сын все же появился на свет. Жив, здоров. Она носилась как угорелая, требуя вернуть Илью в семью. Изображала беспокойство, проснувшиеся материнские чувства.
И что в итоге? Как только Илюша появился в нашем доме, Сашу как подменили.
Нет, я вижу, что она пытается держать себя в руках. Играет в маму. Но вот именно, что, черт возьми, играет! Потому как даже на расстоянии, через камеру видеонаблюдения я чувствую фальшь и вижу перекошенное от неестественной улыбки лицо жены.
Она оказалась не готова.
Я не знаю, в чем дело. В том, что не сама выносила это дитя? Что психологически не успела принять его как своего? Или что-то еще, что тоже имеет вес, но пока ускользает от моего внимания?
Сегодня утром Саша устроила настоящий апокалипсис. Нет, я привык к ее странным вспышкам агрессии и научился их игнорировать. В конце концов, у каждого свои причуды, а женщины еще и более эмоциональны. Но чтобы она вышла из себя вот так, чтобы это задело даже меня – такого не случалось давно.
Ее поведение сильно диссонирует с отношением к сыну суррогатной мамы, что еще больше перевешивает чашу весов не в Сашину сторону.
Меня изнутри грызет странное чувство несоответствия. Все должно быть наоборот, а получается шиворот-навыворот. И как это исправлять, я ума не приложу.
Перевожу взгляд на дисплей планшета, где идет прямая трансляция с домашних камер видеонаблюдения. Взгляд выхватывает хрупкую фигуру Сони. Молодая, красивая, любящая. В груди что-то щелкает. Это ненормально. Но я понимаю, что она меня зацепила. Не знаю чем, не знаю как, но факт остается фактом. Я слишком большой мальчик, чтобы врать самому себе и отмахиваться от очевидных вещей.
Они даже чем-то похожи с Сашей. Одного типажа. Может быть, в этом причина? Только Саша более жесткая и циничная, испорченная большими деньгами и высоким социальным статусом.
Хотя чего кривить душой, она и в юности была такой же. Это либо заложено природой, либо нет.
Соня же мягче, женственнее, нежнее. Если бы можно было соединить эти два характера в одном, получилась бы идеальная женщина.
Но и в Соне есть стержень. Иначе она давно опустила бы руки, согласившись отдать сына. Не боролась бы, не пыталась сопротивляться. Просто проявляет она себя по-другому.
Вот ее последний поступок с бегством был ошибкой. Глупым, непродуманным планом.
Соня ведь знала, что за ней следят. Видела. Тем более сей факт даже не скрывался. Понимала, что простой слежкой я не ограничусь, и все равно решила испытать судьбу. Пощекотать нервы обоим.
Увы, осуществить задуманное не вышло, а вот доверие она подорвала.
Я вижу, как открывается дверь в спальню и заходит врач. Прибавляю звук, чтобы слышать, о чем они говорят. Отчет по-любому мне перешлют лично, но сейчас важнее другое. Я внимательно слежу за реакцией девушки на слова доктора. Она задает правильные вопросы, интересуется каждой мелочью, о которой мне бы и в голову не пришло спросить. Правда, тут соревноваться бесполезно. У нее есть бесценный опыт. И на душе становится легче при понимании, что сын в надежных руках.
Диагноз подтвердился. У Ильи действительно ветрянка. Беспокоиться нет оснований.
Так я думал еще утром, пока не объявил новость Саше. Вот тогда и произошел наш конфликт.
С утра она уехала в салон красоты. И именно тогда молоденькой уборщице из клинингового агентства стало плохо при уборке детской комнаты. Позже она призналась, что беременна и не справляется с токсикозом. Просила не штрафовать, не рассказывать начальству.
В порядок детскую в итоге она привела, что-то отдали в химчистку, но пару суток придется переждать где-то в другом месте. Поэтому временно я с сыном занял спальню Саши.
Это оказалось ошибкой.
Обвинения, истерика, слезы.
Черт его знает, но я почему-то был уверен, что этой заразой болеют все дети без исключения, приобретая к старшему возрасту стойкий иммунитет. Оказалось – нет. Саша не болела.
Хотя, как по мне, проблема больше надумана. Саша просто вспылила. Решила отомстить за отмененную операцию в Германии.
Я пытаюсь не думать больше ни о Соне, ни о Саше. Настроиться на работу, отключившись от терзающих мыслей. И у меня почти получается.
Перед завершением рабочего дня я все же звоню жене, чтобы узнать, как у нее дела. В конце концов, дом большой и вариант пересечения ее с больным ребенком маловероятен.
Пока она уехала в нашу городскую квартиру, которая пустует. Переждать, попсиховать, успокоиться.
Саша берет трубку не с первого раза. И даже не с первого звонка.
– Хочешь поинтересоваться, жива ли я еще? – слышу в трубке обиженно-ехидный голос.
– Не болтай ерунды, Саш. Возвращайся, – прошу усталым голосом.
– Через двадцать один день. Не раньше! Ты в курсе, насколько заразно это заболевание. Мне остается только молиться о том, что я не успела вдохнуть вирус. Завтра будет готов анализ и станет ясно. Если я здорова…
– То ты прекратишь страдать ерундой и вернешься домой, – заканчиваю за нее.
– К кому? Зачем? Ты вечно занят. Работа, работа, работа! Теперь вот нарисовалось новое увлечение – ребенок. А я? Зачем я тебе нужна? Я так надеялась, что между нами все наладится, что мы снова будем зажигать, как в юности, а ты… ты даже из собственной спальни меня отправил, когда в доме появилась эта девчонка с… – раздраженно выдыхает она, напоминая в очередной раз о вчерашнем вечере. – Теперь ты примерный папа. К тебе не подступиться. Ты и сейчас меня домой зовешь не потому, что соскучился, а ради того, чтобы я изображала роль любящей матери!
– А это не так?
– Вот опять! Да как ты не можешь понять, Герман, что в нынешнем положении это невозможно! Я вместо того, чтобы сближаться со своим сыном, вынуждена буду трястись от страха, что заражусь и слягу. Или считаешь, это оправданный риск?
– Саша, ты преувеличиваешь, – начинаю терять терпение.
– Герман, ты поиздеваться звонишь? Ты все же настаиваешь на нашем общении? Чтобы потом сидеть и злорадно наблюдать, как я покрываюсь сыпью, от которой могу отойти в мир иной? Ты этого ждешь от меня? – снова повышает градус беседы. А после заявляет в ультимативной форме: – Так вот, если подтвердится, что не заразна, то я еду в Европу! Какой смысл откладывать запланированные процедуры, если все равно не смогу видеться с ребенком?
Я с яростью откидываю голову назад, с силой ударяясь затылком о подголовник кресла. Повернуть ситуацию в свою пользу и обвинить меня в бесчеловечности – верх мастерства. И у Саши это замечательно удается.
После ее слов я ощущаю себя тираном, думающим только
