, Влад был со мной. И занимались мы, как ты можешь понять — девчонка мерзко скривилась и перевела камеру ближе на спящего Денцова, — занимались бы далеко не разговорами… Поэтому просто отвали. Я на многое способна пойти, но тебе его не отдам.
А я смотрела на его голую спину, на руку, увитую бабочками, и испепеляла себя заживо.
Злые слезы топили меня всю ночь до самого рассвета, но поутру отпустило. Выжгло намертво до состояния пустыни.
И ведь на что я могла надеяться? Господи, ведь мне все вокруг говорили, какой он. Неужели, вот дура, я поверила в свою исключительность? Поверила, что у Влада ко мне могут быть чувства. Настоящие. Такие, как он, лживый трус, мне расписывал. Поверила, что смогу укротить отъявленного кобеля. Кретинка просто.
В воскресение я переключила тумблер на режим ожидания, пока он сам приедет и все мне расскажет. Или снова соврет, но хоть как-то объявится.
Но Денцов не звонил и не писал. Пропал, лишь подтверждая истину, подсунутую мне под нос, как транспарант, в том видео.
— Геш, ты че сникла то? — отец игриво щелкает меня по носу и чмокает в щеку, пока я гипнотизирую сковороду с омлетом.
— Все нормально, просто в школу неохота — выдаю первое, что приходит на ум.
А у самой из глаз полилось, застелило все так, что даже очертаний не видно.
Папа выключает конфорку и отбирает у меня лопатку, поворачивая за плечи к себе лицом.
— Ну-ка выкладывай, давай! — требует, фиксируя в захвате мой подбородок.
Шмыгаю носом, выдыхая через рот, чтобы вытолкнуть скопившийся воздух из легких.
— Нечего выкладывать! — злобно рявкаю в ответ и чуть не вою, потому что не должна срываться на отца. Он то здесь причем? — И вообще мне в школу пора — уже тише добавляю, снимаю фартук и срываюсь в коридор.
— А завтрак? — отец идет за мной.
Он обескуражен и растерян.
— Не голодна.
Путь мой проходит в одиночестве. Потому что раньше мы ходили с Денцовым. Ромка совсем отстранился, а Леське добираться из другой стороны поселка.
Как кукла заводная здороваюсь с Азаровой, когда пересекаемся в раздевалке, давлю улыбку на ее щебетанье про прошедшие выходные, которые она провела у двоюродной сестры в Нижнем.
И горю изнутри снова. Пылаю, как никогда раньше, потому что Денцов просто проходит мимо, едва окинув меня взглядом. Потому что невысказанная тоска и боль в этом взгляде меня раздирают на части. Как он смеет так на меня смотреть? Как смеет вести себя так, будто ничего не натворил? Будто ничего между нами не было?
— Вы поругались что ли? — шепчет мне на ухо перед началом урока Леська?
— Я не знаю — коротко мотаю головою в отрицательном жесте.
— Это как? — удивляется подруга. — Денцов с таким фейсом мимо нас прорулил, типа вообще не при делах.
А мне нечего ответить, поэтому я лишь ниже склоняюсь над партой, ковыряя ручкой на полях тетради.
И уже после первого урока не выдерживаю. Пусть буду тряпкой половой, но все же мне нужно знать. Пусть скажет в лицо.
Нахожу его на перемене в другом крыле. Влад стоит в компании своих друзей, делая вид, что слушает, о чем они там треплются, и параллельно зависает в телефоне.
Иду, отсчитывая шаги, не обращая внимания ни на что больше.
Первым меня замечает Войцех. Тыкает друга в плечо, отчего Денцов лениво оборачивается. Взгляд темнеет. Губы поджимаются в упрямую линию.
— Поговорим? — спрашиваю с ходу.
Денцов бросает взгляд на вспыхнувший экран телефона.
— Урок скоро, давай потом?
Трус! Хочется заорать на весь коридор, что он подлый трус. Но мне все же удается себя сдержать.
— Нет, сейчас — не отступаю, куда уж ниже падать.
— Иди, мы прикроем, если че — встревает Муха.
Парни молчат и хмурятся.
Денцов покусывает внутреннюю сторону щеки, а потом берет меня за руку, пряча телефон в заднем кармане черных джинсов.
— Пойдем — ведет за собой в сторону пожарного выхода.
Массивная дверь хлопает, отрезая нас от шумного гогота школьной перемены. Влад отпускает мою ладонь и разворачивается всем корпусом, упираясь спиной о подоконник.
Речь, что была заготовлена и продумана в течении прошедшего урока выветривается из головы, а вместо нее лишь боль и пустота.
У нас была всего неделя. Неделя, когда я позволила себе поверить, что действительно ему нравлюсь. Не так уж и много, чтобы закатывать полноценный скандал, обливаясь слезами и посыпая упреками. Но мне и недели хватило, чтобы понять: я влюблена, черт возьми! Влюблена так сильно и безнадежно. Так остро, будто Денцов имеет власть управлять каждой моей нервной клеткой. И где теперь все это?
— Ты избегаешь меня — с обидой само собой вылетает, не могу сдержаться.
Играю в ничего не знающую.
Влад передергивает плечами, будто хочет сбросить невидимый груз.
— Нет, Жень. Просто… выходные выпали на редкость дерьмовые.
Господи, какой же мудак! Вот теперь то я снова, наконец, увидела его настоящего. Именно того самого Денцова, каким он всегда мне раньше казался. Пелену насильно сдернули.
— А я думала, что они у тебя как раз удались — нервно хмыкаю, подмечая, как в его лживых глазах загорается страх быть разоблаченным. — Ну, знаешь,
