Я подпрыгиваю на нём сама, вжимаясь в его тело, и неистово впиваюсь в его рот. Меня бросает то в жар, то в холод. И я стараюсь как буйная, всё ради этого чистого неземного кайфа. Я просто взлетаю высоко-высоко и срываюсь в пропасть, сладко умирая и горячо при этом пульсируя. Оказывается, я дико страстная.
Выбиваясь из сил, целую его в благодарность. Затихнув, понимаю, что, как бы долго это ни длилось, какими бы ни были наши отношения, мне слишком сильно понравилось и я хочу ещё…
Алекс чувствует мой финал и звереет сильнее. Из его груди вырывается глубокий хрип, он обхватывает меня двумя руками и, сжимая в тиски, резко и быстро приподнимается. Движется вверх-вниз и так по кругу. Его ритм просто бешеный, и он своими движениями поддерживает моё остаточное удовольствие. И это тоже кайф… Кусаю в кровь губы, мычу и закатываю глаза от наслаждения.
А Глазунов врывается особенно мощно. Дальше я чувствую тепло и необъяснимую благодарность.
Заглянув в глаза, Алекс просто смотрит на меня, затем перекатывается вместе со мной по кровати. И, обхватив друг друга ногами, мы целуемся как ненормальные.
Мы смеёмся и ласкаемся.
Мы не можем даже на мгновение оставить друг друга.
Глава 39
После нескольких дней, проведённых в постели, мы с Алексом впервые выходим на улицу. Я думала, это художественное преувеличение, что после активных занятий «этим», женщина в прямом смысле не может ходить. Но это правда. Мне действительно больно передвигаться. И я балдею от этих ощущений покалывания и лёгкой тягучей ломоты внутри. Каждый шаг мне напоминает о страсти Алекса по отношению ко мне. Это мучительно сладкое нытьё вещает о любовных безумствах и самоотдаче, с которой Алекс обучает меня эротической грамоте.
Сжимаю его руку, и сердце трудится в унисон. Прогуливаясь по местному парку, я ощущаю себя счастливой и как никогда наполненной по максимуму. Моя жизнь, в которой было полно негатива, чужих пороков и грязи, вдруг стала чистым листом, где мы с Глазуновым пишем свою оригинальную историю. Возможно, я наивная дурочка, но разве может мужчина кормить с рук девушку, забирая часть пищи себе, а потом просто бросить, променяв на другую? Нет. Это невозможно. Со мной Алекс другой. И он изменился. Чтобы там ни говорил о нём Антон. Я чувствую это. Алекс обращается со мной как со своей женщиной. Ухаживает, заботится, бережёт и в прямом смысле кормит с ложечки. Пришло его время, он встретил меня. И всё изменилось. Ведь даже одинокие волки в какой-то момент обретают пару. Мы целыми днями вместе, и это чудесно.
Млею, разглядывая его мужественный профиль. В парке свежо, дышится полной грудью. Кое-где уже цветут деревья, и от ощущения великолепия вокруг хочется петь и танцевать. Алекс постоянно ловит мой взгляд. Когда он не смотрит мне в глаза, он меня целует.
— Это судак, — деловито тычу пальчиком в мутную воду реки, бурлящей под нами.
Алекс обнимает меня и, прижав к перилам дряхлого мостика, горячим воздухом дует в ухо.
— Ты не можешь этого знать, наверняка, Лен, там ничего не видно.
— Эй, — вызываю своим возмущением его хриплый смех, спорю с ним как маленькая, — мой дядя всё знает о животных, рыбах и прочей живности. Я была на рыбалке тысячу раз и в состоянии отличить окуня от судака. И я говорю тебе, что это судак. Вон там у него ёршик на… ммм.
Он не даёт договорить и затыкает рот поцелуем. От горячего языка и терпкого мужского вкуса всё вокруг начинает лететь, как на карусели. Снова подкашиваются ноги.
— Может, вернёмся в номер и проверим, как там сменили бельё и вытряхнули мусор? — сдавленным голосом хрипит Алекс.
Я успела выучить эти его нотки. После подобного обычно он заваливает меня на спину.
— Ты прав, — отвечаю ему тем же тоном, ощущая сухость во рту и мурашки по позвоночнику. — Вдруг эти женщины, — сглатываю, — ну, работницы, что-то упустили? Тогда у нас будет грязно в комнате. Мы не можем этого допустить.
Мы молча смотрим друг на друга минуту или две. Взаимное желание делает нас безумными. Даже думать не хочу, что то же самое у него было с другими женщинами. Потому что за подобное я его просто убью. Алекса. И это не красивое словцо. У меня такой характер. И он это знает. Я решительная и дурная. Воткну нож сердце, и дело с концом. Пересекая площадь, мы движемся к гостинице.
Но на пороге «Надежды» нас ждёт сюрприз.
— А я тебя везде ищу. — Встречает нас давняя знакомая медсестра Инна, обожающая свою бабушку. — И раз вас нет в «Заре», то, очевидно, вы в «Надежде».
Какая догадливая. Глазунов отпускает мою руку и перехватывает за талию. Не удосужившись поздороваться, зевает, отвернувшись.
— Алекс, как твоя рана? Я бы хотела её осмотреть, — старается синий чулок, уставившись на моего парня, — Температуры не было? Я переживаю.
И хотя очевидно, что угрозы она не представляет, меня всё равно очень раздражает, что она бегает и ищет Глазунова по всему городу. Перезрелка с медицинским образованием. Влюбилась, что ли? Не пойму. Припёрлась с прической, на каблуках и в нарядном платье.
— Достаточно, Инна. — Перегораживаю я ей путь. — Возвращайся к бабушке. Помоги старушке, а лучше езжай назад, на работу. Тебя пациенты ждут. У Алекса ничего не болит. Отвали.
Она пытается сказать что-то ещё, но я приподнимаю бровь, сжигая её взглядом дотла.
— Ладно, — лепечет медсестра, — если что, вот мой телефон. Я желаю тебе здоровья, Алекс, поправляйся, — шепчет Инна и улыбается ему, затем тихонько плетётся к выходу.
Он ей всё равно не по зубам. Она должна быть благодарна за то, что я уберегла её сердце. И, зыркнув на Глазунова искоса, вытаскиваю бумажку из его лапы. Смяв номер телефона, выкидываю его в мусорку.
Алекс усмехается и, загородив меня телом, оттесняет к колонне. Заставляет прижаться к ней спиной и откинуть голову. Волосы рассыпаются по плечам, открывая доступ к моей шее.
— Ревнивая, стерва. — Проводит языком по яремной вене, а затем впивается поцелуем, отчего я непроизвольно приподнимаюсь на носочки, поджав пальчики на ногах. Алекс продолжает: — Не помню, когда в последний раз так сильно наслаждался бессмысленным занятием.
— Ты имеешь в виду прогулки со мной по парку?
— Да, я говорю именно об этом.
Опять хочется влепить ему пощечину. Как человек может вызывать желание бить его и целовать одновременно?
Алекс сжимает мою шею у основания, и я ощущаю новый прилив возбуждения. Его сила и власть заводят меня до неистового помешательства. А ещё мне нравится просыпаться с ним в одной постели. Сегодня утром Алекс прижимал меня во сне. Да так сильно, что наши тела соприкасались множеством точек. И это было прекрасно.
— Пойдём, я хочу, чтобы мы вместе приняли ванну и ты вымыла меня, а затем я научу тебя доставлять мне удовольствие.
Краснею. Конечно же, я понимаю, о чём он. Несколько горячих поцелуев у колонны, и он резко дёргает меня на себя, сжав рукой талию. И, как амёбоподобное, бесхребетное создание, тянет по лестнице наверх.
— Ты будешь смотреть мне в глаза, — поднимаясь по ступеням, горячо шепчет на ухо, касаясь ушной раковины сухими губами. — Намылишь мне грудь, шею, плечи, живот, бёдра и…
— И, — задохнувшись, неловко облизываюсь.
Алекс смеётся.
— Ты будешь стоять передо мной на коленях, станешь нежной. — Пропускает меня в дверь номера. — Лена, я хочу почувствовать твои губы на… — ухмыльнувшись, делает многозначительную паузу и смотрит вниз.
Я чувствую себя пьяной ничуть не меньше, чем в тот раз, когда он напоил меня вином из своего рта. Алекс разворачивает меня к себе и поднимает руку, надавив на губы, заставляет их приоткрыть. Его глаза вспыхивают дьявольским огнём, и он обводит контур моего рта, рисуя невидимые линии. И я уже готова подчиниться его власти. Я на всё готова.
Но в этот момент в нашу дверь стучат.
Алекс разворачивается и идёт к выходу. А я расстраиваюсь. Сквозь дымку возбуждения слышу: что-то не так с оплатой. Алекс покидает номер. Я остаюсь одна. Мне это не нравится. Прогуливаясь по комнате, потираю ладони от нетерпения. Смотрюсь в зеркало, поправляю макияж. Глазунова всё нет и нет.
