всего будут последствия пострашнее. Професоору то что, полежал немного с гипертоническим кризом в больнице, а Галке автоматом потом ставил все зачеты, чтобы не пересекаться больше.
– Только не в карман этому гоблину. Только не это, Галь, пойдем а. Ну его. Подумаешь клуб, – успела обморочно прошептать Зинаида, перед тем, как Соломинка пошла в атаку. Я попыталась сжаться до состояния молекулы. Но с моими габаритами это дохлое мероприятие. – Ну все, – обреченность в голосе Лаптя можно сейчас было потрогать. Оль, когда Галку начнут ломать, ты беги. Тебе надо ребеночка беречь.
– А ты?
– Я приму удар на себя, мы же одна за всех. Считай меня комсомолкой героической. Только это, не лезь, ладно? Все ты со своими письками. Когда-нибудь нас за твои разговоры по телефону убьют на смерть. Ладно, вали давай. – А ну убери от нее руки, – зычно гаркнула Зюнька и ломанулась туда, где амбал заломил руку Соломинки и теперь пытался ее уронить на землю. Карман нагрудный на его пиджаке уже выдран с мясом, наушник вывалился из уха. Бедный парень, я знаю что будет дальше. Мы всем кагалом окажемся в кутузке. Мне придется звонить отцу. Он приедет и…
– Молодой человек, прекратите. Это же женщины, – обреченно выдыхаю я, ввинчиваясь между шипящей Галюней, готовой к нападению Зюнькой и амбалом, у которого явно шоковое состояние. Да, мы одна за всех. И получаем, обычно всегда вместе на орехи. Парень сейчас в состоянии аффекта. Вижу кровь, стекающую по его щеке. Черт.
– А ну пошла отсюда, блядь, – рычит секьюрити. Обидно, но он сейчас слабо соображает, что можно говорить порядочным женщинам, а что нет. – Вали, сука толстая.
– Что ты там сказал? – разъяренный голос, похожий на рык саблезубого тигра раздается словно выстрел. У меня слабнут ноги. У меня слабнет все, вообще. И очень хочется писать, и немного хочется бежать. А еще… – Ты кому это сказал, псина?
Он надвигается словно Рагнарек – неудержимый и разрушительный. Райский. Черт, значит погоня все таки была, ого… А дура Зинка ничего не видит дальше собственного носа. Еще издевалась надо мной. Правильно ей охранник ввалил. Или она ему. Неважно.
– Слышь, ты, клоун. Не лезь, – скалится придурок охранник. Нет, это не от стресса у него слабоумие. Скорее всего врожденное. – Иди в свою песочницу.
– Что?! Ты знаешь с кем разговариваешь, псина? Уволен. Ты в этом городе будешь сортиры охранять общественны, гаденышь. Больше не возьмут никуда. Ольга, быстро в машину.
– Но…
– Я сказал, твою мать. Быстро. Я почти бегом бросаюсь к огромному агрессивному джипу, расталкивая снимающих на телефон действо, соседей по очереди.
– С мудаком в шапке с помпоном, с манией величия, – хмыкает за моей спиной самоубийца охранник.
– Носатую отпусти.
– Хрен тебе. Жирную забирай и вали, пока мои коллеги не подоспели. Жалко будет дурака бить. Ты же за корову вписался. Она ничего так, ебабельная…
Я замираю на месте. Я понимаю, что сейчас случится что-то страшное. И мне, вот уж странность приятно, что злой охотник вступился за меня. Приятно, блин, и чуть-чуть хочется мороженого и поцеловать этого несносного нахального, огненного мужчину. Очень хочется. Только после того, как он снимет с себя Сашенькину шапочку единорожью с рогом золотистым вместо помпончика и куртку мою цветастую любимую, которую я забыла на вешалке в его доме.
Райский делает всего одно движение. Резкое, почти незаметное. Амбал сгибается, падает на колени. Выпускает наконец Галку, на лице которой триумф смешанный со страданием. Охотник поправляет сбившуюся на затылок шапочку и твердым шагом идет ко мне. Молча перекидывает меня через плечо, вот уж странная традиция у него.
– Что вы себе…
– Молчи. Просто закрой рот, – рычит он, волоча меня к машине. И я понимаю, что сейчас спорить не стоит с этим несносным нахалом. И поганки эти, мои подружки, совсем не спешат меня спасать. И хорошо. Потому что мне сейчас не хочется чтобы меня кто-то спасал, кроме моего охотника.
– Шапка у вас бомба, – хмыкаю я.
– Сам тащусь.
– Не стоило вмешиваться. Мы бы сами справились.
– Я заметил. Особенно ты, зайка-побегайка. Поехали домой.
– Куда?
– Абсент пить, твою мать.
Черт с ней с шапкой. И куртка ему даже идет.
– Так вы меня узнали? Ну вы и…
Он не дает договорить, бросает на сиденье, закрывает мой рот свои. Голова кружится адски.
– Мне нельзя абсент, – шепчу я.
– Я знаю.
– Откуда? – черт, Зюнка – вонючее трепло.
– Проститутка просвятила.
Вадим Райский
Мы показали драму "Пиф-Паф": охотник и заяц, кто прав – кто неправ?
Абсент пить буду я.
– Высадите меня. Быстро, – супит нос Зайчишка-трусишка. Губы свои кривит, как от кислого.
– Теперь чего? Вообще-то я тебя спас, – ухмыляюсь я. – Теперь ты моя добыча.
– И проститутка – тоже добыча? – она ревнует что ли? Смешная. Надулась, как мышь на крупу. И куксится, будто реветь собралась. А у меня, кажется, сносит крышу. И брюки трещат по швам. И я готов прямо сейчас остановить машину у обочины и начать охоту. – Куда в меня везете?
– Сначала в аптеку, потом в отель, – боже, я идиот. Клинический. Видимо мозг начинает голодать от недостатка кислорода. Потому что вся кровь в последнее время у меня сконцентрирована не в нем. С тех самых пор, как я имел глупость, пойти на гребаную вечеринку, а потом притащить эту толстозадую проблему в свой дом. И глаза зайчихи зажигаются вот прямо сейчас нехорошим огнем, как у робото-зайца из «Ну, погоди!».
– Вы меня перепутали с кем-то, господин Райский. Я замужняя уважаемая женщина с принципами. Врач.
– Интересно, ты помнила об этом в том номере после вечеринки, когда требовала от меня показать тебе мое ружье? – хмыкаю я. Мне нравится смотреть, как Ольга краснеет щеками, а кончик носа у нее белеет, и становятся видны крошечные веснушки. Мне нравится чувствовать вкус ее губ, а еще…
– Вам нравится меня мучить? – выдыхает она, словно сдувшись. – Да, я не думала тогда ни о чем. Я хотела просто отомстить мужу. А тут вы подвернулись. Ну, и абсент еще… Да, и в аптеку мне не надо. А в номера… Водите своих лебедей слишком умных. У вас их много, поди.
– Подвернулся, значит? – рычу я, вцепившись в руль, как утопающий в спасательный круг.
– Ну, да… Вы сейчас руль сломаете. И сбавьте скорость, меня тошнит.
– От чего? От меня? Или от твоей фальшивой добродетели? Моралистка хренова?
– Да что бы ты понимал, – ого, она умеет выпускать иголки. Сейчас похожа на боевого ежа, готового к нападению. Губа
