тоже хотелось иметь такой запас энергии… – Нескромно зевнула. И еще раз. И еще один.
Он, конечно, классный парнишка. Очень интересный и приятный. И можно было бы о чем-то с ним поговорить…
Но я бы лучше выспалась.
– Ложись, Милан. Я могу справиться и без тебя. Утром похвастаюсь тем, что вышло.
– Ага. Конечно. А потом окажется, что дверь открыта, а весь мой бабушкин старинный сервиз упакован в коробки и вынесен. И ложечки серебряные – вместе с ним.
– О! Класс!
– Чему ты радуешься?
– Ну, я-то думал вынести телик и холодильник… И микроволновку. Про сервиз-то не знал… А ты такую классную идею подкинула! – Его нисколько не зацепила моя очередная колкость. Даже не нахмурился ничуть – все так же мило улыбался и щелкал по клавиатуре ноута.
– Если будешь гадить и вредничать – накажу. Понял?
– Потыкаешь носом в тапки?
– Нет. – Выдержала паузу побольше. Для драматичности и для накала.
– А что? Кастрируешь?! – Иван дурашливо схватился за голову, зажмурился, весь сжался…
– Нет. Еще хуже.
– О. Боже. Что может быть хуже кастрации?! – Ноутбук был отодвинут в сторону, а он пополз ко мне по полу, с самой несчастной и виноватой рожей.
Интересно, кто из них по разуму старше? Иван или Кирюха? И нужен ли мне второй ребенок в семье, не слишком ли будет весело от такого приобретения?
– Отдам тебя прежней хозяйке. Понял?! – Дрыгнула ногой, пытаясь освободить ее от тесных объятий и поцелуев. – А вот она уже сама решит, как тебя кастрировать – с наркозом или без!
– Ужас! Какой ужас! Какое жуткое разочарование!
Он свалился на пол, закатив глаза под самые брови. И ногами немножко подергал, для убедительности.
– А ты как думал? У меня ребенок. Со мной всякие шалости не прокатывают.
– И что? Ты научишь ребенка жестокости?! Серьезно?
– Нет. Просто покажу ему на примере, что случается с плохими мальчиками. И все. Он умный у меня. Дальше сам все поймет.
– Простиииии…. Я больше так не бууууудуууу! Только не отдавай меня обратно!
– Вот же ты шальной, Иван. Похоже, правду сказал – это не витамины. Это собственная придурь.
Забавный человек. Веселый. И если завести его вместо котенка… Кирюхе понравится. И гадить по углам не станет, скорее всего. И шерсть подметать не придется…
– Ладно. Живи пока тут. Посмотрю на твое поведение. – Перешагнула через дурня, валяющегося на полу. – А я – в душ и спать. Хватит на сегодня приключений!
Он только вздохнул тяжко, но даже не пытался остановить. И как-то сразу стало обидно. Мог бы, для приличия, попросить еще чуточку хозяйского внимания…
Горячая вода – это самое лучшее, что может случиться с человеком в конце тяжелого дня. Тугие струи сбивали усталость, нервы, переживания, – все эмоции, что на меня сегодня свалились.
Я стояла, прикрыв глаза, подставив лицо под поток, и не хотела даже двигаться… Могла бы здесь остаться навсегда и ни за что не выходить…
– Милан, ты с ума сошла?! Так же можно свариться!
Мужская рука уверенно протянулась к крану и перекрыла воду.
Не успела я обернуться и что-то высказать ему в лицо неприятное, как к руке присоединилось плечо. Потом моих ног коснулись мужские ноги, а дальше – и все остальное. Уперлось в меня. Все тело уперлось, и в стену меня вжало.
– Что ты здесь забыл, ау?
– Пришел искупать грехи и получать прощение.
– Как-то ты слишком буквально искупать решил…
– Я вижу, что ты усталая. И шевелиться не можешь даже… Захотел помочь – помыть.
Он бережно развернул меня спиной к стене, аккуратно прислонил к ней.
– Можешь даже поспать. Вымою тебя, потом отнесу в кроватку. – Что-то шептал мне на ухо, намыливал губку гелем…
– А зачем так сильно прижиматься-то?
– Это я не прижимаюсь. Я тебя поддерживаю, чтобы не упала. А то ж, бедная, того и гляди, сползешь на дно… Ударишься. Будет больно. Синяки появятся. Станешь некрасивая. Оно тебе надо?
Говорил какую-то ерунду, а сам нежно-нежно поглаживал меня пальцами за ушами. Так бережно и так аккуратно, что глаза прикрывались сами собой, а сладкая дрожь накатывала волнами.
– Ну, вот… Тебе тоже нравится, когда чешет кто-нибудь за ушком… И кто же тебя погладит, если отдашь меня старой хозяйке?
Шутки – шутками, и настроение – улет. Но слова внезапно заканчиваются.
Все мое красноречие исчезает, когда внезапно доходит: я ее вижу впервые по-настоящему. Вот такую – полностью мне открытую, ничем не спрятанную.
То, что случилось раньше, в порыве сумасшествия, страсти, помутнения разума – не в счет.
Я чувствовал, осязал, ощупывал, облизывал… Да что я только не делал с этим великолепием… И от всего был в восторге. Но не смотрел – так, как надо было смотреть.
Тяжелые пряди волос, потемневшие под водой, прячут от взгляда шею, плечи, спину. Собираю их в тугой жгут, поднимаю наверх – не слушаются, снова падают. Ведьмочка лишь выпрямляется, хотя – куда уж больше? Она и так натянута, словно струна. Каждый хрупкий позвонок выделяется под кожей, играет при малейшем ее движении. Изящная шея гнется от легчайшего прикосновения.
– Боже…
Выдыхаю последнее, что приходит на ум из связных слов. Припадаю губами к месту, где встречается шея с плечом. Держу ее за талию крепко, будто знаю заранее – сейчас ведь вздрогнет, пошатнется, поскользнется…
И действительно – дрожит, еще больше гнется, затылком упирается в меня.
Провожу ладонями по ребрам, вверх – вниз, и снова вверх… Я ни хрена не музыкант, и сравнивать особо-то не с чем. Но ни одна скрипка в мире не сможет так откликаться на движения исполнителя, как откликается Милана. В этом нет и не может быть никаких сомнений.
Она и воздух глотает синхронно со мной, когда ладони сжимаются на твердых горошинках, а губы впиваются в нежнейшую кожу за ушком… Фыркает, набрав полный рот воды, смешно чихает, но стоит все так же – на цыпочках, не двигаясь, замирает… Ждет.
А я шалею от великолепия, любуюсь родинкой под лопаткой, слизываю капли воды с нее, заставляю снова замирать и вздрагивать. Спускаюсь ниже – к ямочкам на пояснице.
Их невозможно не попробовать на вкус, не только на ощупь. Их можно ласкать и наглаживать бесконечно… А потом перебраться к ягодицам – упругим, гладким, круглым. На алебастровой коже – красные пятна от моих жадных пальцев, не умеющих сейчас быть аккуратными.
Зацеловываю эти следы, не обращая внимания, что вода течет и течет, забирается в глаза, в нос, в рот и
