промямлила я.
Мы молча дошли до сельского магазина – обычное одноэтажное здание с огромной вывеской «Продукты». Деревянная дверь была распахнута настежь, а на входе висел старый тюль, призванный защитить продавца и товары от мух.
Рядом на перевернутом металлическом ведре сидела старушка в платочке и продавала цветы, расставленные в пластиковые ведра.
Мы с Рори вошли внутрь и под любопытные взгляды продавщицы достали список.
– Какие барышни у нас тут, – галантно пропел дедушка, стоящий у прилавка.
На вид ему было лет шестьдесят, но взгляд выдавал в нем бывшего дамского угодника и повесу. Голубые глаза потускнели, но в глубине зрачков все еще горел задорный огонь.
– Здравствуйте, – вежливо поздоровались мы.
– Я дед Митя, – представился мужчина, – а вы откуда будете, милые?
– Мы на выходные отдохнуть приехали, живем у бабушки Липы, – объяснили мы.
Аврора отдала продавщице список, и та лениво отправилась собирать нам провизию, после каждого пункта заглядывая в листочек.
– Очаровательные барышни, – пропел дедуля. – Городские?
– Да.
– Всегда говорил, что самые красивые женщины живут в городе, да, Любка?
– Дед Митяй, иди ты! – отмахнулась продавщица.
Я спрятала улыбку, а дед Митя ушел на улицу.
Мы с Рори сложили все покупки в пакет и не спеша направились обратно, но не успели выйти на улицу, как нас перехватил деревенский мачо.
– Это вам! – галантно пропел он, выдавая каждой по букету, купленному у бабули, которая торговала у входа. – Самым красивым барышням самые красивые цветы.
– Не нужно, – попытались откреститься мы.
Дедушка Митя мягко, но настойчиво всучил нам букеты ромашек, подмигнул и утопал в противоположную сторону.
– Думаю, дед Митя разбил немало сердец у местных жительниц, – засмеялась Аврора.
– Уверена, что молодость у него была бурная, – согласилась я.
До нашего дома шли, весело переговариваясь и обсуждая дедушку Митю. У самых ворот бабушки Липы нас ждал сюрприз: Матвей сидел на лавочке в обнимку с другим букетом и явно поджидал нас.
Рядом паслась та самая коза, плотоядно поглядывающая на букет в его руках.
– Катя! – подскочил Матвей, когда заметил наше приближение.
– Я вас оставлю, – со смешком сообщила Аврора, утекая в дом.
Матвей посмотрел на букет в моих руках и нахмурил брови.
– Не, ну тебя, Катерина, ни на минуту оставить нельзя, – возмутился он, – уже кто-то букеты дарит. Катерина, ты не спрашивала, у кого каску еще при рождении снесло?
– Спрашивала, – согласилась я, – но тебе не скажу.
– Так я сам узнаю, – оптимистично решил Матвей, размахивая букетом в воздухе и нервируя этим козу, стоящую у него за спиной.
– Матвей, я свободная женщина, имею право принимать букеты от мужчин, – махнула я рукой.
– Я тебе тоже букет собрал, даже несворовал, Кать. Вот, одуванчик полевой, лекарственный, – очаровательно улыбнулся он, – а если прогуляться со мной пойдешь, я тебе расскажу, как мы с Левой у соседа самогон тырили.
– О господи, – вздохнула я и напряглась.
Та самая индифферентная коза медленно двигалась в сторону Матвея, а когда он опустил руку с букетом, решила, что это приглашение, и принялась с аппетитом объедать цветочные головки прямо из его рук.
– Ты обалдела? – возмутился Матвей, когда понял, что его грабят. – Не для тебя собирал!
Он попытался вырвать букет, но коза драчливо выставила рога вперед.
– Вот зараза! – выдохнул он, решив не начинать бой еще и с козой. – Катя, я тебе новый соберу.
Он отпустил остатки букета, те упали на землю, и парнокопытное с удовольствием занялось неожиданным подарком, снова забыв о нас.
Я не удержала улыбки, а Матвей остановился и с умилением наблюдал за мной.
– Ты мне желание должна, помнишь? – мягко напомнил он. – Сама согласилась, Кать.
– Какое? – напряглась я. – Имей в виду, тырить с тобой самогон я не буду.
– Катюха, ты от такого веселья отказываешься, – из его уст вырвался веселый смешок. – А желание простое, Кать. Ты мои ухаживания принимай просто, не гони. Я от всей души же. Нравишься ты мне потому что.
– И ты скажешь мне, почему обманул? – сузила я глаза.
Матвей посерьезнел, опустил голову и совершенно другим тоном спросил:
– Обещаешь сразу не злиться, а дослушать?
– Давай, – согласилась я.
– Я тебя как-то в кофейне увидел, ты в белом сарафане была, на каблуках, такая… В общем, завелся я. Не думал я о серьезных отношениях тогда, решил, что быстро тебя завоюю и… Можешь мне по роже букетом ударить, знаю, что по-мудацки поступил. А когда тебя ближе узнавать начал, понял, что поплыл. И когда на дороге в компании этого помогатора увидел, меня вынесло от ревности, но было уже поздно переигрывать. Я хотел признаться, но на работу вызвали, поэтому пропал, а не так, как ты подумала. Решил, что дела доделаю и появлюсь как человек, расскажу всю правду и извиняться буду сколько нужно. А ты все уже узнала и надумала себе…
– А внешний вид твой? Это тоже часть веселья?
– Не только. Хотел, чтобы ты на меня внимание обратила, вот и заявился в подкрадулях и костюме. Да и растормошить тебя немного хотел, ты, Кать, всегда серьезная такая, задумчивая, вечно в работе. А я легкости добавить хотел, веселья. Чтобы ты вспомнила, что в жизни есть не только дом и работа.
Я обессиленно упала на лавку, а Матвей сел на корточки рядом со мной, осторожно положил ладони на мои колени и преданно заглянул в глаза:
– Я, Кать, дурак, знаю. Но рядом с тобой мозг плавится и работать отказывается. Первый раз в жизни я боюсь снова накосячить. Дай мне шанс все исправить, а?
– Хорошо, – собралась я с силами, – но больше никакого вранья.
– Обещаю, – выдохнул Матвей.
Его глаза почернели, когда Скиртач перехватил мою ладонь своей, развернул и поцеловал внутреннюю сторону, ни на секунду не отводя взгляд. По моей коже снова побежали мурашки, а в горле пересохло.
– Я пойду проверю, как там Федя, – хрипло пробормотала я, отнимая руку.
Матвей
Челюсти сжались сами собой, когда я смотрел вслед удаляющейся Катерине. Хотелось как следует побиться головой о столб, чтоб наверняка.
По мышцам словно ток пустили, в штанах кое-кто, как самый умный, встал по стойке «смирно». Он уже которую ночь подряд бодрствовал, стоило только мозгу вообразить силуэт Катерины Романовны.
Заводила она так, что я на месте ровно стоять не мог, все время нужно было двигаться и что-то делать, иначе труба.
Еще совесть эта… Проснулась в самый неподходящий момент. Подставиться и сказать ей всю правду как есть было сродни выстрелу самому себе в правую ногу. А не сказать – в левую.
Немного поговорив со
