вид, что между нами ничего нет, не считаешь?
Снежа опустила глаза и, буквально отпихнув меня от себя, проговорила:
– Я же сказала – сейчас слишком рано.
– А может, наоборот? Слишком поздно?
Я снова подался к Снежане, но на этот раз меня остановила вовсе не она, а появившаяся в поле зрения Ольга Анатольевна.
– Может, мы уже выпьем чаю и вы наконец объясните мне, что здесь происходит? – чуть истерично вопросила она, и я указал на кухню и предложил:
– Идемте?
В общем и целом, мать Снежаны произвела на меня очень приятное впечатление. И я очень надеялся, что это взаимно. Она расспросила (очень деликатно, надо сказать) об обстоятельствах, при которых выяснилось, что Митя – мой сын. Когда я говорил – внимательно слушала, только лишь смотрела на меня сканирующим взглядом, но, в принципе, это было объяснимо. И когда наконец мы все обговорили, долго молчала, но все же выдала:
– И у вас в планах свадьба, Павел?
Вопрос был весьма понятен, но… Я и сам пока не знал на него ответа, в чем честно и признался Ольге.
– Я мог бы вам солгать, сказав «да» или «нет».
– А меня ты спросить не забыл? – хмыкнула Снежана, и я, улыбнувшись, повернулся к ней. Ведь то, что планировал сказать дальше, предназначалось именно Вьюгиной.
– Не забыл. И твое желание будет первостепенным. Но… Все произошло слишком быстро. Да ты и сама это знаешь. Говоришь, что слишком рано. И ты права. В то же время хочу, чтобы ты знала – я расстался с Лаймой. Меня рядом с ней больше ничего не держит, хоть наша связь и была… ммм… всего лишь договором, выгодным для нас обоих.
Сделав паузу, я отпил глоток остывшего чая. Поднял глаза и встретился со взглядами Снежаны и ее матери. Обе смотрели на меня внимательно, даря ощущение, что им действительно важно, что именно я скажу. Впрочем, именно так оно и было.
– Я хочу быть с тобой, Снежана. С тобой и нашим сыном. Хочу попробовать, каково это – любить и быть любимым. Если все же ты не решишь поставить крест на мне после того, что было.
Невесело усмехнувшись, я поднялся из-за стола и, кивнув матери Вьюгиной, сказал:
– Было очень приятно познакомиться, Ольга Анатольевна. Надеюсь, видимся не в последний раз.
После этого заглянул к сыну и, заверив его, что мы обязательно сходим на прогулку уже завтра, уехал. Потому что знал одно: и мне, и Снежане нужна пауза. И самое неправильное, что я сейчас могу сделать – действовать нахрапом.
А ошибаться я не желал.
Мне этих ошибок уже хватило с лихвой.
– Он очень приятный… мужчина, – тактично произнесла мама, когда за Мельниковым закрылась дверь.
Да, она так и сказала – приятный! Никаких лишних допросов, никаких упреков или требований все объяснить. Впрочем, их не было и тогда, шесть лет назад. И я была маме за это бесконечно благодарна. Все же она имела право на очень неоднозначную реакцию. Сначала я забеременела непонятно от кого, теперь вдруг отец Мити объявился сам по себе…
Я вспомнила, как страшно было тогда признаться в своей беременности. И бесконечно стыдно. Прежде всего потому, что знала – мама сама воспитывала меня одна, после того как тот, от кого забеременела – у меня не поворачивался язык называть отцом человека, которого никогда не видела – от нее отвернулся. И я пошла той же дорогой, только мне даже сообщить было некому о своем положении.
– Да уж… приятный, – хмыкнула я, осознав вдруг, что между нами повисла пауза.
– И достойный, должно быть, – осторожно добавила мама. – Сам до правды докопался, от Мити не отказывается…
Я понимала, к чему она ведет. Мама не говорила прямо, но после каждой ее фразы я буквально слышала невысказанное – «не то, что твой отец».
И ведь действительно. Во всей этой ситуации Мельников повел себя так, как большинство мужчин даже не подумали бы. Хотя все это чертовски усложнило его жизнь.
Я потерла виски. Было бы так просто нырнуть во все это с головой, поверить, что у нас что-то может выйти… Но страх разочарования был сильнее. Как человек, который вплотную приблизился к своей мечте, я теперь боялась протянуть к ней руку и обжечься. Или понять, что вблизи эта мечта не такая красивая и блестящая.
Хотя целовался Мельников, конечно, потрясающе. Чтобы прогнать неуместное воспоминание о том, что он творил одним только своим ртом, пришлось передернуть плечами, спасаясь от подступающего жара. Я не хотела об этом думать! И не хотела, чтобы это одуряющее чувство как-то влияло на мои решения.
– Мама, – начала я, решив говорить прямо и откровенно. – Хочу сказать тебе честно – несмотря на то, что отец Мити тут наговорил, между мной и им ничего нет.
– Он так явно не считает, – мягко заметила мама.
Я вдруг представила, что на это сказала бы Лина – Снежка, перестань притворяться! Зачем отрицать очевидное?
Тайком подавив вздох от того, что подруги нет рядом, я сказала:
– В любом случае, я не хочу, чтобы ты рассчитывала или надеялась, что этот мужчина действительно на мне женится, мама. Вот и все.
Она в ответ посмотрела на меня долгим взглядом и вынесла свой вердикт:
– Чем больше ты это отрицаешь, тем больше становится ясно, что тебе этого хотелось бы.
И куда только делась моя обычно деликатная мама? Она говорила почти как Лина! Или мне уже это просто мерещится?
Непонятное упрямство заставило меня ответить:
– Вообще-то я… вроде как решила дать шанс Лене…
Угу, шанс. Который мне же обратно и вернули. Но об этом я говорить не стала. Ведь решение все еще за мной… или уже нет?..
– Плохая идея, – коротко резюмировала мама.
– Ну спасибо, – буркнула я и, чтобы свернуть весь этот разговор, быстро добавила:
– Ладно, поздно уже. Пойдем, я тебе постель застелю.
Уложив маму и сына спать, я
