— Это важно, — говорит она.
Я всё ещё не понимаю, как, но где-то в глубине своего сознания я, должно быть, тоже верил, что это важно, иначе я бы не стал делиться этим.
— Значит, ты больше всего любишь своих сестер?
Она проводит пальцами по своим блестящим каштановым волосам.
— Не могу представить, что могу любить кого-то больше, чем их.
— Ты ведь понимаешь, что Лили любит Лорена больше всех на планете? Если бы им обоим поставили ультиматум: кислород или кто-то из них, я уверен, что они выбрали бы задохнуться.
Она размышляет над этим секунду, её брови задумчиво сдвинуты.
— Я не прошу тебя любить меня, — говорю я ей. — Думаю, мы оба достаточно умны, чтобы выбрать кислород.
Я не вижу, как любовь может принести мне пользу.
Она опускает глаза и поджимает губы.
После целой минуты молчания она говорит: — Я бы выбрала смерть, если бы это означало, что мои сестры смогут жить. Ты думаешь, что это глупо, но иногда любовь стоит каждого глупого выбора, который ты совершаешь, — она спрыгивает с островка, — о, и ты мой номер три.
— Я уже превзошел Поппи? — я борюсь с зарождающейся улыбкой.
— Я вижу её реже, чем тебя.
Я обнимаю её за талию.
— Не порть момент, — вздыхаю я, слегка целуя её шею.
Моя рука опускается к её спине, и я оставляю её с последним поцелуем в лоб, который кажется более искренним, чем все остальные.
— Вы околдовали меня душой и телом.
Она сверкает глазами.
— И ты испортил его цитатой из «Гордости и предубеждения».
Я ухмыляюсь.
— Что? Я думал, что мы намеренно используем клише.
— Тогда, наверное, в следующий раз цитируй книгу, а не фильм.
Я театрально вскидываю бровь и произношу: — Ты пронзила мою душу. Я наполовину мучаюсь, наполовину надеюсь, — я качаю головой. — Звучит не так эффектно, дорогая.
С ее губ срывается смех.
— Возвращайся к работе. Увидимся утром. А подожди, — притворно удивляется она, — уже утро. Увидимся, когда снова пересечемся.
Я смотрю, как она идет к лестнице, ее прекрасная круглая попка подпрыгивает на фоне шелкового халата.
— Почему ты уверена, что мы пересечемся? — спрашиваю я, прежде чем вернуться к своему ноутбуку. Она гипнотизирует меня, приклеивая к этому месту.
Она оглядывается через плечо, её шелковистые волосы украшают её прекрасное лицо.
— Потому что, — говорит она, — мы всегда это делаем.
14. Роуз Кэллоуэй
.
Я не стала возвращаться ко сну. Я решила принять душ, пока весь дом не проснулся. Ванная — это мой ад. Думаю, это третий или второй круг. Скотт Ван Райт, дьявол под маской, прочно стоит в первом.
Кафельная стена высотой в грудь едва отделяет один душ от другого. Как будто нам нужно поприветствовать друг друга, пока мы моем волосы шампунем.
Я моюсь быстро, но у меня есть определенный распорядок: потереть под ногтями, по крайней мере, дважды, сполоснуть, нанести шампунь, смыть, нанести кондиционер, повтор. Я уже закончила с этими этапами. Но мне ещё предстоит сделать другие.
Я ставлю ногу на ручку горячей и холодной воды и брею ногу. Я медлю, чтобы не порезать лодыжку или колено.
И тут дверь распахивается.
Я опускаю ногу, и тёплая вода льется на меня из душевой лейки. Пожалуйста, пусть это будет Коннор.
За это время я внезапно осознаю, что из всех людей живущих здесь я хотела бы, чтобы это был именно он, поэтому я буду надеяться лишь на него. Даже если это отвлечет его от его бизнес-проекта.
Я ненавижу, что меня привлекает мужчина, который считает, что любовь — это всего лишь слабость. Но я также обожаю то, что в мире нет никого, хоть отдаленно похожего на Коннора Кобальта.
И он есть только у меня.
Когда я поднимаю глаза, Скотт уже наполовину входит внутрь, направляясь к одной из раковин в центре. Он едва обращает на меня внимание, просто включает кран и начинает чистить зубы. Я каменею. И я двигаюсь только для того, чтобы прикрыть грудь руками, стоя под душем, как будто ливень воды меня укроет.
Я должна проигнорировать его и просто вернуться к бритью, но я не могу снова привести в движение свои напряженные мышцы.
Мне также не следует наблюдать за ним, но я быстро сканирую его черты. Беспорядочные светлые волосы, вымытые до блеска, покрытая щетиной челюсть и покрасневшие из-за раннего утра глаза.
Он сплевывает в раковину, и его взгляд встречается с моим, когда он вытирает рот полотенцем.
— Да?
— Я ничего не говорила.
В моем голосе нет ни капли доброты. Я не знаю, как разморозить лед, прилипший к каждому слогу, даже если бы захотела.
— Ты пялишься.
Этот факт дает ему разрешение опустить взгляд на запотевшее стекло душа.
Я не отворачиваюсь. Я не хочу показаться испуганной птичкой.
— Мне было интересно, как ты относишься к зарослям на теле. Теперь знаю ответ, — он завершает фразу полуулыбкой.
Я поджимаю губы. Он не может видеть столько деталей через стекло.
— Ты — свинья.
Он бросает зубную щетку обратно в шкафчик под раковиной и прислоняется к фарфоровому краю.
— А Ло назвал меня мистер Голливуд. У вас у всех пунктик на прозвища?
— Лорен также сказал тебе давиться дерьмом не переставая, так что я не злорадствую.
Его ухмылка совершенно не исчезает, более того, она становится шире.
— Ты забываешь, что каждое бранное слово, каждая свинья и другое оскорбление — это еще один плюсик к рейтингу. Так что продолжай в том же духе, милая.
Он предпочитает провоцировать Лорена, так как жаждет драмы. Он хотел бы, чтобы я тоже его проклинала. Может быть, мне стоит зашить свой рот и дать ему возможность раздираться с тишиной. Мы могли бы иметь отличные рейтинги, не будучи противными. Но мне труднее быть доброй, чем злой. Каким бы ужасным это ни казалось.
Скотт подходит ближе к душевым, и мои глаза напрягаются, когда я смотрю на него так пристально. Я продолжаю прятать грудь рукой, но все остальное тело обнажено. Я могла бы потянуться за полотенцем, но сдаваться я не собираюсь. Я буду выглядеть глупо и испуганно, и это будет тянуть меня ко дну.
Он медленно снимает штаны.
— Что ты делаешь? — спрашиваю я.
Он качает головой.
— Принимаю душ, Роуз, — он показывает на свободную кабинку рядом с моей — ту, что настолько близко, что мы могли бы практически дать друг другу пять. — Мне нужно твое разрешение?
— Да, — я расправляю плечи. — И ты его не получишь.
Он смеется.
— Я просто повел себя как придурок, когда спросил. Мне, на самом деле, плевать на твое разрешение.
Мне, на самом деле, плевать на твое разрешение. Его слова пробивают дыру в моем мозгу. Я ненавидела его раньше. Думаю, сейчас я презираю его.
Он снимает свою белую рубашку, и мой взгляд на пару секунд задерживается на его прессе. С ним всё в порядке... Заметный, но скорее такой типа «я поднимаю слишком много тяжестей и пью тонну протеиновых коктейлей», чем естественный «это мое тело, я просто чертовски горяч». Которым все три парня в доме обладают сполна (даже если и они все вместе занимаются спортом).
Моя лояльности где-то очень далеко от Скотта Ван Райта: и даже простой комплимент по поводу его тела похож на поцелуй свиньи, которая нагадила в моем дворе.
Я мельком взглянула на его красные трусы.
Это ненормально.
К черту всё. Где мое полотенце?
Я протягиваю руку через стеклянную дверь, чтобы снять полотенце с крючка, но Скотт выхватывает его, и оно выскальзывает прямо из моей руки.
Да, вы, наверное…
— Это мое полотенце.
Это ненормально.
— Теперь оно мое.
Скотт вдруг начинает вести себя скромно, обвязывая его вокруг талии, чтобы сбросить нижнее белье.
Я в ярости. В нескрываемой. Пар может начать идти прямо из моих ушей.
— Что, без пип-шоу(эротическое представление, зрители которого находятся в отдельных закрытых кабинках) сегодня утром?
