сама вернулась на кухню, чтобы прибраться. Как бы ни уставала – никогда не допускала, чтобы оставалась грязная посуда. Загрузив все в посудомойку, устало потянулась и собиралась было идти спать. Но не тут-то было…
Внезапный звонок в дверь заставил меня испуганно вздрогнуть. Кто мог прийти в такой час? Неужели Лина? А может, Леня? Я растерялась всего на мгновение, но неизвестный гость уже успел требовательно позвонить еще раз. Нет, никто из знакомых не стал бы так делать, зная, что рискует разбудить Митю!
Я быстро пошла к двери, опасаясь, что иначе мне устроят адскую трель. Заглянула в глазок и удивленно замерла… и тут же поспешно распахнула дверь, пока внезапный гость, а точнее, гостья, не нажала звонок еще раз.
Передо мной стояла Лайма. Причем далеко не в самом лучшем своем виде. Ресницы слиплись, словно она долго плакала; волосы растрепались; и что совсем уж было невиданно – помада на ее губах поплыла в разные стороны, как у грустного клоуна. Она стояла, тяжело опираясь на стену, и когда шумно выдохнула при виде меня, я поняла – Лайма явно нетрезва.
Но что, черт возьми, она делала у меня в такое время и в таком виде?
– Я пришла поговорить! – воинственно возвестила она, дав ответ на мой невысказанный вопрос.
– Боюсь, сейчас не самое лучшее время для этого, – ответила я. – Давай отложим… это.
Желательно вообще навсегда, – добавила мысленно.
Я ожидала в ответ чего угодно после предыдущего опыта общения с Лаймой – что она станет скандалить, попытается пройти в квартиру без спроса, но только не того, что произошло.
– Тогда я… тогда я… – пробормотала она и, жалобно всхлипнув, сползла на пол. – Тогда я буду здесь сидеть и плакать!
И она действительно заплакала. Скорее даже – завыла, как раненый зверь. И с этим нужно было что-то делать.
– Тише, тише, – взмолилась я, склоняясь к ней, чтобы поднять с пола. – Не нужно тут сидеть, тут холодно.
– Мы должны поговорить! – истерично заявила Лайма, отчаянно за меня цепляясь.
– Ладно, только тихо и быстро, – ответила, заводя ее к себе в квартиру. И была немало удивлена, когда та покорно кивнула.
Проведя ее на кухню, я усадила гостью на стул и закрыла дверь. Хотелось надеяться, что этот разговор не перебудит полдома, включая маму и Митю. И мне не придется объяснять наличие пьяной женщины у меня на кухне.
– О чем ты хотела поговорить? – спросила я, когда Лайма, едва оказавшись на стуле, притихла. Уснула она, что ли?
Подтверждая мою догадку, гостья вздрогнула и, уставившись на меня, жалобно выдала:
– Ты должна вернуть мне моего жениха!
Я уставилась на нее растерянно в ответ. Она это серьезно? Хотя о чем я! Лайма ведь пьяна!
– Не могу, – размеренно ответила ей.
– Но мне он нужнее! – снова всхлипнула Лайма.
– Не могу, потому что я его не забирала. И потому что он не вещь.
Лайма воззрилась на меня удивленно, взгляд будто бы даже протрезвел. Похоже, столь очевидные вещи раньше не приходили ей на ум.
– Но… – забормотала она. – Ты не понимаешь! Это такой чудовищный позор!
Ее плечи затряслись от рыданий, а я смотрела на это и не знала, что делать. Мне было ее жаль, но помочь я никак не могла. И, в глубине души, наверно и не хотела. Потому что… черт бы все побрал! Потому что сама желала этого мужчину.
– Лайма, думаю, тебе лучше поехать домой… – проговорила мягко, но та, резко вскинув голову, тут же вцепилась в мою руку тонкими пальцами:
– Нет! Я… мне… мне даже и поговорить не с кем! Я не могу никому признаться, что Павел меня бросил! Надо мной все будут смеяться! Будут тыкать пальцем! Я стану посмешищем в светском обществе!
– И это все, что тебя беспокоит?
– В этом вся моя жизнь!
Я не успела ничего ей на это ответить, потому что вдруг раздался деликатный стук в дверь. Вот это уже точно была Лина… или Леня.
Но прежде, чем я смогла что-то сделать, Лайма с поразительной для пьяного человека скоростью вскочила со стула и понеслась к двери.
– Я знаю, это он! – возвестила она.
А когда Лайма распахнула дверь, я только и успела увидеть Леню, который, глядя в пол, быстро проговорил: – Снежка, я так больше не могу…
А секундой позже на нем повисла Лайма с рыданием:
– Не бросай меня!
Подняв взгляд, Леня ошарашенно уставился на меня, быстро осознав, что на нем висит посторонняя и активно рыдающая женщина. Я вернула ему извиняющийся взгляд и подытожила:
– Я звоню Мельникову.
– Паш… Паша! Ты меня вообще слушаешь?
Я помотал головой, не сразу понимая, где нахожусь. Точно, ко мне же отец приехал, и пока я не особо соображал, с какой именно целью.
– Слушаю, – отозвался мрачно, уже прикидывая в уме, что скажет родитель.
Наверняка явился сюда или по указке Марины, или – что хуже – по просьбе отца Лаймы.
– Я спрашивал: ты точно решил разойтись… ну, со своей невестой?
Вот-вот, и я о том же.
– Пап… скажи мне, только честно, ты считаешь меня за идиота в состоянии пмс, который то хочет разойтись с невестой, то нет?
Отец посмотрел на меня долгим взглядом, а потом вдруг усмехнулся и помотал головой.
– Напротив. Ты сейчас сделал ровно то же самое, что и я… когда-то.
– Вот как?
Я и сам, неожиданно для себя, растянул губы в улыбке. На душе вдруг стало хорошо и спокойно. Вроде бы ничего особенного сказано не было, но я физически чувствовал – отец одобряет мой поступок.
– Да. Мне тогда дочь одной шишки сватали… ну такая себе шишка была, – папа махнул рукой. – А я как раз только с мамой твоей познакомился.
– И на ней и женился, – подсказал я, озвучивая очевидное.
– Именно. И знаешь что?
– Что?
– Ни
