этому решению я и приду.
А пока у меня в планах было присмотреться к Вьюгинскому хахалю, чтобы понять, что между ним и матерью моего ребенка происходит. Ну не могла же она взаправду добыть себе его за какие-то пару дней!Что-то здесь было нечисто.
Как только вышли на улицу, Митя оказался между мною и Снежаной, вцепился ручонками в наши рукава и такой вереницей мы направились «гулять». Все молчали, только Лайма то и дело охала и ахала, оскальзываясь на высоченных каблуках, и я уже собрался было отправить ее подождать нас в машине, когда Митя радостно закричал:
– Рождественская ярмарка! Идем туда! В том году мы там не были. – Он чуть крепче сжал мой рукав и доверительно добавил: – У меня ангина тогда была.
– Кстати, у меня есть очень хороший семейный врач. Снежана, если нужно…
– Не нужно! Митя ходит в прекрасную поликлинику. Хорошие врачи есть и в обычных медучреждениях, если ты не знал.
Вьюгина была раздражена, не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы это понять. Что ж, а меня это полностью удовлетворяло. Пусть свыкается с мыслью, что у Мити есть отец, и он (то есть, я) будет участвовать в жизни сына на все сто процентов.
– Идем скорее! Там есть леденцы… помнишь, мамочка, какие ты мне покупала… как тросточки.
Сын тем временем, полностью увлекшись действом, потащил нас с Вьюгиной за собой с такой недюжинной силой, что нам ничего не оставалось, как обогнать остальных.
Я бывал на разных ярмарках – самые занимательные были в Европе, но и они быстро набили оскомину. И вот сейчас, на самой обычной городской площади, уставленной продырявленными крытыми киосками, я вдруг понял, что такого чувства не испытывал никогда.
Становлюсь сентиментальным, черт побери. Как бы не начать вязать носки и отправлять их в дома престарелых.
– Папа, а ты будешь леденец? И маме купи! – Митя смотрел на конфеты, не зная, какую выбрать.
Вьюгина же в свою очередь – хмуро высматривала среди толпы остальных.
– Ой… сладкоееее, – презрительно протянула Лайма, оказавшись рядом, словно чертик из табакерки. – Сладкое мне нельзя, у меня от него зубы портятся.
– Еще бы, – тихо фыркнула Снежана. – Можно оставить все свои виниры на палочке.
Я не сдержался и громко заржал. Лайма сделала вид, что увлечена еще какими-то товарами в соседних киосках, я же взял Митю на руки и мы начали диктовать заказ продавщице. Это помогло отвлечься от того, что стало неприятным фактором пребывания на этой прогулке – Лени (пришлось подслушивать, как зовут этого типа). Он как раз решил, видимо, показать, кто его женщина (трижды ха-ха) и подошел к нам, чтобы обсудить с Вьюгиной покупку каких-то там рождественских украшений.
– Пап, нам уже, наверно, много нагрузили, – чуть смущенно проговорил Митя, когда я отвлекся на то, чтобы последить за Снежаной и цуциком.
– А? Да нет, бери, сколько хочешь.
Опустив Митю на землю, я расплатился и, забрав внушительный пакет, доверху наполненный конфетами, повертел головой. Лайму тоже надо было держать в поле зрения, а то, чего доброго, она могла потеряться, и остаток вечера я был бы занят поисками «невестушки».
Но в итоге потерялась вовсе не она…
– А где Митя? – нахмурила брови Снежана, подходя ко мне.
– Он побежал к вам с этим… как его…
– С Леней? Господи! Где мой сын, Мельников?
Все мои язвительные слова в адрес хахаля Вьюгиной, мгновенно исчезли, когда я почувствовал, как сердце бешено загрохотало в плену грудной клетки.
– Что случилось? – это уже вписалась подруга Снежаны.
– Митя! Ты его не видела?
Вьюгина заметалась между киосками, как будто рассчитывала на то, что наш сын мог попросту делать покупки в одиночку. Я же решительно вручил пакет леденцов подруге и помчался туда, куда парой минут раньше устремился сын, сообщив, что пойдет к маме.
Блин… Я ведь еще не знал, каково это – быть отцом. И конечно, был полностью виноват в том, что случилось. О чем мне и сообщила Вьюгина, побежавшая следом.
– Даже не думай, что после подобного я снова отпущу Митю с тобой! – с плохо скрываемой истерикой в голосе процедила Снежана.
– Даже не буду думать, – покорно согласился я.
– Оно и заметно! Как… как можно было…
– Вот он! Вон наш Митя!
– Что?
Мы как раз успели обежать едва ли не половину площади, когда сын наконец нашелся. Стоял чуть поодаль, в сторонке и что-то пристально изучал.
– Митя! Боже мой! Ты в порядке?
Вьюгина бросилась к сыну, который повернулся к нам. На лице его при этом появилась улыбка, полная удовлетворения.
– Со мной все в порядке, мамочка, – ответил он. И вдруг указал рукой наверх: – А вы с папой под этой… под ней еще целоваться надо, я в передаче видел.
Ага, прекрасно! В плохом воспитании обвиняют меня, а сын уже смотрит подобное! И какого черта здесь делала омела, ведь католическое Рождество давно закончилось?
Но мне было грех возмущаться. Догадливостью и смекалкой Митя пошел наверняка в меня. Времени было в обрез, поэтому я и сделал то, чего хотел с того момента, когда увидел, как цуцик прижимает к себе Снежану.
– Ну уж не… – начала Вьюгина, но ее отказ потонул в Митином «Ураааа!», когда я притянул строптивицу к себе и впился в ее губы поцелуем.
Сначала Снежана попыталась протестовать, но чем дольше длился поцелуй, тем больше она расслаблялась, и вдруг, к полной моей неожиданности, стала… отвечать. Да еще как!
Правда, счастье было коротким. Сначала я услышал восклицание Лаймы:
– Павел, что творится?!
А когда Вьюгина отпрянула от меня, почувствовал, как мне в челюсть ударяется что-то весьма внушительное.
Я со смесью ужаса и непонятного трепета наблюдала за тем, как кулак Лени врезается в челюсть Мельникова. Нужно было вмешаться, но все тело буквально парализовало. Могла только смотреть на то, как бывший босс сплевывает на снег кровь и как тяжело вздымается его грудная
