— он хлопает Тимура по плечу, тот отвечает аналогичным жестом, а я крепче хвастаюсь за ножку бокала. Потому что...
Именинник смотрит на меня, и в больших светлых глазах, опушенных слишком густыми и тёмными для мужчины средних лет ресницами, мелькает вначале удивление, оно сменяется лёгким шоком и неверием. Переводит взгляд с меня на стоящего рядом Тимура, потом снова на меня, после опять на Тимура.
Я видела этого человека десятки, если не сотни раз за жизнь, но таким растерянным никогда.
— Эм, — протягивает, но берёт себя в руки, вооружается широкой улыбкой и заносит ладонь, но она так и замирает в воздухе. Знаю, что он хотел бы, как бывало в моём детстве, потрепать по волосам, но ясно, что сейчас неподходящий случай, у меня красивая причёска и вообще, я уже выросла. — Лисёнок, необычная у тебя компания.
Кажется, он хочет добавить “а папа в курсе?”, но благоразумно замолкает.
— Станислав Игоревич, с днём рождения. Всех благ, процветания бизнесу, здоровья себе и близким, — улыбаюсь и беру Тимура под локоть. — Мир тесен, да?
— О, ещё как, — смеётся и неловкость, воцарившаяся между нами, рассеивается. — Правда, Каиров парень скрытный, потому я до последнего не знал, кем именно окажется его очаровательная спутница. А сейчас узнал и…
Он не заканчивает фразу, потому что Тимур вручает ему подарок, словно намеренно рот затыкает, и Станислав Игоревич — один из деловых партнёров отца и человек “из его тусовки” отвлекается на бурные восторги.
Отхожу в тень. Тимур смотрит на меня поверх головы Станислава Игоревича, а я дёргаю подбородком в сторону, мол, прогуляюсь немного, пока вы болтаете, и Каиров кивает.
Иду вдоль шатров, улыбаюсь то тому, то этому — здесь слишком много знакомых лиц, хотя в глубине души знаю, кого ищу на самом деле, но этого человека здесь нет.
То ли отец снова много работает, то ли находится в таком глубоком кризисе, что не хочет выходить из дома. У него такое бывает: несмотря ни на что, он очень ранимый.
Ко мне подходят люди, интересуются самочувствием, желают здоровья. На некоторые время именно я — жертва чужой жестокости — старовлюсь центральной фигурой на этом празднике жизни. Кто-то — например, жена крупного чиновника Самсонова — не выдерживает, хватает меня за локоток и, оттащив подальше, жарко дышит в лицо и, округлив глаза, пытается выведать любые подробности моего похищения.
Я сбрасываю её руку, потому что точно ни с кем из тут присутствующих не собираюсь это обсуждать, сворачиваю разговор и, заменив пустой бокал на другой, ухожу.
Шампанское пузырится на языке, освежает, но лучше всего оно расслабляет. Я улыбаюсь, откинув в сторону все сомнения и тревоги, и скоро меня нагоняет Тимур. Он, словно уверенный в себе оживший ледокол, рассекает толпу знакомых и едва узнаваемых лиц.
Он держит меня за талию, мягко подталкивает вперёд — к патио. Там безлюдно, музыка почти не слышна, а шум голосов остаётся за спиной. Я благодарна Тимуру за это, потому что есть мне совсем не хочется, шампанского с меня достаточно, а ноги, закованные в новые лодочки, гудят и побаливают.
— Как оно? Весело? — спрашивает Тимур и садится рядышком на мягкий диван.
— Безумно, — смеюсь и выразительно округляю глаза, головой качаю. — Если серьёзно, терпеть не могу такие сборища, меня на них вечно в сон клонит.
— То ли дело ночной клуб, да? — подначивает, а я фыркаю.
— Вот же, помнишь…
Краснею слегка, потому что тот позорный случай в биографии мне бы лично хотелось забыть. Тогда мне только исполнилось девятнадцать, я окончательно поняла, что хочу быть с Тимуром, но ещё поняла, что такое счастье мне вряд ли светит. Потому схватила в охапку Анжелику и, не придумав ничего лучше, завалилась вместе с ней в один из клубов. Там я додумалась напиться, потом разрыдалась, снова выпила и уснула за столиком.
Когда проснулась дома и в своей постели, переодетая в пижаму, отец не хотел со мной разговаривать, смотрел куда-то в сторону, словно меня не существует. Будто бы я досадная ошибка, позор и недоразумение. Я просила у него прощение, уговаривала, но папа есть папа — с ним трудно. И пусть вины моей было предостаточно, играть в молчанку с единственным близким человеком было невыносимо.
А ещё он рассказал о моём приключении Тимуру — я слышала их разговор несколькими днями позже, — и это сделало мне больно. А ещё говорят, что женщины сплетницы.
— Элла, мне тоже было девятнадцать, — Тимур приближается, касается губами виска, и я закрываю глаза, наслаждаясь его запахом. — Чего ты ёрзаешь?
Чёрт, заметил.
— Я… мне нужно кое-куда, — заявляю и отвожу взгляд.
— Если что, то нужная тебе комната через двор и налево, — понимающе улыбается и расслабленно откидывается на спинку диванчика.
— Жди меня и я вернусь! — звонко целую его в щёку, подбираю подол платья и, вцепившись в клатч, иду по заданному направлению к дамским уборным.
Внутри всего две женщины — лет тридцати, высокие, красивые. Поправляют макияж у зеркала, мажут по мне пустыми взглядами. Равнодушные и холодные, богатые настолько, что от блеска их бриллиантов слепит глаза. Правда, одна из них удивлённо заламывает бровь, когда замечает моё платье — так выглядит зависть.
С достоинством, высоко держа голову, плавно прохожу дальше и скрываюсь в одной из кабинок. Надо уезжать отсюда, надоел этот блеск и гламур.
Когда выхожу, никого уже нет, потому спокойно мою руки, а дверь за спиной тихонько раскрывается. В неё входит девушка — я узнаю её из тысячи. Да что там! Из миллионов.
Это Анна.
_________________
Дорогие мои!
Я надеюсь, что всё у меня получится и завтра зафиналим историю.
Спасибо, что читаете и остаётесь рядом)
Меня изнутри словно кипятком окатывает — это точно она. Я смотрю в зеркало, но перед глазами не моё отражение. Перед ними мелькают картинки: вот я подползаю к окну, чтобы увидеть, как эта лохудра лезет с обнимашками к моему Тимуру. Тогда было больно, сейчас тоже, но уже не настолько, чтобы потерять над собой контроль.
Анна красивая… очень. Ниже меня ростом, аккуратная, ладная в элегантном платье и на умопомрачительно высоких каблуках — на такие только смотришь в магазине, а уже голова кружится и мир из-под ног уходит. Ну и старше, конечно же — примерно двадцать пять, а
