Моя челюсть напрягается, и это единственный признак того, что мне чертовски больно.
Ее глаза расширяются от ужаса, и она тут же роняет свои десяти сантиметровые каблуки, и они с грохотом падают на пол. А затем, так же быстро, ее взгляд становится бешеным и злым. Она обвинительно указывает пальцем на Скотта.
— Он…
— Придурок? Свинья? Долбоеб?
Она ставит руки на бедра, кипя от злости. Я поглаживаю ее плечо, и она начинает успокаиваться. Но в ее глазах все еще кипит ненависть.
Мой взгляд пробегает по лицам моих друзей. Их тела начинают расслабляться, когда я смотрю на каждого по отдельности, напряжение в их мышцах медленно ослабевает. Ло наконец-то затыкается, а Райк неосознанно разжимает кулак.
Люди верят, что я обладаю какой-то магией влияния на других. Что я могу заставить толпу расступиться, не спрашивая разрешения. Все, что мне нужно сделать, это встать с краю, и они медленно и без усилий проложат мне путь. Я могу успокоить самую беспокойную душу, если захочу, и это не потому, что я одарен какими-то глупыми сверхъестественными способностями.
Моя сила в моей уверенности.
Все просто.
Именно вера людей в то, что это нечто большее — нечто великое — производит такой сильный эффект. Они хотят, чтобы я был их прочной, непоколебимой крепостью.
И вот я здесь.
— Дайте мне посмотреть ролик, — говорю я. И уже тогда мы решим, заслуживает ли Скотт получить каблуком по гребаному лицу.
Я поднимаю туфли Роуз, пока Лили берет пульт. Роуз тянется к своей обуви, морща нос от того, что стоит босиком на полу. Поверхность пола довольна чистая, но для Роуз этого недостаточно.
В чертах ее лица столько злобы. Я представляю, как она вонзает каблук Скотту в глаз. Как бы сильно я его не ненавидел, я не хочу, чтобы моя девушка сделала его слепым. Поэтому я убираю туфли подальше и крепко держу их.
— Я передумал.
Она изумленно открывает рот.
— Отдай их, Ричард! — она не хочет ходить босиком по таунхаусу. Ладно. Я легко поднимаю ее на руки, бережно удерживая ее, отчего она делает резкий вдох. Но вместо того, чтобы начать спорить со мной, она крепче хватает меня за бицепс. Мой взгляд падает на ее грудь, которая поднимается вместе с ее тяжелым дыханием, и я внутренне улыбаюсь.
У меня есть девушка.
В моих руках. Испытывающая головокружение от одного моего прикосновения. Я мог бы оказаться в гораздо худшей ситуации.
Я несу ее к дивану и усаживаю подальше от остальных. Она поджимает ноги в сторону, от чего ее платье поднимается до бедер, несмотря на ее попытки натянуть его до колен. Я должен сосредоточиться на телевизоре, но мне до боли хочется снова увидеть ее всю. Изгиб ее талии, торчащие розовые соски, голую попку и широко открытый, заполненный моим членом, рот.
Она на секунду встречается со мной взглядом, и нам не нужно произносить ни единого слова. Ей и так известно, что у меня на уме. Она видит желание в моих глазах, даже если все остальные этого не замечают. Роуз опускает взгляд на мой ремень, и мои губы растягиваются в улыбке, когда я сажусь рядом с ней.
Я сажусь настолько близко, что практически слышу, как ее сердце выскакивает из груди. Я наклоняюсь, чтобы забрать пульт у Лили, и, пользуясь моментом, приближаюсь к уху Роуз, чтобы прошептать:
— Я собираюсь снова связать тебя, — и улыбаюсь, обращаясь к Лили. — Спасибо.
Ее сестра возвращается к Ло, сидящему в кресле, и прислоняется к его телу.
Роуз напряжена, но не от страха. Ее бедра плотно прижимаются друг к другу, и я опускаю руку ей на колени, моя ладонь ложится на обнаженный участок ее ноги. Когда я включаю телевизор, Роуз придвигается поближе и кладет голову мне на плечо, пытаясь расслабиться, но я-то знаю, что она представляет мой ремень, свои запястья и нашу кровать.
Я хочу сделать ее такой мокрой, чтобы она умоляла меня, чтобы мое имя было единственной мыслью у нее в голове, единственным, что она может произнести. Я хочу услышать, как она кричит в диком, безумном экстазе. Я хочу, чтобы она увидела, насколько идеально мы подходим друг другу — разумом, телом и душой. На этот раз не понадобится никаких слов. Только действия.
— Тебе нужно перемотать, — говорит мне Роуз. Она пытается дотянуться до пульта, но я убираю его подальше от ее рук.
Она свирепо смотрит на меня.
— Vous devez toujours avoir le control. Тебе всегда нужно все контролировать.
Я пытаюсь сдержать ухмылку.
— Vous aimez quand j’ai le control. Ты любишь, когда я все контролирую.
Ее губы поджимаются, но она смотрит на меня также внимательно, как и я на нее.
— C'est encore à prouver. Это еще нужно доказать.
Я поглаживаю ее шелковистую ногу.
— Ne t'inquites pas. Bientot ca sera un fait. Не волнуйся. Скоро я сделаю это фактом.
— Эй, — вмешивается Райк. — Никакого гребаного французского.
— Да, — говорит Ло, — Лили хочет слышать ваши пошлые фразочки на английском, ребята, — он посылает улыбку своей девушке.
И она становится свекольно-красной от его замечания.
— Ты не должен был говорить им это, — шепчет она достаточно громко, так что все ее слышат. Но она, похоже, не догадывается об этом. — Это был секрет.
— О, любовь моя, он был слишком хорош, чтобы держать его в тайне, — он целует ее в губы и на секунду смотрит в камеру, пока его руки скользят под ее футболку, под которой, похоже, нет лифчика. Не то чтобы у нее был большой размер. У Роуз грудь гораздо больше, чем у ее сестер, а также более округлая попка и широкие бедра. Я мог бы пялиться на нее весь день, и у меня не возникло бы проблем со стояком.
Я перематываю к началу промо-ролика и нажимаю кнопку воспроизведения. Все замолкают, как только начинается ролик, в начале которого мы все стоим на белом фоне. Мы недавно отсняли этот материал в студии в Филадельфии.
Нам сказали просто вести себя естественно, пока вокруг нас крутятся камеры, и после тридцати минут, в течение которых нас игнорировали гримеры и осветители, мы все вжились в свои роли. Никакой актерской игры не требовалось. Все вели себя по-настоящему — даже я.
Ролик начинается с того, что каждого из нас семерых снимают снизу вверх, Скотт стоит в самом конце. Кадры сменяются крупным планом, начиная со стоящего справа человека.
Дэйзи делает стойку на руках, так что ее белая футболка задирается и всем виден ее голый живот и зеленый кружевной лифчик. Она высовывает язык и игриво улыбается. Прямо над ее грудью появляется надпись: Сорвиголова .
А потом Райк толкает ее ноги сзади, и она со смехом падает. На его груди прокручивается слово: Мудак .
Значит, они дали нам прозвища.
Мои мысли стихают по мере того, как кадры быстро сменяются.
Следующие на очереди — Ло и Лили. Он обнимает ее и целует в губы так жадно, страстно и с таким диким желанием, что на это почти неудобно смотреть. Это кажется слишком интимным и личным.
В этот момент слова Сексуально-зависимая и Алкоголик появляются на их телах.
Затем очередь доходит до меня, Роуз и Скотта. Роуз выглядит слегка раздраженной, ее глаза горят — это ее обычное состояние. Но она поворачивается ко мне, и наши тела притягиваются друг к другу, словно магниты. И в тот момент, когда я наклоняюсь и шепчу ей что-то на ухо, ее лицо загорается.
Я даже не могу вспомнить, что я тогда сказал. Я вполне мог легко не согласиться с одной из ее любимых феминисток или сказать ей, что у нее красивые волосы.
На видео она толкает мою руку. Дважды. Ждет, что я выйду из себя, как она. Желает спровоцировать меня.
Я же просто ухмыляюсь.
Слово Умник быстро проявляется на моем теле.
Сейчас, когда я сижу на диване, то еле сдерживаю смех, который точно никто бы не оценил. Но мне все это кажется чертовски забавным. И какое прозвище они придумали Скотту? Бабник? Нет, это слишком любезно. Может быть, что-то вроде Гребаный продюсер-ублюдок (и, вдобавок, Лжец).
