— Мы будем есть у камина, — выпалила я. — Да?
Кирилл, ничего не говоря, опустил поднос в двух шагах от камина, и я счастливо выдохнула. Да!
— С романом, как я понимаю, ты сдала позиции, — невозмутимо сказал он. — Я прав?
— Пишу чудовищно, боюсь перечитывать, всё пропало, шеф, всё пропало, — согласилась я. — Нет, я постараюсь завтра вытянуть, конечно. Есть рецепты?
Кирилл кивнул на поднос у камина.
— Один из них.
Я тихо уселась рядом, глядя, как Кирилл подбрасывает дров в живой огонь. Идеальный ведь вечер. Красавец мужчина, камин, вкусная еда…
— Марина не звонила? — нарушила молчание я.
— А если и да?
— Меня это не касается?
— Просто не вижу, чем это может помочь тебе и твоему роману, — резонно заметил Кирилл, протягивая мне тарелку. — Ешь, всё стынет.
Я сверкнула на него взглядом из-под ресниц.
— А если зашвырну тарелку в камин, сковородку выброшу в пропасть и вообще устрою истерику?
Кирилл с заинтересованным видом поднял бровь.
— Устроишь? И дашь посмотреть?
— Для этого, к твоему сведению, истерики и устраивают. Иначе какой смысл?
— В последний раз я устраивал истерику, когда… — Кирилл замолк. — Хм. А никогда. Много потерял, должно быть.
— Можешь попробовать прямо сейчас. — Я подхватила вилкой первый ломтик картофеля. — Я никому не скажу.
Жареная картошка оказалась божественной. А грибы…
— Подосиновики? — с набитым ртом спросила я.
— Белые. Будешь удивляться, но сам собирал.
— Ты ходишь по грибы? — уточнила я.
— Приезжал к родителям осенью, и мы решили устроить поход на два дня. Лучшие в мире выходные.
Я представила золотой осенний лес. Листья, мягко кружащиеся в безветренном воздухе, высокое ясное небо за кронами, и влажные шляпки белых грибов, полускрытые опавшими иголками и сухой листвой.
Мечта. А потом, наверное, как здорово рухнуть в сухой мох, достать термос и бутерброды…
… И долго целоваться, прижавшись к стволу берёзы.
— Много червивых собрали? — только и спросила я.
— Пффф. Нет в тебе романтики.
— Сегодня? — В моём голосе прозвучала горечь. — Ни капельки.
Я бросила на него взгляд: на лице Кирилла застыло странное выражение. Но он ничего не сказал, вернувшись к своей тарелке.
А я — к своей.
— Было очень вкусно, — наконец сказала я, вернув пустую тарелку на поднос. — Спасибо.
Кирилл чуть улыбнулся. Он доел быстрее меня и теперь сидел, глядя в огонь.
— Очень сухое «спасибо», ежонок. Может быть, стоило с тем же успехом накормить тебя чёрствыми крекерами?
— Я сама за тебя с успехом это сделаю, — спокойно сказала я. — Девятого числа.
Кирилл прищурился, глядя на меня. А потом одним взмахом поднял поднос с пустыми тарелками, и отставил его далеко в сторону.
И придвинулся ко мне.
— Рассказывай. Психотерапевта, извини, я тебе не вызову: времени нет. Так что придётся тебе использовать меня.
— О чём рассказывать? — в упор спросила я.
— О том, как ты себя чувствуешь после всего, что обрушилось на тебя на лыжной прогулке. Честно. Мне. Сейчас.
Глава 31
Я воззрилась на него.
— А если я откажусь с тобой на эту тему общаться?
— Напомню, что у тебя нет права выбора, — бодро произнёс Кирилл. — Ты решаешь, что тебе писать, я решаю, как тебе писать. Без альтернатив, извини.
Я глубоко вздохнула. Ну ладно, выдам ему стандартный набор, может, отвяжется.
Хотя от него дождёшься.
— У меня психологическая травма, — мрачно произнесла я.
— Очевидно и ожидаемо. Дальше.
— Меня никто не любит.
Кирилл хмыкнул.
— Спорно, но тоже ожидаемо. Ещё что-нибудь?
Я обхватила руки коленями, не глядя на него. В камине оранжевые искры мигали в догорающих углях, над ними уютно горело пламя, и не хотелось думать больше ни о чём.
Пальцы Кирилла потянули меня за ухо.
— В молчанку играть я тоже умею, — сообщил он. — Получше некоторых. Но сейчас ты мне ответишь. Почему у тебя не получается писать, ежонок? Что в этом мире так сбило тебя с ног?
Я дёрнула головой, но он держал крепко.
Осталось только упрямо молчать.
— Ежонок, я не отстану, а ухо у тебя не казённое. Или мне взяться за другое?
Сказать ему правду? Сказать, что мне стало совершенно неинтересно, что произойдёт в моём романе с выдуманным Кириллом, если я не нужна настоящему?
И как это мне поможет?
Глупо.
Я покосилась на Кирилла. На уютного, домашнего, совершенно настоящего Кирилла в светлых джинсах и бежевом лыжном свитере. Должно быть, он был чудовищно занят эти полдня, раз даже не выкроил времени на душ; выходные закончились, наступило третье число, а вместе с ним — и рабочие будни, звонки, письма, консультации…
А он сидит здесь со мной.
Интересно, как пахнет его кожа под свитером? Какая она на вкус, если прикоснуться губами? Лизнуть, провести пальцами по животу, скользнуть вниз, отогнуть резинку трусов, приспустить их, коснуться губами, потереться щекой…
Щёки вспыхнули мгновенно. Я резко отвернулась.
Мужские пальцы бесцеремонно дёрнули моё ухо.
— В четвёртый раз спрашивать не буду. Просто поставлю в угол на два часа.
Я с возмущённым видом обернулась. Он серьёзно?
— В угол, — подтвердил Кирилл. Он не улыбался. — В самый настоящий. По-моему, более подходящего места для наказаний ещё никто не придумал со времён Карлсона. Лечит от прокрастинации, уходов в несознанку и излишней дерзости. Вообще, я считаю, такой угол должен быть у каждого редактора. А как бы это повысило производительность вне издательств…
— Даже тут думаешь, как бы заработать, да?
— Ежонок, у меня под это заточены мозги. А вот ты, кажется, совершенно не хочешь сделать правильных выводов. Что ж…
Кирилл со зловещим видом выпустил моё ухо и потянулся ко мне. И явно не для того, чтобы потащить в юдоль разврата. Чёрт! Я не хочу стоять в углу два часа, мне писать надо, мне…
Стоит сказать ему правду. Так или иначе.
— Ты больше меня не хочешь, — выпалила я.
Кирилл остановился. Опустил руки.
— Враньё, причём наглое, — сказал он негромко. — Передёргивать тоже надо уметь, ежонок.
— Я не передёргиваю. Ты сам честно мне ответил.
Кирилл смотрел на меня, наверное, минуту. Потом раскрыл руки.
— Иди сюда.
Я опасливо посмотрела на него.
— Это ещё зачем?
— Покажу тебе много неприличных фотографий.
Да он издевается!
— Иди сюда, — произнёс Кирилл чуть тише, но с такой властностью, что я вдруг не посмела отказаться. И придвинулась к нему.
Он листал фотоальбом на телефоне. Я увидела Веру, стоящую в обнимку с Марком, семейное фото, потом незнакомых молодых людей и девушек в строгой офисной униформе, вздрогнула, когда мне показалось, что я увидела Марину…
А потом поняла, что ни одной фотографии Марины здесь не было.
— Ты стёр все её фото, — потрясённо произнесла я.
— Угу.
Кирилл ещё раз провёл пальцем по экрану. И я увидела…
Могла бы догадаться.
Солнечное утро. Одеяло, откинутое с плеч. И совершенно сонная я в розовом шёлковом топике и шортах, разметавшаяся во сне.
— Маленькое сонное существо, — негромко сказал Кирилл. — Такое же красивое, как и вчера.
— Тяп, — пробормотала я. — Именно такие звуки и должно издавать очаровательное сонное существо, верно?
— Вообще-то оно должно выдавать один авторский лист интересного текста в день. Но для начала и «тяп» вполне сойдёт.
— А ты, получается, опасный тип, распространяющий фотографии личного характера.
— Вот ещё. Сам снял, сам просмотрел, сам никому не отдам. Всё честно.
Я уткнулась носом в его руку. Почему-то мне было очень приятно. Хотя его сегодняшние слова никуда не делись.
— Ты ведь веришь в себя, ежонок, — почти нежно сказал Кирилл. — Бесконечно веришь в себя. Тогда зачем тебе грязь из реального мира, если она не липнет к тексту? Ты всегда будешь реагировать на оскорбления, критику, подколки, подлости: ты живая. Но это никогда не будет мешать писать. Только если ты позволишь. А я тебе не позволяю.
