— Пора домой, — наконец сказал Кирилл. — Тебя ждёт твой родной и любимый авторский лист.
— Половина, — машинально поправила я. — Кирилл, а можно вопрос? Только совершенно честно, без увёрток.
— Не обещаю.
Я развернулась к нему.
— А ты обещай. Мне это важно.
Кирилл снял перчатку. Провёл голой ладонью по моей щеке.
— Ежонок… Я всегда могу сказать тебе правду. Но готова ли ты будешь её услышать?
— Может быть, я просто хочу, чтобы ты сказал мне правду. Сама правда неважна.
— Ну и кто теперь из нас философ? — Кирилл вздохнул. — Спрашивай.
Настала моя очередь глубоко вздохнуть. Щёки пылали.
Но я должна была спросить. Подавлял ли он свои реакции, был ли добр со мной, потому что так нужно было, хотя сам не мог не чувствовать отвращения… или…
Или для него эти фотографии и впрямь ничего не значили? И Кирилл был идеальным мужчиной, рыцарем, которого я искала всю жизнь?
— Когда ты увидел мои фотографии, — тихо-тихо спросила я, — ты почувствовал отторжение, пусть даже небольшое? И твоё влечение ко мне уменьшилось?
Кирилл мрачно смотрел на меня.
— Вот умеешь ты задавать вопросы. Хочешь поссориться?
— Это ответ?
— Нет. Это вопрос.
— А мне нужен ответ, — с нажимом сказала я. — Я стала тебе противнее?
— Ежонок, ты пойдёшь бить тарелки, если я скажу, что стрелка со ста переместилась на девяносто девять?
Я беззвучно охнула. Он правда только что это сказал?
… Или это всего лишь ещё один комплимент, чтобы отвлечь меня от главного?
— Пойду, если ты не ответишь, — быстро сказала я. — И время вышло. Я стала для тебя менее сексуально привлекательной после того, как ты увидел мои интимные фото со Славой?
Ответ прозвучал тут же.
— Да.
— Заметно меньше? Значительно меньше?
— Да, — ровным голосом сказал Кирилл.
— Настолько, что тебя накрывает до сих пор?
Кирилл кивнул.
— И это был третий и последний вопрос. Викторина закончена. Мы возвращаемся домой.
Угу, мрачно подумала я. Вот только стоило ли туда возвращаться?
И стоило ли мне вообще спрашивать?
Глава 30
Я долго стояла в горячем душе, прижавшись к стене, и позволяя струям стекать по мне.
Мне нужно было написать вторую половину нормы на сегодня. Вот только я понятия не имела, о чём. И как? Как писать, когда знаешь, что сегодня, вот этим самом утром, по чьей-то злой воле тебя облили грязью самым подлым, интимным и недостойным способом?
Мне было плохо. Очень.
А стоило только подумать, что Марина, которая почти наверняка устроила мне травлю, прямо сейчас могла ждать ребёнка от Кирилла, и если так, они будут связаны навсегда…
Плохо. Грустно. Невозможно.
Выйдя из душа, я машинально открыла распечатанную коробочку с золотистым изысканным бельём. По ткани шли почти незаметные узоры, и я с удовольствием натянула трусики, наслаждаясь ощущением чистой новой ткани, пока не сообразила, кто это бельё для меня купил.
Дьявол. Стоя перед зеркалом, я чувствовала, будто принадлежу Кириллу. И это было унизительно, потому что я прекрасно помнила, что он меня больше не хотел. Из-за этих чёртовых фотографий. Или хотел куда меньше — неважно, важно было то, что свой эффект они произвели. Марина знала, что делала.
О Славе я думать просто перестала. Абсолютно чужой мне человек. Если он захочет потащить меня в суд из-за кредита — что ж, мне было всё равно.
Я надела вторые джинсы, которые взяла с собой к Вере. Простые синие, обтягивающие бёдра, но расходящиеся ниже колен, с низкой посадкой. Кажется, я бессознательно хотела почувствовать себя сексуальной. Бесполезно: никакой симпатии к своему телу я сейчас не ощущала вообще. Хотелось закутаться в три фуфайки и сверху надеть паранджу.
Нежный розовый свитер лежал на кровати. Кирилл сказал, что мечтал его с меня содрать…
Я уткнула нос в мягкую шерсть. Я буду надевать этот свитер и думать о нём, я знала. Даже если придётся вернуть остальные подарки, от этого я отказаться не могла.
Но сейчас я его не надену. Я положила в свитер в шкаф и набросила полосатую блузку. Застегнула пуговицы, выглянула в окно: снова шёл снег. Но теперь он казался не сказочно-новогодним, а холодным и далёким.
Я провела пальцами по стеклу. Уютный коттедж вдруг сделался тюрьмой, из которой хотелось сбежать, найти выход — в прошлое, в будущее, в Африку, куда угодно.
Но я дала слово, и нужно было идти работать.
Приглушённый голос Кирилла доносился из-за дверей кабинета. В эту комнату я заглядывала лишь раз, и даже тайком хотела устроиться в высоком чёрном кресле за антикварным дубовым столом, раскрыть там ноутбук и написать какую-нибудь особенно удачную главу с элементами детектива. Может быть, даже нуара: как-то мой нуар взял серебро на конкурсе, и большие суровые авторы и редакторы из жюри долго покровительственно трепали меня по плечу и говорили, что из меня выйдет толк.
Но мне разонравилось быть хорошей девочкой, которая тянется за комплиментами. Те же члены жюри, как я подозревала, вмиг смерили бы меня снисходительными усмешками, увидь они, на что я сменила жанр. «А, эта? В эротику ударилась, представьте себе. Ну, всё лучше книжки писать, чем винишко пить».
Хоть убей, я не могла понять, как роман о любви, конкистадорах или звездолётах мог стать хуже, если в нём появлялись эротические сцены.
Впрочем, не было смысла пытаться угодить тем, кто, как говаривал дон Вито Корлеоне, не выказывал должного уважения.
Куда важнее были те волшебные слушатели, которые всё-таки садились у моего костра.
Я улыбнулась. Снег за окном вдруг показался мягче, чище, новогоднее: я подумала о своих читателях, и мне сразу стало теплее.
Каждый сам знает, чего он стоит: всякий опытный автор чувствует, удалась ли ему сцена, ещё до того, как покажет её кому-то.
Ты пишешь и стремишься к звёздам сам — или тебе не поможет никто.
Я коснулась ладонью двери кабинета на прощание. И пошла вниз.
За ноутбуком я провела, наверное, часа четыре. Шло туго. И порой очень хотелось подстроить героине очередную подлянку. Какого чёрта у неё всё получалось, а? Ехидная реплика в лицо сопернице — и та повержена, взмах ресниц — и герой у её ног, а уж какие кренделя перед ней выписывали неприступные продавщицы из элитных бутиков, это было вообще умереть не встать.
Я завидовала.
И, может быть, именно поэтому текст шёл не очень. Я вздохнула, взглянув на счётчик знаков. Восемнадцать тысяч, и вряд ли мне удастся оживить их даже редактурой. Нет, три-четыре страницы мёртвого текста в середине романа — это не так страшно, читатель, скорее всего, поймёт и не сбежит, он же не зверь какой.
Но продолжать в таком же духе уже рискованно. А значит, текст лучше отложить.
Тем более что с кухни донёсся преаппетитнейший запах жареной картошки с грибами. Я тихо улыбнулась. Всё-таки Кирилл был неподражаем. Хотя, конечно, я была нужна ему, чтобы порадовать неведомую жену олигарха, мне всё равно было чертовски приятно. Ничего подобного в моей жизни никогда не было и никогда не будет, и я собиралась ценить каждый час и каждый день.
Тем более что их осталось всего пять. Четвёртое, пятое, шестое, седьмое. Восьмое.
А дальше… Дальше. Дальше выжить бы. И не сломаться, когда сказка разобьётся на осколки. Она уже разбилась, если совсем уж честно — раз Кирилл больше не считал меня желанной, какой был смысл притворяться? Но я… я всё ещё цеплялась за иллюзию. Он ведь будет рядом в эти дни. Я буду видеть его улыбку, касаться его пальцев, засыпать рядом с ним в одной постели. Разве этого мало? Для той, у кого не было совсем ничего?
Я скопировала файл на флешку и встала. И одновременно Кирилл вошёл в гостиную.
С серебряным подносом-столиком, на котором золотилась самая вкусная жареная картошка в моей голодной жизни. Пересыпанная ломтиками грибов и издающая чудовищно аппетитный запах.
